Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди - Олег Агранянц

После непродолжительных переговоров его отпустили.

А через два дня ко мне в кабинет ввалился грузный тип и радостно закричал:

— Мы нашли! Мы нашли!

— Что нашли! — вежливо поинтересовался я.

— Мы нашли то место, где иностранец выломал забор и проник на территорию завода.

Он вынул из кармана документ и представился:

— Я начальник охраны завода.

И я все понял. Ему нужно доказать, что на проходной у него порядок, а мой венесуэлец — почти диверсант.

Это не входило в мои планы. Я знал, что в этом случае венесуэлец донесет своему генсеку, а Хесус Фария — человек эмоциональный, он все изложит если не Суслову, то уж точно Пономареву. Чего-чего, а неприятности с секретарем ЦК партии мне не нужны. И я спокойно ответил:

— К сожалению, я некомпетентен разбираться в этом вопросе.

— А кто?

— Я вам дам адрес.

Я написал на бумажке адрес и протянул начальнику охраны.

— Что это? — спросил он.

— Приемная КГБ, — спокойно ответил я.

А относительно «пройти через проходную»…

Начальников безопасности обычно не любят. Мне рассказывали, как ребята из одного «почтового ящика» ночью умудрились вынести пушку, стоявшую на центральной заводской площади, за территорию завода и поставить перед самым входом. Приезжали комиссии, но так и не узнали, кто и как это сделал.

И еще.

У меня долго хранилась статья из «Московской правды», где рассказывалось, как рабочие мясокомбината выносили свиней, надевая на них тулупы и шапки. В таком виде они вместе со свиньей проходили через проходную.

64. Методы борьбы с империализмом

В кабинет вбежала переводчица Инна Седько:

— Теперь иди ты.

— Опять?

— Опять.

И я привычно направился в аудиторию № 12.

Знакомая картина: три венесуэльца в окружении трех-четырех слушателей из других стран, закрыв глаза и раскачиваясь в такт, кричат:

— Ре! Ре! Революция! Че! Че! Че Гевара! Хо! Хо! Хо Ши Мин!

Венесуэльцы эти были легендарные, они бежали из тюрьмы, прокопав подкоп из камеры в подвал лавочки на площади возле тюрьмы.

А дальше все как обычно. Немного подождав, я спрашивал:

— Что вы ели сегодня на обед?

Они замолкали, потом начали сбивчиво рассказывать.

Тогда я спрашивал:

— А что ели сегодня на обед боливийские крестьяне из деревни Толедо?

Они снова замолкали, а я продолжал:

— В то время, когда крестьяне угнетенных стран голодают, вы, сытно пообедав, забыли про международную солидарность.

После чего, не дав им опомниться, я переходил на лозунги и призывы к совместным действиям против империализма. Заканчивалось это тем, что мы начинали вместе петь «Интернационал». Потом они мирно расходились.

Переводчицы подслушивали в соседней комнате и, как только слышали «Интернационал», успокаивались:

— Пронесло.

Я несколько раз спрашивал у генсека венесуэльской компартии Хесуса Фарии, зачем он присылает таких нервных, на что веселый и быстрый на ответ Фария отвечал:

— А что с ними буду делать я?

Однажды из Аргентины приехали три юных дивы, которые между собой говорили на идише. Они начали приставать к парню из ФРГ, добродушному веселому увальню, обвиняя его в преступлениях гестапо. Кончилось это тем, что он женился на одной из них, и она уехала с ним в Мюнхен.

65. Что случилось с патриархом Евтимием

Однажды кружным путем мне пришла телеграмма такого содержания: «Срочно. Что случилось с патриархом Евтимием?». И все. Кто скрывался под кличкой «патриарх», я не знал. Позвонил в Высшую партийную школу — не знают. Поехал в школу КГБ — тоже ничего. Звонил в Лумумбу, связался с руководством курсов «Выстрел», с профшколой. Я обратился во все организации, где могли учиться нелегалы. Но патриарха Евтимия никто не знал.

И все-таки отгадка нашлась. Мне позвонили ребята из КГБ:

— Может, тебе это поможет, но в Софии есть гостиница, которая называется «Патриарх Евтимий».

Теперь все выяснить было делом техники. За три месяца до этого мы направили в Болгарию одного нелегала. К нему должен был приехать другой нелегал, но задерживался. И телеграмма означала: «Срочно. Что случилось? Жду в гостинице «Патриарх Евтимий».

66. Черный Орфей

Летом я замещал декана, занимающего африканцами.

Однажды мне позвонил А. Нето, председатель Народного движения за освобождение Анголы, будущий первый президент Анголы, и попросил по окончании школы определить одного студента куда-нибудь, где учат петь. Естественно, я пообещал, но при первой же проверке стало ясно, что слуха у парня нет совершенно.

Через неделю мне позвонили из ЦК партии:

— Почему не выполнили просьбу товарища Нето?

