Соперница королевы - Элизабет Фримантл

испанцы? – вполголоса спросила она у Марты. – Почему королева хочет им насолить?

– Понятия не имею. Есть вещи гораздо важнее. – Та толкнула Пенелопу в бок и шепотом прибавила: – Он на тебя смотрит.

– Кто?

– А ты как думаешь? Сидни!

Пенелопа с деланым безразличием пожала плечами, опасаясь, как бы Марта не раскусила ее притворство. Впрочем, о Сидни вздыхают все фрейлины, почему она должна стать исключением? От мысли о том, что он на нее смотрит, у девушки закружилась голова. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не взглянуть на него в ответ.

Май 1581,

Уайтхолл

Стоял первый по-настоящему теплый день в году. Придворные неспешно покидали ристалище; за ними следовали все остальные. Елизавета шествовала рука об руку с герцогом Анжуйским – они смотрелись словно мать с сыном – в окружении французской свиты. Пенелопа несла вещи королевы – веер, шкатулку для притираний, флягу и хорька на золотой цепочке, подарок герцога. Зверек извивался и пытался спрятаться в рукаве. Отчаянно стараясь удержать равновесие, Пенелопа обернулась и метнула гневный взгляд на Пег, в который раз наступившую ей на пятку. Рядом семенила Марта; девушка оживленно щебетала, переполненная впечатлениями от турнира.

– Как хорош был Арундел в красно-золотом – глаз не оторвать! Ты согласна, Пенелопа? А Сидни… – Она не договорила, не в силах подобрать подходящие слова.

– Все были бесподобны, – ответила Пенелопа, однако думала лишь о Филипе Сидни, хотя нипочем бы в этом не призналась. Едва появившись на арене верхом на серебристо-сером жеребце, он совершенно затмил остальных участников турнира. Его доспехи сверкали на солнце, страусовые перья развевались на ветру, позади ехала свита, будто войско. Конь, чем-то напуганный, поднялся на дыбы, прижал уши и заржал; толпа ахнула. Однако Сидни даже не шелохнулся в седле и с легкостью успокоил животное.

Пенелопа не верила своему счастью, что отец выбрал для нее именно этого мужчину. Увы, после пира на «Золотой лани» Сидни едва взглянул на нее. Она продолжала наслаждаться маскарадами, пирами, охотой, устроенными специально для французских гостей, но в душе начало копиться разочарование, точно пыль в углу. Ей было бы довольно лишь одной улыбки, однако она чувствовала себя невидимкой, будто Сидни не останавливался, чтобы осторожно отцепить от гвоздя подол ее платья, и не смотрел на Пенелопу, словно видел насквозь.

– Похоже, кое-кто хочет привлечь твое внимание, – сказала Марта, указывая на пажа, пробирающегося к ним сквозь толпу. – Кажется, это человек твоего отчима.

– Судя по ливрее, так и есть.

– Лорд Лестер велит вам явиться в его покои, миледи, – проговорил паж, обращаясь к Пенелопе.

– Мне нужно куда-то деть этого зверя, – девушка указала на хорька, который тыкался ей в шею, щекоча усами. – Ты не мог бы отнести его на конюшню и попросить посадить в клетку? – Она одарила паренька улыбкой, от которой молодые люди обычно бросались выполнять все ее пожелания.

– Миледи, я был бы счастлив оказать вам услугу, – ответил тот, – но мне приказано передать письмо королеве.

– Тогда верни ей, пожалуйста, ее вещи. – Пенелопа вручила ему веер, флягу и шкатулку, радуясь возможности освободиться. Паж попытался погладить хорька по спинке, однако тот вывернулся и вонзил пару желтых клыков ему в палец. Парень с криком отдернул руку.

– Дрянная тварь! Неподходящий подарок для ее величества!

Пенелопа, борясь с весельем, взглянула на Марту: та еле сдерживала смех.

– Чего желает от меня лорд Лестер?

– Не знаю, миледи. – Юноша восторженно смотрел на Пенелопу, словно узрел Венеру, выходящую из моря.

– Думаешь, я поверю? У пажей всегда ушки на макушке; ты наверняка что-то слышал. – Пенелопа зажала извивающегося хорька под мышкой, вынула из рукава платок и принялась перевязывать юноше палец.

– Полагаю, дело касается вашего брака, миледи, – шепотом произнес тот. – Но я не вполне уверен. Мне нужно…

Ее сердце замерло.

– Да-да, ты должен передать письмо королеве.

– А это? – Паж указал на перевязанный палец.

– Платок? Он твой. Ну, ступай. – Парень весь лучился от восторга, словно она пожаловала ему высокую награду.

От мысли о грядущей свадьбе Пенелопа вся затрепетала, однако восторг быстро померк при мысли о брачных узах, даже со столь блестящим супругом, как Сидни: выйти замуж означает удалиться от двора, вести хозяйство, рожать детей… погрязнуть в семейном быте, еще не начав жить. Ей представились скучные будни графини: изо дня в день делать одно и то же – молиться, надзирать за прислугой, шить рубашки для бедняков, вести богословские беседы, просить прощения за малейшую оплошность, в то время как граф волен делать все, что его душе угодно. Какая тоска! Словно тебя похоронили заживо. Пенелопе хотелось наслаждаться придворными развлечениями, флиртовать с молодыми людьми, сражающимися за право пригласить ее на танец, участвовать в костюмированных представлениях, играть в карты, фантазировать и мечтать; гораздо интереснее принимать ухаживания, чем быть примерной женой. Графиня вдалбливала ей в голову, что подобное веселое времяпрепровождение – греховная суета, ведущая прямиком в ад, однако Пенелопа считала, что у нее еще будет время искупить свою вину. Молодость и красота недолговечны, словно жизнь бабочки-однодневки. Жаль растрачивать драгоценные мгновения впустую.

– Как скоро, – проговорила Марта, словно угадав ее мысли. – Ты совсем недавно присоединилась к нам, а уже выходишь замуж.

– Ну, свадьба за один день не устраивается, – отозвалась Пенелопа, хотя понятия не имела, как это происходит на самом деле.

– Ты уже знаешь, кого тебе выбрали в мужья?

– Нет. – Пенелопа не хотела признаваться, что речь идет о Сидни, даже простодушной Марте. Скоро и так все узнают. Хорек снова начал извиваться. Девушка крепко взяла его за ошейник, стараясь держаться подальше от острых зубов. Внезапно ей пришло в голову: словно этот зверек, она не властна над своей судьбой и вынуждена полагаться на чужую волю.

Толпа понемногу разошлась. Пенелопа направилась на конюшню. Заметив Сесила, она остановилась посмотреть, как тот, сгорбленный и неуклюжий, словно жук, поднимается по лестнице, ведущей в Большой зал. Один из молодых людей принялся передразнивать его хромую походку. Остальные рассмеялись. Сесил продолжил идти вперед, не сводя глаз со ступеней. Юношу окружили, кто-то вырвал у него из рук книгу и швырнул товарищу. Молодые люди перебрасывались книгой, словно мячом, но Сесил никак не реагировал; постепенно жестокая игра им наскучила, и они оставили свою жертву в покое. Пенелопа предположила, что он привык к подобному обращению и приучился не отвечать на насмешки; вероятно, ее брат обращался с ним точно так же, когда они в детстве жили вместе.

Подойдя к двери, Сесил поднял книгу, обернулся и встретился взглядом с Пенелопой; на его лице