Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас

термита, которая могла бы превратиться в няньку, матку, солдата или рабочего, получив запаховое сообщение о том, что каким-то кастам пополнение уже не требуется, в дальнейшем приобретает анатомические особенности иной касты.

Эти сложные языковые системы, какими бы замечательными и изощрёнными они ни были, возникли в результате эволюционного отбора. Орган или особенность поведения, которые работают хорошо (а всё, что для этого нужно, — это малейшее преимущество по сравнению с прочими аналогами) со временем получают распространение. В итоге потребности организма по отношению к природным условиям определяют, в каком из возможных направлений он может развиваться.

Как мы уже увидели, наша собственная эволюционная история во многом объясняет, почему, когда мы нюхаем фиалку, у нас возникает ощущение радости (или какого-то другого чувства), но мы не получаем интеллектуального представления. У ольфаксов всё было бы наоборот. При наличии слов для обозначения конкретной реальности через запахи, и мозга, который развивался для формирования абстрактных понятий на основе этой информации, все данные других органов чувств будут иметь для них значение только в этом ключе.

Если предполагать, что их зрение развито примерно так же слабо, как наше обоняние, то у них не будет слов для описания тонких различий во внешнем облике. Как мы можем сказать о предмете, что он пахнет приятно или неприятно, что он немного напоминает по запаху апельсин, конюшню или рыбный рынок (что описывает запах предмета в визуальных терминах), так и ольфаксы смогут сказать о внешности человека лишь то, что он или она хорошо выглядит, и что этот человек немного похож на лошадь, обезьяну, жирафа или на любой другой отдалённо похожий образ, который приходит в голову этой персоне. Взгляд на человека сформирует у них то или иное ощущение — точно так же, как у нас вызывает подобную реакцию запах, но их приведёт в замешательство необходимость объективного описания этого ощущения — как и нас самих, когда мы пытаемся охарактеризовать запах. Зато запах человека будет обладать для них реальным и точным значением. И сейчас мы подходим к одному из самых увлекательных аспектов обоняния. Чтобы кратко описать его, нам придётся немного углубиться в технические аспекты, но мы просим нашего читателя отнестись к этому с пониманием, поскольку последствия этого далеко идущие и мало изученные.

Орган обоняния прикреплён к решётчатой кости в верхней части носовой полости. Нервные волокна, в отличие от волокон любого другого нерва, не образуют стволов, объединяющих все их отростки — каждое из них тянется отдельно от остальных сквозь своё собственное небольшое отверстие в решётчатой пластинке решётчатой кости — то есть, у каждого из них есть свой собственный тоннель, ведущий прямиком к мозгу (в обонятельную луковицу).

Это самый примитивный тип строения, восходящий к древнейшим морским позвоночным. Мы не можем с уверенностью сказать, почему его строение должно было оставаться таким, но есть вероятность того, что на такой ранней стадии обоняние уже было развито настолько хорошо, что необходимости в его дальнейшем совершенствовании просто не было. Очевидно, вся дальнейшая обработка происходила уже в самом мозге, в процессе оптимизации и без того достаточной запаховой информации, которую он получил.

Когда пучки обонятельных нервов доходят до луковицы, они объединяются с образованиями, которые называются обонятельные клубочки, где и происходит первое соединение с другими нервными волокнами. В обонятельной луковице человека насчитывается около двух тысяч клубочков, каждый из которых создаёт обширную сеть волокон, образующих круговой путь (или, говоря техническим языком, отражательный контур). Словно сеть регенеративных радиоприёмников, такое их расположение позволяет усилить передаваемые нервом обонятельные сигналы и тем самым ещё больше усилить обонятельные ощущения.

Эта сложная сеть внутри мозга имеет большое значение. Судя по строению остальных нервов, соединяющих орган обоняния с мозгом, на ранних этапах эволюции они передавали свои сообщения по методу двухточечной передачи. Однако окончательная обработка в самом мозге предполагает возникшую позднее сложность этого чувства, которая может сообщать о пространственном распределении запаха по аналогии с объёмным зрением — возможно, наподобие голограммы.

Если это так, как представляется, то животные, получающие обонятельные послания от других существ или природных объектов, с помощью обоняния могут воспринимать их «объёмно», подобно тому, как мы воспринимаем трёхмерный визуальный образ. Например, собака, приближающаяся к другому животному, получает обонятельные сигналы. Из-за того, что мы незнакомы с этим типом сенсорной информации, мы предполагаем, что она получает одно-единственное конкретное сообщение: например, «олень».

Однако на самом деле, исходя из строения обонятельного мозга собаки, мы можем предположить, что он получает сигналы разной степени интенсивности от разных частей тела оленя, которые, вероятно, выстраивают в мозгу собаки трёхмерную картину. Даже в темноте собака сумеет почуять и узнать, что это за животное, его размер, форму и анатомические особенности. Но собака узнает больше, чем мы, даже с помощью зрения. По различным железистым выделениям оленя она также может определить, настроен ли олень враждебно, или же он испуган, самец это или самка, есть ли у неё течка, или иную информацию о здоровье или настроении зверя.

Насколько нам известно, многие животные воспринимают подобные запахи только у своего собственного вида или у видов, с которыми они находятся в тесной связи, например, в отношениях хищник-жертва. С другой стороны, известны некоторые примеры распознавания запахов на уровне разных видов. Например, в национальных парках Йеллоустон и Глейшер женщин предупреждают, чтобы они не спали под открытым небом или в палатках во время менструации, поскольку известно, что медведи, обитающие в этих местах, нападают на женщин в таком состоянии и жестоко калечат их.

Обеспечиваемое острым обонянием трёхмерное восприятие с дополнительным измерением — распознаванием эмоций, настроений и различных физических состояний, — это форма восприятия, которую мы с трудом можем себе представить, потому что не можем воспринять её визуально.

Но представьте себе, что этим чувством обладает вид с высокими умственными способностями, каким, по нашему предположению, должны быть ольфаксы. Стоит им только познакомиться с нашими строением и психофизиологическими реакциями, и мы станем для них открытой книгой; об обмане не может быть и речи. Наши настроения и намерения транслируются ещё до того, как мы их выразили, а иной раз даже до того, как мы сами осознали их. Похоже, если когда-нибудь дело дойдёт до отправки астронавтов в гости к ольфаксам, нам придётся подчеркнуть необходимость старомодной добродетели честности!

Если мы ещё немного поразмыслим о природе обонятельной луковицы и о трёхмерности, которую она придаёт обонянию, то поймём, что мы, словно Кортес, взираем на обширную новую и неизведанную область. Понимание этого «углублённого» свойства обонятельного мозга даёт возможность заглянуть в неизведанную область наших эмоций, которые тесно связаны с обонянием.

Мы описываем свои эмоции