У нас с Галкой каникулы - Татьяна Печерникова

Но для Путьки мама и вправду придумала очень про­стую и очень нужную вещь, Она выломала дно у большого ящика, поставила его на лужайку и положила в него Путьку.

— Видите, сколько здесь листьев одуванчика,— сказала нам мама,— вон какие крупные да сочные, это же самая любимая Путькина еда. Схрумкает она все — мы возьмем да передвинем ящик на другое место. И как это мне рань­ше не приходило в голову!

Теперь только так считалось, что баба Ната в отпуске, потому что какой же это отпуск, раз она вместе с дедом Володей уезжала на работу и вместе возвращалась. Но се­годня баба Ната приехала раньше его.

— Я бы еще раньше приехала,— сказала она,— но вот в «Детский мир» забежала за игрушками.

Она привезла нам надувного зеленого крокодила, самосвал и целую сет­ку разных формочек для игры в песок. Мама говорила про бабу Нату, что она у нас большой мастер покупать совер­шенно ненужные вещи. Крокодил нам с Галкой тоже был не очень нужен, и пирогов из песка мы не делали с са­мого детского сада.

Мы сразу же повели бабу Нату показывать новый Путькин дом.

— Это же замечательно,— сказала баба Ната маме,— ты у нас просто молодец!

Потом приехал дед Володя, Его мы тоже повели пока­зывать Путькин дом. Но... Путьки в ящике не было...

— Ма-ма! — завопила Галка не своим голосом. Прибежали испуганные баба Ната и мама. Дед сказал, что ящик был поставлен неровно и под ним образовался приличной величины лаз, через который могла бы про­лезть даже та толстая зеленая ежиха.

— Шутки в сторону! — сказала мама.— Два часа назад эта пройдоха была на месте. Но за два часа... Сделаем так. Разделим наш участок на пять квадратов. Каждый будет прочесывать свой квадрат.

Участок наш небольшой, но прочесывать его было труд­но, потому что лучше всего у нас росла крапива. Уже стало совсем темно, а мы все еще искали Путьку. Но ее нигде не было. Не нашли мы ее и на следующий день, и еще, и еще на следующий.

Уже два раза приходили к нам Колятка с Федей звать нас к себе в гости. Мама очень уговаривала нас пойти с ними, но мы сказали, что, пока не найдется Путька, мы ни­куда не пойдем. Даже Зойка с Сибиркой прибегали узнать, почему мы не приходим на речку. А мы с Галкой все иска­ли и искали нашу черепаху, все время думали о ней, раз­говаривали. Мало ли что с ней могло случиться, вдруг по­падется она в руки каким-нибудь плохим мальчишкам. Да если даже и хорошие люди ее найдут, все равно они же не знают, что она ест, а чего не ест. Мы-то все ее привыч­ки знаем. И как вернемся мы без нее в Харьков, в нашем дворе все ребята ее любят. Даже зимой они приходили к нам домой посмотреть на нее на спящую.

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ И АЛЕША

Мы с Галкой так горевали о Путьке, такие все время были скучные, что однажды утром баба Ната даже не по­ехала на работу, наверно, ей очень стало нас жалко.

— В конце концов, у меня же отпуск,— сказала она и спросила нас хитрым голосом:— Угадайте, что мы сегодня будем делать?

— Пойдем куда глаза глядят,— скучно так ответила Галка. А я вообще ничего не ответила.

— Никуда мы не пойдем,— сказала баба Ната.— Мы будем с вами стряпать пироги, что-то давно в нашем доме не пахло пирогами. А будут они с зеленым луком и яй­цами. Кто у нас их любит?

— Сама знаешь кто,— уже немножко веселее ответила Галка,— твой Володюшка.

Когда мы дурачились, мы говорили бабе Нате про деда Володю: «Твой Володюшка», а деду про бабу Нату: «Твоя Наташенька».

Наша баба Ната не умела покупать нужные вещи, зато она хорошо пекла пироги. Не только шофер дядя Слава, который привез нас на дачу,— все хвалили ее пироги.

Мама вырезала из немецких журналов какие-то расска­зы, которые она зимой будет со своими студентами пере­водить на русский язык. Мы с Галкой рвали на огороде зе­леный лук, мелко-мелко крошили крутые яички и еще смотрели, как баба Ната «выхаживает» тесто. Поднимется оно в кастрюле до самого верха, а она его — раз, раз — и утолкает, опять поднимется — опять утолкает. Тесту это, наверное, не нравилось, оно вздыхало, пищало, на нем да­же вскакивали пузыри.

Потом было самое интересное. Баба Ната дала нам по куску теста, понемножку начинки, и мы с Галкой стали лепить свои пирожки. Мы возились с ними долго, потому что это очень трудно так упрятать начинку в тесто, чтобы на пирожке не осталось ни одной щелки. Мама сказала нам, что прежде чем сажать наши пирожки в духовку, их надо вымыть с мылом.

Перепекли мы все пироги, укрыли их потеплее, чтоб они не остыли, и пошли с бабой Натой встречать деда.

