Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

Уже держась за резную ручку двери, она вдруг замешкалась и обернулась лицом к мужу. Дарнли улыбался, и сердце Марии затопил ужас от сознания совершаемого ею предательства. Потрясенная, она, видимо, хотела как-то предупредить Дарнли, но тут же поняла, что любое неосторожное слово только ускорит развязку и обернется трагедией уже для нее самой и стоящего снаружи Босуэлла.

Борясь со своим малодушием, она вызвала в памяти образ Давида Риццо, которого Дарнли на ее глазах отдал на растерзание головорезам; она повторяла про себя слова проклятий и клятву возмездия, вспоминала иудин поцелуй и силилась найти себе оправдание. Но не находила его. Мария была истинной женщиной: никакие доводы разума не способны были подавить переполнявшее ее душу чувство. Нет, не оправдание она увидела в мысли о Риццо, а, напротив, возможность предупредить Дарнли.

Рука Марии, вцепившаяся в ручку двери, побелела от напряжения. Пристально гладя в глаза короля, пытаясь внушить ему этим взглядом скрытый смысл своих слов, она медленно произнесла:

— Год назад, приблизительно в такую же ночь, был убит Риццо, — и исчезла за порогом.

Перед лестницей королева остановилась и, повернувшись, положила руки на плечи Босуэлла, шедшего следом.

— Неужели это должно случиться? Неужели это необходимо? — прошептала она со страхом.

Глаза Босуэлла блеснули в полумраке; он наклонился к ней и, притянув к себе за талию, ответил вопросом на вопрос:

— А разве это не будет справедливо? Разве он этого не заслужил?

— Справедливо-то справедливо, — со вздохом сказала Мария. — Но мне не дает покоя мысль, что мы извлечем из этого выгоду.

— И на этом основании мы должны его пожалеть? — Босуэлл жестко взглянул на нее, но тут же коротко рассмеялся и настойчиво увлек королеву вниз по ступенькам. — Пойдемте! Вас ждут на балу.

Мария подчинилась его воле и шагнула в колею своей судьбы. На улице их ждали оседланные лошади, свита вооруженных дворян и полдюжины слуг с горящими факелами в руках. Какой-то человек выступил вперед, чтобы помочь королеве сесть в седло. В первое мгновение Мария этого человека не узнала — его лицо и руки были покрыты сажей, — но когда он назвал себя, нервно рассмеялась:

— Боже мой, Парис, вы тоже на маскарад? — И в окружении своих факельщиков и стражи поскакала в Холируд.

Дарнли лежал в своей опочивальне и размышлял над последними словами королевы. Он вспоминал интонацию Марии, ее пристальный взгляд, и все более убеждался, что сказаны они были неспроста, что за ними скрывается какая-то подоплека.

Год назад… Дэйви… Приблизительно в такую же ночь…

Между тем до годовщины гибели Риццо оставался еще целый месяц. И почему, прощаясь, она напомнила ему о том, что обещала забыть? Ответ напрашивался сам собой. Мария хотела предупредить его об опасности. Дарнли вновь задумался о достигших его ушей слухах, о крэйгмилларском заговоре и о предупреждении лорда Роберта. И еще он вспомнил слова королевы в день смерти Риццо:

— «Негодяй! Забудьте мою привязанность… Я же ничего не забуду». — А потом ее яростный крик: — «Jamais! Jamais je n'oublierai!»

Но тут Дарнли взглянул на перстень — талисман возвращенной ему любви, и охвативший было его страх быстро унялся. Конечно же, прошлое мертво и похоронено. Опасность, может быть, ему и угрожает, но Мария оградит его своей любовью, защитит не хуже стальных доспехов. Завтра, когда она придет, он прямо спросит ее, и она искренне ему все расскажет. А пока следует принять меры предосторожности на сегодняшнюю ночь.

Дарнли послал пажа запереть все двери в доме. Юноша сделал, как он велел, но одна дверь, ведущая в сад, осталась лишь прикрытой: на ней не было засова, а ключ куда-то запропастился. Однако, видя, как неспокоен господин, паж решил не сообщать ему об этом обстоятельстве.

Король приказал пажу подать ему псалтырь, чтобы почитать перед сном. Паж задремал в кресле. Минул час, и короля тоже стало клонить в сон. Около двух часов пополуночи он внезапно пробудился и резко сел в постели, тревожно прислушиваясь. Сквозь стук колотящегося в груди сердца он услышал какие-то звуки, напомнившие гул, привлекший его внимание во время визита королевы. Звуки доносились снизу, из ее комнаты; затем все снова погрузилось в тишину.

Дарнли задул свечу, выскользнул из-под одеяла и, подойдя к окну, стал наблюдать за садом. В неверном свете молодого месяца мелькнула чья-то тень. Скованный страхом, король продолжал наблюдение и вскоре убедился, что тень ему не почудилась. Среди деревьев двигалась даже не одна, а несколько теней. Он заметил, как кто-то выскочил из дома, пересек лужайку и слился с неясной группой людей.

