Он где-то здесь - Ольга Лаврова

— Вернем. Еще меня просили узнать: этот цех, — ока указывает на чеканку, — не в области?

— В городе.

— А за городом есть у комбината склады, базы, филиалы?

— Нет, все здесь…

Эти же не оправдавшие надежд Пал Палыча экземпляры чеканки лежат на столе в следственном кабинете. В сборе вся троица.

— А все-таки! Ладно, что понавешаны дома. Ладно, у любовницы. Но на кой шут вез еще в машине четыре штуки? Причем одинаковые и без торговых ярлыков!

— Ну, купил и вез, — возражает Томин. — Может, он их дарил. С подарков всегда цену сдирают.

— Если купил для подарка — в магазине завернули бы в оберточную бумагу, а не в газету.

— А какая газета?

— «Сельская жизнь» от двадцать пятого мая, — уточняет Кибрит.

— «Сельская жизнь»… Кстати, о селе. Мне не приснилось, что ты брала пробы грунта с колес?

— Я с этими пробами уже людей замучила, Шурик! Сначала ведь ориентировались на Калужское шоссе. Ну и никакого толка. Если же танцевать от Киевского, то есть одно похожее место.

— И скрываешь от следствия! — обрадованно восклицает Пал Палыч.

— Нет, рассказываю, но перебивают.

— Молчим, — смиренно складывает руки Томин.

— Только не ждите чудес! В грунте обнаружилась примесь химиката, который употребляют в борьбе с дубовым шелкопрядом. Районный лесопатолог участ…

— Кто?

— Лесопатолог, Шурик. Лесной врач. Он участвовал в экспертизе и начертил примерную схему. — Кибрит достает из папки лист машинописного формата. — Вот смотрите: шоссе. Это лесной массив, который в прошлом году обрабатывали с самолета. До него километров семь. — Она обводит большое заштрихованное пятно, вытянутое вдоль шоссе. — Здесь поле и сосновая роща. А вот проселочная дорога. — Кибрит показывает направление, перпендикулярное шоссе.

— Через рощу, через поле в зараженный массив? — прослеживает Пал Палыч дорогу. — А дальше?

— Дальше — увы! После дубняка она разветвляется, след потерян.

— Единственная дорога на этом участке? — перепроверяет Томин.

— Единственная проезжая для легковушек.

— Ага… Тогда здорово, братцы! Мы знаем место, где деньги выехали на шоссе!

— Но откуда выехали?.. Надо прикинуть на карте этот поворот и радиус поиска. Придется отрабатывать объект за объектом: поселки, предприятия…

Томин вскидывается.

— Ох, долго! Пока мы набредем на ту шарашку, ее по кирпичику разнесут. Время, Паша, время!

— Что ты предлагаешь? Не вижу, кого еще допрашивать и о чем. Связи Артамонова не доработаны.

— Нет у него больше связей! — в сердцах восклицает Томин. — Копай вглубь те, которые есть!

— Без драки! — вмешивается Кибрит.

Томин переходит на вкрадчивый тон.

— Слушай, Паша, предложу-ка тебе одного старичка. По профессии часовщик. Когда стал прихварывать, устроился завтехотделом в контору по ремонту часов. Три года на пенсии. Очень прелестный старичок!

— Чем?

— Во-первых — А. П. Во-вторых, имеет собачку, родную дочь артамоновской Фанты.

— А, опять ты с Щепкиным!

— Опять. Купи, Паша, недорого отдам!

— Пал Палыч, берегись, — шутя отговаривает Кибрит. — Сплавляет лежалый товар.

— Лежалого не берем.

— Начальник, обижаешь! Нет, серьезно. Он за свои семьдесят пять лет ни разу не привлекался. Но, думаю, и участвовал и состоял. Вперемежку с часовым делом немало крутился в артелях, знакомства могли сохраниться — ого-го! Мне он понравился с первого взгляда.

— Тебе много кто нравился, — припоминает Кибрит. — И обойщик дверей, и шурин, и какой-то еще беглый на даче.

— Саша, допустим даже, что все на свете ему известно. Дальше? «Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Щепкин, — говорю я. — Будьте любезны, просветите. Нам надо бы узнать следующие фактики». Или как?

— Нет. Будьте любезны, товарищ Щепкин! — Томин произносит фразу с категорической, не допускающей возражения интонацией. — Не на цыпочках, а с ходу, прыжком! Не «надо узнать», а «мы знаем»! Чем мы рискуем, в конце концов?! Твоя чеканка, Зинин поворотик и мой старичок. Ну? Идет?

Положив руки на набалдашник антикварной трости, Щепкин, элегантный старый джентльмен, скептически наблюдает за разыгрываемым перед ним спектаклем.

Пал Палыч и Томин тщательно отрепетировали решающий «прыжок». Они очень заняты и пока не обращают на Щепкина ни малейшего внимания.

