Сулажин - Борис Акунин

Ох, не повезло тебе, гадина, что Лана в последний вечер своей жизни повстречала Николая Зайцева. Или не тебе, а вам — если тут шайка.

Слезы у меня высохли. Сулажин перестал раскачивать пространство. В моем существовании появился смысл. Я стал собой прежним. Только вдесятеро сосредоточенней, целеустремленней. И злее.

Ну-ка без эмоций. По существу.

Произошло так называемое «техническое» убийство, то есть с применением технических средств — заминирования автомобиля. Предумышленные убийства такого рода самые труднораскрываемые, потому что обычно их совершают не на горячую голову. И почти всегда профессионалы.

Про жертву пока известно очень мало. Примерный возраст  — около тридцати, имя  — Лана (Светлана?). Не исключено, что на самом деле ее звали как-то иначе. Судя по одежде и по марке машины убитая была женщиной обеспеченной. Еще я знаю, что она ждала покушения, кто-то очень серьезный ей угрожал. Кажется, это всё.

Про «Подготовительные курсы», где я впервые увидел Лану, и про Громова, который наверняка может рассказать про свою знакомую, я пока думать не стал. Это от меня никуда не денется. Сначала нужно собрать сведения с места преступления. И поглядеть, кто там работает. Понятно, что кто-то из наших, но кто именно?

У меня есть хороший бинокль, память о войне. Я встал у окна, навел оптику на фокус.

Распоряжались двое. Один от ФСБ, по повадкам видно. Раньше я его не видел. Плотный мужик, немолодой. Рожа скучающая — значит, уже понял, что убийство не по его части. Второй активный. Он стоял ко мне спиной, кивая Лесюкову из экспертно-криминалистического. Лесюков — это паршиво. Он на меня после одного прошлогоднего дела зуб затаил. Единственный из всех технарей, кто со мной даже не попрощался, когда я уходил в отпуск по болезни, и все знали, что ухожу с концами. Этот мне ничего не скажет. Можно, конечно, попытаться, но…

Здесь старший группы повернул голову, и я  перестал думать про Лесюкова.

Серега Полухин! Другое дело. Полухин мне был не то чтобы друг. Мои друзья все на войне погибли, а новыми я не обзавелся. Но с Серегой мы несколько раз работали, в столовке иногда обедали за одним столиком.

Я спустился вниз. Показал парню из оцепления корочку, подошел.

— Ты чего, вышел с больничного? — немного удивился Полухин, пожимая мне руку. — Вроде позвонили, от вас Луценко едет.

— Нет, я тут живу. Вон мой дом. Гляжу из окна — ё-моё. Спустился посмотреть.

— И не слыхал, как рвануло? Здоров же ты спать. Тут чуть окна не повылетали.

— Я на лекарствах. Отключаюсь наглухо, — мрачно сказал я.

Полухин виновато сморгнул.

— Понятно…

— Чего тут у вас делается? Кого грохнули? Бандюгана или коммерса?

— Бабу какую-то. Лесюков говорит, дверца машины была заминирована. Направленный заряд, эквивалент под тысячу. Сам понимаешь, опознавать особенно нечего. — Он показал вниз и в сторону, где судмед ковырял что-то на асфальте. Я нарочно в ту сторону смотреть не стал. — От документов тоже ни хрена не осталось. Но машина на имя… — Полухин заглянул в блокнот. — Каратаевой Светланы Витальевны, 1980 года рождения.

Ее действительно звали Ланой. Она меня не обманула. Я кашлянул — запершило в горле.

— Мои начали опрашивать жильцов. — Полухин кивнул на зевак и на девятиэтажку. — Пока голяк. Ни машины, ни бабы этой никто раньше здесь не видел. Если, конечно, за рулем была эта, как ее, Каратаева.

— Дай посмотреть. Я тоже жилец.

— Садыков! Дуй сюда! Покажи фотку.

Подошел парень-стажер, незнакомый. У него на мобильном была фотография владелицы автомобиля — скинули из компьютерного центра.

Да, это была Лана. Только волосы светлые. Ей так было лучше, блондинкой. Лицо мягче, моложе. И взгляд совсем другой. Хотя скорее всего это она из-за стресса так изменилась. Постоянный страх здорово меняет внешность. Уж мне ли не знать.

— Ну? — спросил Полухин.

— Впервые вижу. Я, правда, здесь меньше года живу. Но такую цыпу точно бы срисовал. Придется вам, мужики, по всем ста восьмидесяти квартирам култыхать. Сочувствую.

Он выругался.

— Слушай, Зайцев, помог бы, а? У меня завал, во! — он провел большим пальцем по горлу. — В каждую дверь звони, объясняй, половина не откроет. А ты тут свой. Выяснить бы, к кому она приезжала — считай, полдела.

Тут Полухин спохватился — вспомнил, что я инвалид и наполовину покойник.

