Хозяйка ночи - Галина Гордиенко

И тут же разозлилась на себя: почему она должна жалеть Гульку, если Гулька не пожалела ее?! Вначале безжалостно опозорила Анку, выложив в Сети всякую гадость о ней, а теперь…

Теперь смеется над ней! Демонстративно крутится возле Котова, показывая – мол, вот, Мишка тебе нравится, ты столько мне о нем говорила, а ему, ему – плевать на тебя! Зато на меня – нет.

А ведь Анка ее честно предупреждала. Говорила – пусть Мишка вернется за парту к Кузнецову. По-хорошему говорила, по-доброму!

Значит, Гулька не захотела ее понять.

Ничего, поймет…

И Анка, стиснув зубы, направила волшебную палочку в сторону Гулиного дома.

Почему-то Анка не сомневалась: этого будет довольно. В прошлый раз она должнабыла коснуться Бекмуратовой, а сейчас – нет. Чудесная палочка уже знает предательницу и ни с кем не перепутает.

Где-то рядом зазвенели-запели льдинки, и Анка смущенно улыбнулась. Еще раз уверенно направила обледеневшую веточку на Гулино окно и прошептала:

– Пусть ей будет плохо! Пусть она все время боится, что будет еще хуже! Пусть она вообще меня боится!!!

Всю неделю Анка наблюдала за бывшей подругой, с радостью отмечая все ее ссадины, синяки и ожоги.

Анку смешило, когда Гулька падала, стоило на нее посмотреть на физкультуре или где-нибудь в коридоре. Жаль, чаще ее поддерживал Котов.

Это злило. И Анка с нетерпением ждала вечера и минут, когда останется, наконец, одна и закроет дверь в свою комнату.

Анка брала в руки волшебную веточку едва ли не с наслаждением. Анке нравилась ее кажущаяся хрупкость, ее чуть мертвенный отблеск в лунном свете, ее скрытое от посторонних глаз могущество.

Теперь обледеневшая веточка казалась Анке едва ли не теплой. И она льнула к ее пальцам преданно-послушно, так, наверное, маленький щенок жмется к любимому хозяину.

Девочке чудилось: волшебная палочка чувствует ее настроение. А ее пожелания выполняет охотнее и легче, чем в первые дни.

Может, Анка и сама становилась волшебницей?

Почему-то в последнее время Анка стала раздражительна. Ее злило все на свете, но чаще – родители и одноклассники. Наверное, потому, что общалась она именно с ними.

Анка удивлялась, что не замечала раньше, насколько большинство из одноклассников глупы, завистливы или жадны. А некоторые девчонки еще и уродливы.

И учителя к ней, Анке, все время придирались. Явно занижали оценки.

Анка сравнила последние контрольные работы по математике – свою и Иркину. Написаны они были практически одинаково. Помарок у Ирки даже больше, а ошибок у обеих ровно по три. Но Ирке за контрольную работу почему-то поставили на балл выше!

Возмущенная несправедливостью Анка подошла на перемене к Ивану Георгиевичу – первый раз в жизни, кстати! – правда, толку-то…

Бессовестный математик заявил, что Иркины ошибки якобы из-за простой невнимательности, а ее, Анкины, из-за недопонимания. Поэтому и оценки разные. Как будто количество ошибок из-за этого менялось!

И с мамой Анка все чаще ссорилась, настолько ее раздражал родительский диктат.

Анка чувствовала себя дома едва ли не рабыней: вот почему, например, именно она обязана мыть посуду после ужина? Она им что – служанка?!

Мама, правда, пыталась что-то Анке объяснить – мол, они с папой работают, возвращаются уставшие, только к семи-восьми вечера. Идут после работы в магазины за продуктами, чтобы она, Анка, не таскала тяжелые пакеты, а потом мама еще и готовит…

Прибедняется, понятно. Устала, бедненькая, прямо-таки посуду ей вечером не помыть – руки отвалятся… Будто Анка в школе не учится и не устает еще больше!

Анка хмыкнула, вспомнив, как здорово она осадила маму. Спросила: «А раньше, когда меня не было, кто посуду мыл?» Мама залепетала: «Так и работы меньше в доме было, и мы с папой не помолодели за эти годы…» А Анка ей: «Вот и представьте с папой, что меня просто нет!!!»

Естественно, мамуля в слезы, ответить-то ей нечего. Она вообще в последнее время слезливой стала. Зато к Анке почти не лезла.

Иногда Анке казалось: мама ее боится. Глупости, конечно, но… вдруг она и правда становится волшебницей, а мама чувствует ее могущество? Вот и дрожит, и правильно дрожит, волшебников и нужно бояться…

Анка увидела Котова и с деланым равнодушием отвернулась. «Куда это он собрался? Или забыл что-то дома? Даже Гульку одну бросил, интересно, сколько раз она без него на лестнице шлепнется…»

Анка вроде бы не смотрела на Котова, но все равно каким-то образом знала, что он идет в ее сторону. Вот только зачем?