— Оформи в срочном порядке! — Знаменский передает Томину некий бланк.

— Понял, — серьезно отвечает тот, вынимая из портфеля запечатанную и опломбированную картонную коробку. Он водружает ее перед Знаменским. — Я пару звоночков, не возражаешь?

Пал Палыч делает великодушный разрешающий жест. Томин пристраивается так, чтобы видеть Щепкина в профиль, придвигает телефон и несколько раз набирает внутренний номер.

— Занято и занято! — ворчит он и отстраняет трубку от уха, чтобы были слышны короткие гудки.

Возясь с телефоном, он наблюдает за Щепкиным. Его задача уловить, какова будет реакция на содержимое коробки.

А Пал Палыч целиком поглощен ее распаковыванием. Вооружился ножницами, разрезает веревочки, неспешно снимает печати. Достает из коробки плотный опечатанный пакет. Сосредоточенно вскрывает его и стопкой выкладывает на стол чеканки, изъятые из машины Артамонова.

Процедура с распломбированием и распечатыванием невольно вызвала внимание и некоторую настороженность Щепкина. А поскольку следователь на него не смотрит, будто забыл, то самоконтроль у старика ослаблен, и при виде чеканки он на мгновение меняется в лице. Томин это засекает. И когда Знаменский, убрав со стола всю тару, оборачивается к нему, Томин кладет трубку и подмигивает: сработало!

Пал Палыч усаживается против Щепкина и спрашивает весело и напористо:

— Как вам нравятся эти изделия, Алексей Прокопыч?

— Я к подобным штукам равнодушен, — неторопливо откликается Щепкин.

— Даже если ехать по Киевскому шоссе? И потом свернуть налево? — с расстановкой говорит Знаменский. — Мимо деревни Сосновка?

Чувствуется, что вопросы бьют в цель, но старик крепится.

— Нет, — говорит Щепкин, точно от него и впрямь ждали художественной оценки. — У меня другие эстетические критерии. Я часовщик.

— Но с большим опытом организации всяких артелей и тэ дэ. Не так ли? — наступает Пал Палыч.

То, что Щепкин подчеркнуто пропустил мимо ушей вопрос о дороге мимо Сосновки, лишь подтверждает, что Знаменский и Томин «взяли след».

Упоминание артелей Щепкина не радует.

— Ну и что? — с неприязнью произносит он.

— Констатация характерного факта. Не менее характерно, что вы проигнорировали мой предыдущий вопрос. Это психологическая ошибка, Алексей Прокопыч. Если б вы не поняли его подоплеку, то непременно задали бы встречный вопрос: при чем тут Киевское шоссе и какая-то деревня?

— Что еще за подоплека? — уже напряженно спрашивает Щепкин.

— Хотя бы эта! — весело отвечает Знаменский и постукивает по столу конвертом с надписью «А. П.». По нему не скажешь, что он выложил последний козырь. Напротив, впечатление, будто в запасе имеется еще немало улик против Щепкина.

— Не к лицу нам с вами в кошки-мышки играть, Алексей Прокопыч. Взрослые же люди!

— Считаете, вы меня обложили? — вскипает Щепкин и стукает тростью об пол. — Изобличили? Да чтобы так со мной разговаривать, молодой человек, вам еще носом землю пахать и пахать!.. Минутку, — останавливает он сам себя и щупает пульс. Движение привычное, даже не надо следить по часам, чтобы различить учащенность и перебои. Щепкин долго смотрит в окно, отвлекаясь и постепенно возвращая себе душевное равновесие.

Знаменский и Томин переглядываются, но не нарушают молчания.

Оторвавшись наконец от окна, Щепкин возвращается к прерванной фразе, но тон у него теперь спокойный, даже философски-юмористический. Он как бы выверяет его по внутреннему камертону, если реплика не соответствует «стандарту», Щепкин повторяет ее иначе — поправляет себя.

— Да-а, молодые люди, пахать бы вам и пахать носами… Но — ваше счастье: мне категорически запрещено нервничать. Прописаны положительные эмоции и юмор. Как-никак два инфаркта — это обязывает… Вдруг что-нибудь да и выйдет у двух энергичных молодых людей! — добавляет он спокойно и снисходительно. — Очень вредно тревожиться. Мой доктор сочинил мудрую присказку на аварийный случай: «На кой бес мне этот стресс». — И он повторяет на разные лады: — «На кой бес мне этот стресс?», «Ну на кой бес мне этот стресс!..» — Щепкин гипнотизирует себя, улыбается и констатирует: — Все в порядке. Итак, по-дружески и по-деловому. Я облегчу жизнь вам, вы — мне. Драгоценный остаток моей жизни.

— Давайте не торговаться! — твердо заявляет Томин. — Неподходящее место.

— Храм правосудия? — Щепкин смеется. — Ах, инспектор, вы еще верите в свое дело на земле? Люди всегда будут стараться обойти закон.