Марго - Альфред Мюссе

Ему пришло в голову, что, быть может, она зашла на мельницу, находившуюся неподалеку, но все‑таки он пошел вдоль реки, охваченный каким‑то зловещим предчувствием. Эра за последние дни сильно вздулась от обильных дождей, и Пьеро, у которого было тяжело на душе, ее волны показались сегодня особенно страшными. Вскоре ему почудилось, что в прибрежных тростниках движется что‑то белое. Он подошел ближе, лег ничком на песок и притянул к себе труп. Это был труп Марго. Несчастная девушка не подавала уже признаков жизни; она лежала неподвижная, холодная, как мрамор, с открытыми, остановившимися глазами.

Увидев это, Пьеро начал так кричать, что все, кто был на мельнице, сейчас же выбежали оттуда. Горе его было так ужасно, что в первую минуту он тоже хотел броситься в воду, желая умереть подле единственного в мире существа, которое любил. Но потом он припомнил, что ему говорили, будто утопленников еще можно вернуть к жизни, если вовремя оказать им помощь. Правда, крестьяне утверждали, что Марго совсем мертва, но он не хотел этому верить и не позволил им унести тело на мельницу. Он вскинул его себе на плечи и, шагая так быстро, как только мог, принес его в свою лачугу. Небу было угодно, чтобы дорогой он повстречал деревенского доктора, ехавшего верхом на лошади навещать своих пациентов. Пьеро остановил его и заставил зайти в свое жилище, чтобы он осмотрел Марго и сказал, есть ли еще какая‑нибудь надежда.

Врач был того же мнения, что и крестьяне. Едва взглянув на труп, он сказал:

— Она совершенно мертва, остается похоронить ее, и только. По состоянию тела видно, что она пробыла под водой больше четверти часа.

С этими словами доктор вышел из лачуги и, собираясь уже сесть на лошадь, добавил, что нужно пойти к мэру и сделать заявление, полагающееся по закону.

Помимо того, что Пьеро горячо любил Марго, он еще был страшно настойчив. Он отлично знал, что она не пробыла в реке четверти часа, потому что сам видел, как она бросилась в воду. Он выбежал вслед за доктором, именем бога умоляя его не уезжать, не уверившись вполне, что помощь действительно бесполезна.

— Да какую же помощь я ей окажу? — сердито вскричал доктор. — Ведь у меня нет с собой ни одного из необходимых инструментов.

— Я тотчас сбегаю за ними, сударь, — ответил Пьеро. — Скажите мне только, что вам нужно, и ждите меня здесь, я мигом буду обратно.

Доктор, спешивший по своим делам, закусил губу, проклиная себя за то, что сделал глупость и проговорился насчет инструментов. Он, правда, был вполне уверен, что Марго умерла, но понимал, что отказаться от всякой попытки значило бы повредить своей репутации среди местных жителей.

— Ну так ступай, да поживее, — сказал он Пьеро. — Ты возьмешь жестяной ящичек, который тебе даст моя экономка, и вернешься сюда. А я пока что заверну тело в одеяло и попробую его растирать. Попытайся также достать золы, надо будет нагреть ее… Впрочем, все это не поможет, и я только даром потеряю время, — сказал он, пожимая плечами. И добавил, топнув ногой: —Ну? Ты слышал, что я сказал?

— Слышал, сударь, — ответил Пьеро, — а чтобы мнё обернуться поскорей, я возьму, если позволите, вашу лошадь.

И, не дожидаясь позволения доктора, Пьеро вскочил на лошадь и умчался. Четверть часа спустя он прискакал галопом с двумя полными мешками золы, висевшими по обе стороны седла.

— Как видите, сударь, я не терял времени, — сказал он, показывая на взмыленную лошадь. — Ни с кем и слова не сказал. Вашей экономки не было дома, и я все устроил сам.

«Черт бы тебя побрал! — подумал доктор. — Отделать так мою лошадь! Ведь день‑то еще впереди».

Что‑то ворча про себя, он начал с помощью пузыря вдувать воздух в рот бедной Марго, а Пьеро, между тем, растирал ей руки. Когда огонь в очаге разгорелся и зола нагрелась, они насыпали ее на кровать таким образом, что покрыли ею все тело. Затем доктор попытался влить в рот Марго несколько капель спирта, после чего покачал головой и вынул часы.

— Мне очень жаль, — сказал он решительным тоном, — но из‑за мертвых не должны страдать больные. Меня ждут далеко отсюда, и я уезжаю.

— Если господин доктор останется еще на полчаса, — сказал Пьеро, — я дам ему экю.

— Нет, малыш, это невозможно, и мне не нужны твои деньги.

— Вот он, мой экю, — сказал Пьеро, словно не расслышав, и сунул монету в руку доктора.

Это было все состояние бедняги — он вынул из‑под тюфяка все свои сбережения, и, разумеется, доктор взял их.

— Ну так и быть, еще полчаса, — сказал он, — но уж после этого я непременно уеду. Ты ведь и сам видишь, что все бесполезно.

