Вечная история - С. Г. Малиновски

– На сколько?

– Вот ведь зануда, – майор поскреб щеку, – по-разному. Если брать последний эшелон, то старше двухсот пятидесяти лет не осталось, ну или почти не осталось.

– Почему?

– Люди средних веков не смогли приспособиться. Они оставались неизменными, а мир менялся. Поэтому восемнадцатый век их выкосил. Нам было уже легче. Наступила эра глобальных открытий, наука пошла вперед семимильными шагами. Только успевай узнавать новое. Ну, а конец девятнадцатого – начало двадцатого – этому молодняку все в кайф. Они обороты набирают так, что только за хвост успевай ловить.

Я немного подумал:

– Значит, вампиров старше двухсот пятидесяти лет в мире нет?

– Почему? – удивился майор, – Я же сказал – последний эшелон. А есть еще и другие. Те, кого инициировали в начале средневековья, благополучно пережили темные века. Не все, правда, но вполне достаточно. А несколько лет назад, дело было в Ливии, встретился я с ребятами, которые залегли в спячку с приходом христианства.

– Две тысячи лет! – я ошалело вытаращил глаза.

– А что тут такого? Бате, например две с половиной тысячи и ничего, а некоторые стали вампирами гораздо раньше.

– А как же…

– К твоему сведению, хоть эти люди не имели телевизоров, но были высоко организованы, имели прекрасную философскую базу и достаточно техногенную цивилизацию. Римлянам, кстати, гораздо легче влиться в наш мир, чем античным грекам. Техники больше было, да и наука была на высоте. Между прочим, что греки, что римляне, в отличие от средневековых европейцев, прекрасно знали, что такое переливание крови. И, кстати сказать, греческие женщины довольно часто работали ламиями на донорских пунктах в античной Элладе.

– Но ведь Ламии это богини подземного мира, проще говоря – вампиры, пьющие кровь, – я запнулся.

– А мы, кто? – хмыкнул майор, потом он посмотрел на меня и все-таки принял сидячее положение, – Знаешь, что Ванюша, отправлю-ка я тебя после полного завершения трансформации, в школу прапорщиков. Там тебе все подробно объяснят.

– Но, вы же мой учитель!

– А я и не отказываюсь. Только есть вещи, которым могут научить только квалифицированные преподаватели. Я ведь сам и школу, и училище прошел. Думаешь, мне все наставник рассказал?

Ответить я не успел. Майор глянул на темное небо и, довольно улыбнувшись, добавил:

– Все, на сегодня лекция окончена. Переходим к физическим упражнениям. Встать! Снять очки!

Я с удовольствием выполнил приказ. Глаза отдыхали. Вечернее солнце, каким бы слабым оно не было, вызывало очень неприятные ощущения. Даже в очках и полностью закрытой одежде…

… Из приятной полудремы меня вывел резкий окрик:

– Курсант Горлов! Встать! Скажите мне, пожалуйста, о чем мы только что говорили?

– О детской болезни левизны! – лихо отрапортовал я, вытягиваясь около стола.

– А подробней?

– О том, что эту книгу написал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!

Вампиры, сидящие рядом со мной, захихикали.

– И о чем же в ней написано? – поинтересовался преподаватель, – Вы меня слушали или нет?

– Так точно! Очевидно, в ней говорится о детских инфекционных болезнях присущих коммунистическому обществу.

Аудитория грохнула от хохота. Преподаватель побагровел.

– Садитесь, курсант Горлов! О вашем недопустимом отношении к занятиям я доложу командиру курса!

Я сел. Очень хотелось его загипнотизировать, чтобы он обо всем забыл и больше не приставал. Но в школе был строжайший запрет на такие вещи. Об этом предупредил майор, отправляя меня учиться. Об этом же было доведено до всей нашей группы в первый день занятий. К тому же, большая часть преподавателей были вампирами, так что скрыть столь наглое вмешательство не удалось бы.

Не знаю, какие меры они могли принять, но то, что об этом немедленно сообщат майору Ермоленко, можно было не сомневаться. А я уже знал, что нарушить прямой приказ создателя не рискнет ни один ученик, если, конечно, хочет жить. Поэтому, уже вечером, я отбывал первый наряд вне очереди на чистку картошки.

Преподаватель истории КПСС, Андрей Поликарпович, или, как мы его называли за глаза – Полиграфыч был человеком (не вампиром) с весьма склочным характером. Как любой преподаватель, он считал свой предмет самым главным, поэтому не мог допустить даже мысли, что без истории КПСС можно прожить. Наказать напрямую, как штатский, он нас не мог, но о каждой оплошности докладывал командиру курса. Поговаривали даже, что он умудрялся жаловаться на командиров начальнику школы, поэтому его никто не любил, но трогать боялись, потому что не знали кому он жалуется на начальника школы.

Конечно, начальнику, как вампиру со стажем, на это было наплевать, но, чтобы не получить очередную «темную лошадку», Полиграфыча держали. Все знали чего от него можно ожидать, да и курсантов кто-то должен в чувства приводить.

Погруженный в такие мысли я сидел на лавке и автоматически сдирал шкуру с картошки невероятно тупым ножом. Возмущенная картошка плакала горючими слезами. По крайней мере, мне так казалось.

Потом мысли пошли по более приятному руслу. Завтра очередное переливание крови – процедура приятная и умиротворяющая. Немедленно вспомнилось первое переливание, которое я чуть было не пропустил…

…Спустя месяц после инициации я начал ощущать странную тревогу. Вот уже несколько дней я не мог понять, что со мной творится. Нет, чувствовал я себя хорошо, а к ногам, подворачивающимся в самый неподходящий момент, и другим шуточкам своего обновленного тела я уже начал привыкать. Теперь, вскакивая с кровати, я не врезался в соседа и, открыв глаза в полной темноте, не вздрагивал при виде ребят спокойно читающих книги, выходил на улицу я только ночью, как и приказал капитан Васильев, нагрузки мне майор повышал очень медленно, в казарме со мной носились, как с писаной торбой, так что, никогда я еще не чувствовал себя так хорошо как после смерти. Но, вот уже третий день, я беспокоился. Это ощущение не было вызвано чем-то конкретным, его невозможно было объяснить, но оно угнетало меня все сильней.

К концу третьего дня я неожиданно ощутил зуд в груди в том месте, где у меня остался маленький, едва заметный шрам. Как я уже узнал, шрам остался потому, что инициация произошла после ранения. Если бы майор вкатил мне инъекцию, хотя бы за пять минут