— У парня абсолютно нет слуха.

— А нам все равно. Делайте что хотите, но или определите учиться пению, или достаньте справку, что он неспособен к музыке.

С ЦК не поспоришь. Вся надежда была на переводчицу Машу Сеженскую, дядя которой, Ю. В. Муромцев, был тогда ректором института имени Гнесиных.

— Делай что хочешь, но принеси мне справку, что он не может быть принят по профессиональным данным.

Она позвонила дяде и через неделю отправилась на прослушивание.

— Я им говорила, что это черный Орфей, но когда он запел… А люди там ответственные. Председатель комиссии — Н. Д. Шпиллер. Он закончил, я его за руку — и на выход. А они мне: «Полагается два сольных номера». Дальше было еще хуже. Он отпел, мы вышли, но тут я вспомнила, что ты велел принести справку. Снова вошла. «Что вам еще надо?» — недовольные такие. «Мне нужна справка». — «Какая еще справка?» — «О результатах прослушивания». — «А вы сами не поняли? — «Мне нужна справка». — «Получите в дирекции». Получила. Там написано: «Не прошел по конкурсу».

А на следующий день ей позвонил дядя:

— Ты меня опозорила. Я им тоже говорил: черный Орфей, черный Орфей…

Я выдал Орфею справку и позвонил в ЦК.

Через неделю его забрали обучать живописи.

67. Высшая кавалерийская школа

Директор нашей Высшей комсомольской школы Николай Николаевич Мурашов готовился выступать на районном партактиве. Он хотел поставить вопрос о ремонте дорог. В школе часто бывают иностранцы, причем на самом высоком уровне, а дороги отвратительные.

Вернулся он мрачнее тучи. Оказалось, что ведущий заседание вместо «директор Центральной комсомольской школы» по ошибке представил его как «директора Центральной кавалерийской школы». Мурашов его поправил, и в зале начались смешки. Когда он стал говорить о дорогах, кто-то из зала спросил: «А лошади асфальт не разобьют?», что вызвало гомерический хохот. Выступление было скомкано.

68. Бухгалтер пляшет вокруг костра

Бухгалтер Виктор Иванович ходил вокруг костра и причитал:

— Посадят. Нас непременно посадят!

Этому столь зрелищному событию предшествовала ревизия имущества, выдаваемого слушателям нашей школы.

Обнаружилась нехватка 45 зимних пальто. Слушатели из Африки умудрялись их продавать, никакого уголовного дела на мужественных борцов с колониализмом заводить было нельзя. Кроме того, наша школа была зоной, свободной от милиции. После обнаружения каждой пропажи наш эконом Леня Кривовяз должен был списывать пропажу по одной единице. Но Леня был вольным художником, иногда мог исчезнуть на несколько дней, жизнь вел, как бы теперь сказали, гламурную и пропавшие пальто не списывал.

Лето, большинство слушателей разъехались, и Леня не объявлялся на работе десять дней.

По настоянию бухгалтера за ним дважды посылали шофера, и дважды его не было дома. Наконец он появился веселый и беззаботный.

— Что будем делать? — вопрошал бухгалтер.

— Ничего страшного. Все улажу. Сейчас пойду пообедаю, потом улажу.

Через час Леня появился в сопровождении двух механиков из гаража, и они принялись стаскивать на лужайку перед учебным корпусом оставшиеся на складе пальто, штук 100–150.

Виктор Иванович с опаской следил за происходящим. Затем Леня приказал облить все пальто бензином и, к ужасу бухгалтера, поджег.

— Посадят. Нас всех посадят, — причитал бухгалтер.

— Ничего не посадят, — спокойно парировал Леня и показал бумажку из медчасти, где указывалось, что у одного слушателя, прибывшего из Африки, обнаружены симптомы… оспы.

Через час был составлен протокол комиссии, присутствовавшей при сжигании одежды, которая может стать источником распространения эпидемии. Членом комиссии значился бухгалтер. В число сожженных пальто были включены и недостающие 45.

— Посадят, — вздыхал Виктор Иванович. Но протокол комиссии подписал.

Все обошлось. Дело было закрыто.

69. Брежнев вылетает спецрейсом. Встречайте

Очень часто нелегалы возвращались домой через Прагу. Представитель ЦК ВЛКСМ в Праге Саша Лебедев (там он занимал пост в Международном союзе студентов) встречал их и направлял дальше. Чтобы послать ему телеграмму о вылете, надо было ехать в Особый отдел ЦК партии, терять полдня. И мы с ним договорились, что каждой стране будет соответствовать футбольная или хоккейная команда, и обменялись списками слушателей. Скажем, вылетает Родригес из Чили, я смотрю: Чили — это «Спартак», Родригес у меня пятый по списку, а в «Спартаке» пятым значится Старшинов, и по открытой почте я посылаю телеграмму: «Такого-то числа таким-то рейсом вылетает Старшинов».