Прошло полчаса. Марго, по — прежнему неподвижная, окоченевшая, не подавала ни малейших признаков жизни. Доктор пощупал у нее пульс, потом, решив положить конец, взял палку, шляпу и направился к лошади. Пьеро, не имея больше денег и видя, что просьбы не помогут, вышел вслед за доктором из своего домишки и встал перед его лошадью с тем же невоэмути — мым видом, какой был у него в Онвиле, когда он загородил дорогу Гастону.

— Что это значит? — спросил доктор. — Уж не хочешь ли ты заставить меня ночевать здесь?

— Никак нет, сударь, — ответил Пьеро, — но вам придется остаться еще на полчаса, а за это время ваша лошадка успеет отдохнуть.

Пьеро держал в руке жердь и смотрел на доктора таким странным взглядом, что тот в третий раз вернулся в лачугу. Но теперь он уже не стеснялся.

— Черт бы побрал этого упрямца! — вскричал он. — Из‑за его шести франков я потеряю целый луидор!

— Что ж делать, сударь, — возразил Пьеро, — ведь говорят, что приходят в себя и через шесть часов.

— Ничуть не бывало! Откуда ты это взял? Не хватает только, чтобы я провел в твоей конуре шесть часов!

— И вы проведете их здесь, — ответил Пьеро, — или оставите мне ваш ящик, пузырь, трубку и все прочее. Ежели вы поработаете при мне еще часа два, может быть я, с вашего позволения, и сам научусь обращаться с ними.

Как ни выходил из себя доктор, все было напрасно — волей- неволей ему пришлось уступить и остаться еще на два часа. Лишь после этого Пьеро, который и сам начал терять надежду, отпустил своего пленника. Теперь он остался один у изголовья постели, неподвижный, убитый горем. Весь остаток дня он просидел, не шезелясь, не отрывая глаз от Марго. Когда стемнело, он встал и подумал, что, пожалуй, пора сходить к старику Пьеделе и сообщить ему о смерти его дочери. Он вышел из лачуги и стал закрывать дверь, но в это мгновение ему почудилось, что чей‑то слабый голос окликнул его. Он весь задрожал и бросился назад к постели, но Марго не шевелилась, и он решил, что ошибся. Однако этого мига надежды было довольно, чтобы не дать ему уйти. «Успею и завтра», — подумал он и опять сел у изголовья.

Внимательно вглядываясь в Марго, он вдруг как будто заметил в ее лице какую‑то перемену. Когда он собирался уходить, она, помнилось ему, лежала со стиснутыми зубами, а теперь ее губы были полураскрыты. Он тотчас же вооружился инструментом лекаря и, подражая ему, стал пытаться дуть в рот Марго, но у него ничего не получалось: трубка не совсем подходила к пузырю. Пьеро дул изо всех сил, но воздух уходил в сторону. Он влил в рот больной несколько капель нашатырного спирта, но жидкость не проникла к ней в горло. Он снова прибегнул к помощи трубки, — ничего не выходило.

— Что за дурацкие инструменты! — воскликнул он наконец, совсем задохнувшись. — Никуда они не годятся!

Он отбросил трубку, нагнулся над Марго, прижал свои губы к ее губам и, напрягая все силы, дыша во всю ширь своих могучих легких, добился того, что целительный воздух проник в грудь молодой девушки. В ту же секунду зола зашевелилась, две слабые руки приподнялись и упали на шею Пьеро. Марго испустила глубокий вздох и вскрикнула:

— Мне холодно, холодно!

— Нет, тебе не холодно, — ответил Пьеро. Ты лежишь в отличной горячей золе.

— И верно. Но зачем меня положили сюда.

— А ни за чем, Марго. Чтобы тебе было хорошо. Ну, как гы себя чувствуешь сейчас?

— Неплохо. Только я очень — очень устала. Помоги мне немного привстать.

Старик Пьеделе и г — жа Дорадур, извещенные доктором, вошли в комнату в ту минуту, когда утопленница, почти совсем раздетая, пила с ложечки вишневую настойку, поддерживаемая сильными руками Пьеро.

— Что же вы мне такое наговорили?! вскричал старик Пьеделе. — Это, знаете ли, не дело — прийти и объявить людям, что их дочка умерла! Не советую повторять эту шутку, черт побери! В другой раз она не так‑то легко сойдет вам с рук!

И он бросился обнимать дочь.

— Осторожнее, батюшка, — сказала Марго, улыбаясь, не прижимайте меня так крепко — ведь я только недавно еще была мертвая.

Нет надобности описывать удивление и радость г — жи Дорадур и всех родных Марго, которые один за другим входили в хижину. Гастон и мадемуазель де Версель тоже пришли, и г — жа Дорадур, отведя в сторону старика отца, осторожно объяснила ему, что произошло. Догадки, возникшие слишком поздно, всем открыли глаза. Когда старик узнал, что причиной отчаянья его дочери была любовь и что пребывание у крестной матери едва не стоило ей жизни, он несколько минут ходил взад и вперед по комнате.