Что им здесь нужно? Королю будто снова кто-то шепнул на ухо: «В этот же час год назад был убит Риццо».

Дарнли сорвался с места, метнулся к креслу и стал неистово трясти спящего пажа за плечо.

— Мальчик, да проснись же наконец! — сиплым шепотом бормотал король. Он хотел крикнуть, но голос ему изменил, дыхание с хрипом вырывалось из груди. — Проснись, нас окружили враги!

Юноша очнулся, и они вместе выбежали из спальни. В темноте они ощупью добрались до окна, выходящего на противоположную сторону дома, Дарнли осторожно открыл его и послал пажа назад в комнату за простыней. В страшной спешке привязав простыню, они спустились по ней в сад и побежали к стене ограды.

Мальчик бежал впереди, король, так и оставшийся в ночной рубашке, за ним. Зубы его стучали от холода и страха. И в этот миг почва у них под ногами вздыбилась, и их с неимоверной силой швырнуло ничком наземь. Яркая вспышка и ужасающий грохот взрыва прорезали ночь; казалось, раскололся весь мир.

Несколько секунд король и его паж лежали оглушенные и неподвижные, и лучше бы им еще какое-то время не двигаться. Но Дарнли первым пришел в себя и, пошатываясь, поднялся на ноги. Юноша тоже зашевелился. Король помог ему подняться и, освещенные всполохами пожара, поддерживая друг друга, они снова двинулись к ограде.

Сзади послышался негромкий свист. Король оглянулся и увидел горящие руины дома, за которыми можно было различить силуэты людей. Дарнли понял, что его заметили. Его выдала белая ночная рубашка.

Крик застрял в его горле; он кинулся к стене. Паж, спотыкаясь, бежал следом. Сзади их нагонял лязг железа и топот двух десятков сапог. Через мгновение беглецы были окружены.

Король отчаянно заметался в поисках выхода из западни, но убийцы наступали со всех сторон.

— Что вам нужно от меня? Что вам нужно? — хотел он спросить властным тоном, но получилось лишь жалкое верещание.

Высокий человек в плаще до земли подошел и грубо схватил его за плечо.

— Нам нужен ты, болван! — голосом Босуэлла ответил он.

Королевское достоинство, которого в Дарнли и прежде было едва-едва, улетучилось в один миг.

— Смилуйтесь! Пощадите! — запричитал он.

— Сейчас пощадим! — был грозный ответ. — Так же, как ты пощадил Давида Риццо.

Дарнли пал на колени и попытался обнять ноги своего убийцы. Босуэлл наклонился над ним и, схватив за ворот рубашки, с треском сорвал ее с трясущегося тела. Потом набросил рукава рубашки на шею жертвы, резко затянул их и не отпускал, пока не прекратились конвульсии.

Четыре дня спустя Мария Стюарт прощалась в часовне замка Холируд с телом злодейски убитого мужа. Она долго смотрела в его посиневшее лицо — как писал современник, «взглядом не только не скорбным, но упиваясь». После этого Дарнли ночью, без лишнего шума, похоронили, выкопав ему могилу рядом с могилой Риццо. Убийца и его жертва мирно упокоились рядом.

Ночь предательства. Антонио Перес и Филипп II Испанский

  это истинный испанец! — насмешливо и презрительно бросила маркиза. — Не верю! — с вызовом добавила она и, пришпорив коня, поскакала по каменистой дороге, взбирающейся вверх по склону холма.

— Я испанец, мадам! И вам придется в этом убедиться!

— воскликнул вслед всаднице человек с изможденным, но гордым лицом. Его слова сопровождались сухим и горьким смехом, в котором не было и следа веселости. Он следил за фигурой удаляющейся всадницы до тех пор, пока се красное платье и черная грива коня не скрылись за высокими лиственницами на вершине холма. Потом, усмехнувшись, человек пожал плечами и, отойдя в тень деревьев, сел на большой, поросший мхом камень.

Задумавшись, он смотрел на горные вершины, на их покрытые снегом склоны, на фоне которых темнел старинный замок де Фуа. Замок был построен более двухсот лет назад, и его стены хранили следы многочисленных нападений воинственных бискайцев. Отдельным бастионом возвышалась неприступная башня Монтозе; под мощными укреплениями с рокотом несся речной поток. Еще ниже зеленели пастбища и пашни. Но взгляд человека был устремлен выше, на острые пики Пиренейского хребта, отделяющего Францию от Испании. Стена Пиренеев, с ее неприступными вершинами, среди которых выделялся величественный двуглавый пик, вселяла в этого человека ощущение безопасности и покоя. Здесь, в Беарне, где он пользовался покровительством короля Франции и Наварры Генриха JV и гостеприимством королевского замка По, Антонио Перес мог не опасаться преследований со стороны жестокого правителя Испании Филиппа II. После стольких лет страданий, жестоких душевных и телесных мук, долгого тюремного заточения Антонио обрел наконец покой.