Девочке вдруг стало не по себе. Почему-то не хотелось, чтобы Мишка считал ее… злой. Или боялся. Или ненавидел. Или хоть что-нибудь знал о волшебной палочке и Анкином «колдовстве».

Зато хотелось… – Анку в жар бросило от таких мыслей – чтобы именно ее Мишка поддерживал под локоть, когда она поднималась или спускалась по лестнице. Чтобы именно ее сумку нес, провожая до дома. Чтобы смотрел на нее, Анку, желая защитить от всех бед на свете так, как… на мерзкую Гульку смотрит!

Миша с невольным интересом рассматривал девочку. Ему не верилось, что все Гулькины несчастья связаны именно с ней – уж очень невинно Анька выглядела. Она казалась похожей на Снегурочку. Наверное, из-за приближающегося Нового года.

Худенькая, в короткой беличьей шубке, в сапожках, отделанных таким же рыжим мехом, в смешной беличьей шапке с опущенными ушами. И длинный хвост из светлых волос поверх воротника шубки, странно серебристый в свете дня, надо же, какой цвет необычный…

Миша усмехнулся: Курбанова смущалась настолько явно, что вспомнились Ванькины слова о ее якобы влюбленности в него, Мишку.

Забавно, у Аньки при его приближении даже глаза посветлели. Только что были почти черными, а сейчас – голубые-голубые и почему-то испуганные. Вон, и губы дрожат, блин, он что – монстр?!

– Привет, бедная девочка, – легко сказал Миша.

– Почему это я – бедная?!

– А чего дрожишь, как заячий хвост?

– Я не дрожу!!!

– Да?

– Просто… замерзла!

– Ага, это уже больше похоже на правду. Тогда чего стоим здесь, кого ждем?

– Не твое дело!

– Само собой – не мое, но я же вежливый мальчик…

– Так ты из вежливости ко мне подошел?

– Ну, не совсем…

– А зачем?

– Спросить хотел, что на математике вчера было…

– Нужно на уроки ходить, а не…

Анка от злости слов не находила: он над ней смеется!

– Что – «не»?

– Не шляться с Гулькой по улицам с утра пораньше!

– Мы и не шлялись…

Миша удивленно отметил, как изменилась за время разговора девочка. Теперь бы он не сравнил ее со Снегурочкой. Анька, скорее, на ведьму походила, пусть и довольно симпатичную.

И глаза у Курбановой снова потемнели, не верилось, что пару минут назад казались ярко-голубыми. А у зрачков еще и странные всполохи мерещились. Страшноватые, однако, у Аньки глазки…

– Да, и что вы тогда с ней делали тем утром? Картошку сажали?!

– Слушай, откуда в тебе столько злости?

– Я не злая!

– Скажешь – добрая?

– Да!

– Ой-е, тогда, прошу, злой мне не показывайся…

– Что?!

– Трепещу заранее!

– Издеваешься, да?

– Ни-ни, никогда…

– Точно – издеваешься! Я думала, ты по делу подошел или…

Анка запнулась, не в силах произнести слова – «просто так». Ведь понятно, Котову сама она не интересна. Подошел об уроке спросить, Гульке, видите ли, нужно знать, что задали…

– Вот именно – «или», – фыркнул Миша.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, глупости…

– Нет, скажи!

– Подумал просто, что из некоторых психологи, как из меня балерина…

Анка смотрела вопросительно, и Миша насмешливо пояснил, что кое-кто ошибочно предполагал – он Аньке нравится. Ну, пусть чуть-чуть. А она смотрит на него, Мишку, как сквозь оптический прицел. Хорошо, не стреляет, наверное, автомат пока на рынке не прикупила, вот уж повезло ему, Мишке, так повезло…

Миша развернулся и пошел в школу, с улыбкой размышляя, что совсем не против нравиться Курбановой, особенно, когда она в образе Снегурочки. Но не в образе ведьмочки! Да, пожалуй, в таком состоянии Анька может и проклясть.

А Ванька – болван, со своими прогнозами. Тоже – психолог нашелся! Нравится он, видите ли, Аньке…

А жаль, забавная девчонка… пока не злится. Зато когда злится…

Неужели это правда?

Да нет же…

Или все-таки – да?!

Анка смотрела Котову вслед, и сама не знала, чего в ней сейчас больше – боли или ненависти. Анке казалось: ее сердце вот-вот не выдержит и разорвется.

Ну, за что Гулька с ней так?!

Или она мстит за волшебную палочку?

Но ведь нельзя трогать некоторые вещи, просто нельзя, даже если мстишь. Это… непорядочно!

Нечестно.

Бессовестно.

Подло!!!

Лучше бы… лучше бы Гулька камень в нее кинула и попала, попала прямо в Анкину дурную голову! Лучше так, чем рассказывать Мишке – мол, она, Анка, в него влюблена.