Идем и вдруг видим: бежит Эдик, в майке-безрукавке, в выцветших тренировочных штанах, босиком. Всегда такой выстиранный, выглаженный, а тут обыкновенный мальчиш­ка. Он так мчался, что чуть не налетел на нас. Конечно, если бы с нами не было бабы Наты, он бы нам ничего не сказал, а тут начал извиняться. И вдруг уставился своими черными глазищами на бабу Нату, а она на него.

— Ой, здравствуйте! — сказал Эдик.

— Алеша! — сказала баба Ната.

Вот это да! Мы с Галкой то смотрели друг на друга, то на них. «А ты говорила, что он Эдик»,— шепнула мне Галка.

Баба Ната протянула Алеше руку, она очень обрадовалась ему, я даже подумала, что он раньше был слепым, а она его вылечила. У бабы Наты многие больные прозревали, она нам даже письма от них читала.

— Ну и вытянулся ты,— сказала баба Ната,— но я все равно тебя сразу узнала.

— И я вас,— сказал Алеша.

— Вырос, очень вырос,— баба Ната удивленно покачала головой.— И похудел. Так вы опять здесь живете?

— Опять,— ответил Алеша. На нас он ни разу не по­смотрел, будто нас здесь и не было.

Потом баба Ната спросила его про какого-то Дмитрия Ивановича.

— Он тоже здесь! — радостно так воскликнул Алеша.

— Ну, что ты говоришь! А я недели две назад хотела его проведать, но мне сказали, что в их доме еще и окна заколочены. Я все жалела, что не записала ни его москов­ского адреса, ни телефона. А ты что, видишься с ним? — спросила баба Ната.

Тут Алеша почему-то покраснел, ответил, что видит­ся, и начал торопливо рассказывать о том, что Дмитрий Иванович чувствует себя еще не очень хорошо, но уже гораздо лучше, что он уже сидит, что правая рука у не­го совсем поправилась, он даже поднимает этой рукой маленького Данилку. Поднимет и посадит к себе на ко­лени.

— Завтра же его навещу. Завтра же! — сказала баба Ната.— Кстати, я вижу, ты незнаком с моими внучками. Вот это Наташа, а это — Галя.

Алеша побежал дальше, он всегда куда-то торопился, а мы пошли на станцию. Галка спросила бабу Нату:

— Ты откуда его знаешь?

— О это целая история,— ответила она,— после расскажу.

— Ну,баба Ната, расскажи сейчас, ну, пожалуйста,— захныкала Галка,— жалко тебе, да?

Баба Ната сказала, что не может говорить про это вот так на ходу, что завтра повидается она с Дмитрием Ивано­вичем, да и расскажет нам обо всем сразу. Но от нашей Галки разве отвяжешься, она все равно начала приставать к бабе Нате с разными вопросами:

— Ну хоть скажи, кто этот Дмитрий Иванович?

— Кто? Герой он, настоящий герой, вот он кто! — быст­ро ответила баба Ната.

— А Алеша?

Тут баба Ната задумалась и ответила Галке:

— Алеша, по-моему, очень хороший мальчик.

Больше Галка ни о чем не спрашивала бабу Нату. И я не спрашивала. Мы стали с нетерпением ждать завтрашне­го дня.

На следующий день мы пошли к Дмитрию Ивановичу. Мы! Потому что только мы с Галкой собрались идти в ма­газин за молоком, как баба Ната вдруг сказала:

— Возьму-ка я вас с собой к Дмитрию Ивановичу, моло­ко от нас никуда не убежит.

Шли мы долго. Я напомнила бабе Нате:

— Ты же вчера говорила, что Дмитрий Иванович живет недалеко от нас.

— Так мне казалось, возможно, я что-то путаю,— ска­зала баба Ната.— Я всего два раза была у них, первый раз ночью, когда Алеша прибежал за мной,

— Алеша! Зачем? — спросила я.

— На помощь звать. У Дмитрия Ивановича было плохо с сердцем, Алеша узнал об этом от его дочери и побежал вместе с ней искать врача.

— Прямо ночью,— Галка поежилась.— Стра-а-шно!

Баба Ната сказала нам, что человек, к которому мы идем, тяжело болен, что утомлять его нельзя, и мы пробудем у него недолго.

У Дмитрия Ивановича было бледное и очень худое лицо, Он сидел в каком-то необыкновенном кресле, у этого крес­ла было два больших, как у велосипеда, колеса. На улице было очень тепло, даже жарко, а ноги у Дмитрия Иванови­ча были укутаны теплым одеялом. Левая рука у него ви­села, будто неживая, и очень было жалко смотреть на эту руку. А правой рукой Дмитрий Иванович все время что-то делал. То приглаживал свои седые волосы, но они тут же лохматились, как у нашей Галки, то он расстегивал и опять застегивал пуговицу на рубашке. И когда Дмитрий Ивано­вич говорил, он все время размахивал правой рукой. На эту руку было весело смотреть. Вообще скоро я совсем за­была, что Дмитрий Иванович тяжело болен, потому что ни­когда еще не видела таких веселых больных.