Возвращение государства. Россия в нулевые. 2000–2012 - Екатерина Михайловна Шульман

Нетрудно заметить, что метод Хэйра – Нимейера обеспечивает пропорциональное увеличение доли партий-победительниц за счет непрошедших – тех списков, которые не преодолели избирательный барьер. Чем выше барьер, тем больше голосов избирателей оказываются поданы за непрошедшие партии и, следовательно, перераспределены между теми, кто барьер преодолел. Однако если барьер преодолевает новая партия, она включается в процесс распределения мандатов, меняя пропорции будущего парламента. Очевидная заинтересованность парламентских партий при таком порядке распределения голосов будет состоят в существовании максимального количества мелких партий, которые боролись бы за голоса избирателей, но не преодолевали избирательного барьера. Это позволяет тем, кто уже находится в парламенте, получать дополнительные места, так сказать, чужими руками: партиям по ту сторону барьера достаются голоса, поданные за непрошедших, причем максимальным бенефициаром такой схемы становится самая крупная партия.

При этом надо сказать, что описанная картина складывающейся парламентско-партийной монополии – не вина метода распределения голосов. Все применяющиеся в мире системы подсчета имеют некоторое внутреннее искажение: никому еще не удавалось вывести формулу, безотходно конвертирующую голоса избирателей в мандаты депутатов. Метод Нимейера происходит из Германии, он успешно применяется на выборах в бундестаге, ничего особенно порочного в нем нет. Но если избирательный порог высок (а семипроцентный барьер, который действовал у нас в течение двух выборных циклов, является по мировым меркам достаточно высоким), то этот метод «надувает» партию-победительницу. В результате количество мандатов, которые она получает, не соответствует реальной поддержке, которой она пользуется у избирателей.

В российской Государственной Думе, в соответствии с описанной схемой, с 2007 по 2021 год сохранялось присутствие четырех партийных фракций, длительное время успешно защищавшихся от появления любых внешних конкурентов. В свою очередь, эти четыре партии в значительной степени сами были результатом административного конструирования: слияний с ситуативными союзниками («Единство», ОВР, «Регионы России» и Аграрная депутатская группа) и поглощений идеологически сходных партийных проектов («Справедливая Россия», «Родина», «Партия пенсионеров»).

Имея в руках все описанные законодательные инструменты, наша политическая система тем не менее была вынуждена прибегать к довольно сложной и многоуровневой системе фальсификации результатов выборов. Эти фальсификации становились очевидны как на парламентских, так и на президентских выборах, как в выборном цикле 2007–2008 годов, так и в 2011–2012 годах, когда это стало причиной массовых протестов, и в последующие годы тоже.

Не все политические режимы, подобные российскому, прибегают к масштабной системе фальсификаций. Довольно часто они этого не делают, потому что рассчитывают на популистский инструментарий. В частности, Венесуэла – страна, довольно похожая на Россию по типу политического режима – в свои лучшие времена отличалась относительно честными выборами, потому что правящая партия фактически подкармливала свой электорат, и он в ответ голосовал за нее. Принцип Уго Чавеса «Голос каждого венесуэльца священен» был реальностью венесуэльской внутренней политики, поскольку не было острой нужды в фальсификациях. В 2015 году, когда обострились экономические проблемы Венесуэлы, это позволило провести то, что в политологии называется опрокидывающими выборами: выборы, на которых оппозиция неожиданно побеждает партию власти. Венесуэльская оппозиционная партия собрала около 80 % голосов в парламенте, и это стало началом масштабного политического кризиса в стране (политический режим его, впрочем, успешно пережил).

В России благодаря выстроенной системе, которая покоится на ограничении участия, привязке партий к государственному финансированию, контроле над медийным пространством и фальсификациях – главным образом на местном и региональном уровне, – сценарий опрокидывающих выборов маловероятен: такая система не позволяет оппозиции прийти к власти выборным путем. Это обстоятельство очень многое определяет в динамике режимной трансформации и политического процесса в целом.

Тем не менее, одновременно с совершенствованием и укреплением системы контроля над голосами, развивалась и параллельная система – система гражданских наблюдателей. Ее создали люди, пришедшие в эту деятельность добровольно, самостоятельно изучившие избирательное законодательство и электоральную практику и в конце концов добившиеся того, что с ними стали считаться и Центральная избирательная комиссия, и политико-административное руководство в центре и на местах, и – что самое главное – пресса и общественное мнение. К концу рассматриваемого периода гражданское наблюдение на выборах институционализировалось и стало значимым фактором политического процесса.

В декабре 2011 года президент Дмитрий Медведев в своем послании к Федеральному Собранию[29] обещал либерализацию электорального законодательства, заключавшуюся в фактическом возвращении к выборной модели 2003 года. Российская избирательная система получила еще одну реформу: в парламентские выборы вернулась смешанная система избрания депутатов в пропорции 50 % списочников на 50 % одномандатников, порог прохождения в Государственную Думу был снижен с 7 до 5 %, были несколько либерализованы правила регистрации партий (снижено число подписей, необходимых для подачи заявления о регистрации и число необходимых региональных отделений). Благодаря этому количество партий, зарегистрированных в России, снова увеличилось. До этого, из-за последовательного ужесточения партийного законодательства, в 2004 году зарегистрированных партий в России было 46, к 2006 году осталось 35 партий, из которых к началу избирательной кампании по выборам в Государственную Думу 2007 года сохранилось 15. В годы «партийного минимума» – с 2009 по 2011 год в России было семь легальных зарегистрированных партий. Уже к концу 2021 года их число приблизилось к 30, а к началу избирательной кампании 2016 года в России будет 74 партии, имевших право участвовать в выборах.[30]

Как видим, на состав парламента эти изменения мало повлияли: описанный инструментарий политико-административного контроля над публичным пространством позволял поддерживать нужную степень парламентской стабильности. Забегая вперед, скажем, что в дальнейшем количество партий снова сократилось (хотя и не до уровня середины двухтысячных), а законодательство было изменено таким образом, что ключевым ресурсом стала не партийная регистрация как таковая, а наличие мандатов в федеральном или региональных парламентах, дающее парламентскую льготу – возможность выдвигать кандидатов и партийные списки без трудоемкого и административно уязвимого процесса сбора подписей.

В 2016 году, за пределами рассматриваемого периода, первые парламентские выборы, прошедшие по новой схеме, с точки зрения формального результата дали достаточно высокий процент голосов «Единой России», снова вернули ей конституционное большинство, которое было у нее на выборах 2007 года и которое она потеряла на выборах 2011 года. Лозунги о необходимости проведения честных выборов, которые звучали на протяжении всей парламентской кампании из Москвы, были услышаны в регионах Центральной России, но был и ряд регионов – прежде всего национальные республики – которые не обратили на них никакого внимания. Там по-прежнему демонстрировались сверхвысокая явка и сверхвысокий результат «Единой России». В итоге в сформированном составе парламента произошел перекос в сторону тех регионов, которые решили провести выборы по старым правилам.

Глава 6. Не зарекайся. Суды и тюрьмы