— Ладно, Коль, извини. Это я того… Ты мне лучше вот с чем помоги. «Ауди» этой в десять вечера здесь не стояло — вон тот дед гулял с собакой, точно говорит. А взорвали нашу Светлану Витальевну в шесть пятьдесят пять, когда она садилась в тачку. Баба молодая, при всех делах. Скорее всего приезжала на квартиру к любовнику. Ночку поотжигала с ним, утром рано собралась восвояси — и тут бумс! Сарпрайз.

Я улыбнулся. Черный юмор в нашей профессии — это нормально. Без него свихнешься.

— Ты мне вот что скажи: проживают у вас тут одинокие плейбои, которые могут  хороводиться с красоткой на крутой тачке? Может, ты?

Он опять хохотнул, но осекся. Сообразил по моей хмурой роже, что юмор не в тему.

— Извини, Коль…

— Не факт, что она приезжала к кому-то в нашем доме, — серьезно сказал я. — Там сзади еще три корпуса таких же, во дворах не припаркуешься — всё забито. Кто в гости приехал, часто машину на улице оставляют. На той стороне улицы тоже дома. Я бы на твоем месте не стал  тратить время на квартиры. Рой контакты. А насчет жильцов я покумекаю. Поспрашиваю. Времени у меня теперь до хрена. Если что узнаю — сообщу. Только ты  меня сориентируй по деталям, когда пробьете Карабаеву эту по всем каналам.

— Каратаеву, — поправил Полухин, очень обрадовавшись. — Повезло мне, что ты тут живешь. Я тогда сейчас быстренько сворачиваюсь и поеду. Телку наверняка грохнули   по коммерции или из-за чего-то делового. От ревности и неразделенной страсти грамотный заряд на дверцу не магнитят. Притом так ловко, что Каратаева взялась на ручку и ничего не заметила. Лесюков говорит, взрывная волна прямо от дверцы пошла. Это самое интересное. Так замаскировать — это уметь надо. Вот представь, садишься ты в свою машину, а у тебя прямо на дверце какая-то хрень прилеплена. Стал бы ты открывать или сначала подумал бы? Лесюков говорит, что у гэрэушников есть такие плоские мины, прозрачные, их почти не видно. Но сам он таких никогда не видал, только про них слышал. Соображаешь?

— Серьезный человек поработал.

— То-то и оно. Деловые контакты Каратаевой я пощупаю. Это быстро. А ты мне любовника найди. Вряд ли она в эту дыру по бизнесу приезжала.

— Очень деликатно, товарищ майор. Я тут живу между прочим.

Посмеялись. Потом Полухин посерьезнел.

— Ты молодцом держишься. Респект. Я расскажу ребятам. Мы много о тебе говорим. Зашел бы как-нибудь.

— Ага, — сказал я.

Зайду я к вам, как же. В последний день, когда прощался, все смотрели, как будто я уже в гробу лежу,  в гарнире из цветочков. Ушел — вздохнули с облегчением. Но это нормально. Я уже говорил, друзей у меня нет.

Поручкались, разошлись.

Вот теперь у меня было, за что зацепиться.

Интересная получалась штука. Убийца знал, где ночью находилась Лана. Притом что сама она не знала, куда едет.

Проследили? Исключено. Хоть я по дороге из центра и отключился, но на повороте с Рязанки хорошенько поглядел назад. Это у меня привычка, автоматическая. С тех пор как пару лет назад меня крепко пасли бандюки. Чтоб я не заметил слежки — такое исключалось. Пустая за нами была дорога, до самого дома.

Значит, что? Убийца знал мой адрес и знал, что Лана едет ко мне. Притом что мы с ней познакомились только вечером.

Вывод? Яснее ясного. Мой адрес записан в анкете у Громова. Кто-то видел, как Лана меня увозит, а потом посмотрел в компьютере, где я живу.

Теоретически и практически это могли сделать шесть человек: Громов, его лысый ассистент или любой из четырех пациентов. Когда количество версий строго ограничено — это подарок для следователя.

Плюс к тому есть мощная наводка: убийца обладает навыками взрывного дела и, что самое интересное, предположительно имеет доступ к экспериментальной спецтехнике. Информация о некой «прозрачной мине» из секретного арсенала ГРУ меня очень заинтересовала.

Я мысленно прошерстил подозреваемых, оставив самых очевидных напоследок.

Начал с пациентов. Понятно, что все они — болты с сорванной резьбой. Как и я. От каждого можно ожидать любых фокусов. Опять-таки, как и от меня. Когда человек знает, что жить ему осталось недолго, в голову   начинают приходить самые дикие фантазии.

Гюрза про это сказала прямым текстом. Мол, ей человека пришить — раз плюнуть. Мало ли, из-за чего одна фальшивая брюнетка могла возненавидеть другую? Например, из-за того, что у той не парик на голой от химии башке, а настоящие волосы.