Подборка стихов - часть первая - Константэн Григорьев

Раскаленная от тренья.

Но отдаться прямо в парке

Не решалась ты, однако.

Поднялись, пошли сквозь арки,

Где-то лаяла собака.

На квартире оказались

И легли в одной постели.

Наши ласки продолжались.

Как друг друга мы хотели!

Но пищал твой пейджер тонко

Тебя мама вызывала,

Волновалась за ребенка.

Ты звонить ей выбегала.

А потом вдруг оказалось,

Что сосед есть в комнатушке.

Очень ты его стеснялась

Он не спал на раскладушке,

Спьяну нам мычал советы

Мол, давайте, вас тут двое,

Я не в счет; святое это,

Ваше дело молодое.

Только утреннею ранью

Разрешилась эта смута

О, какой восторг за гранью!

О, волшебная минута!

Поднялся сосед и вышел,

На тебя я навалился...

Ах, восторг все выше, выше!

Ах - и вот он разрешился!

Сбилось на пол одеяло,

Было утро в птичьем гаме.

Подо мною ты лежала,

Обхватив меня ногами,

Улыбаясь благодарно,

Гладя мне живот и спину,

Глядя мне в глаза коварно...

Я был счастьем пьян в дымину!

Я мечтал об этом чуде

И боготворил, о, боги!

Твои маленькие груди,

Твои кудри, руки, ноги.

Запищал твой пейджер снова

И прочла ты сообщенье,

А потом мы бестолково

Одевались, и в смущеньи

Все прощались и прощались,

Шли на кухню, кофе пили,

Но потом мы возвращались

В комнату - и вновь любили.

Нам казалось - мало, мало,

Не уступим ни на йоту...

Ты, конечно, опоздала

В это утро на работу,

Я в Москву уехал, Оля,

И храню твою визитку.

Что ж, такая наша доля

Испытать разлуки пытку.

Но тебя я вспоминаю,

Мысленно веду беседу,

Как бы вновь тебя ласкаю...

Оля! Я к тебе приеду!

1997 год.

Послание коту моему Катрюшке.

"Я так бессмысленно-чудесен,

что Смысл склонился предо мной!"

Игорь Северянин, "Интродукции", 1918 год.

С утра я хмур, пью крепкий кофий,

А котик на меня глядит.

Кошачий взгляд - он как магнит,

Он выше всяких философий.

Взгляд не бессмысленный, о нет,

Но взгляд бессмысленно-чудесный.

Слова людские - вздор и бред

Пред этой тварью бессловесной.

По разуменью моему,

Мой котик не подвержен сплину.

"Ну, что глядишь?" - скажу ему,

а он зевнет и выгнет спину.

Я много книжек прочитал,

Сам написал стихов немало,

И что - счастливей, что ли, стал?

Что, жизнь осмысленнее стала?

А котик не читает книг,

В депрессию он не впадает:

Увидит муху - прыгнет вмиг,

И счастлив. Он ведь не страдает.

Поесть, поспать и поиграть,

И самочку покрыть весною

Вот смысл жизни. Меньше знать,

А больше жизнью жить самою!

И мы для этого живем,

В нас гедонизм - первооснова.

Все прочее есть ржавый лом,

Конструкции ума больного.

Я улыбнусь, допив свой кофий.

Тебя я, котик, видеть рад.

Воистину, твой, котик, взгляд

Превыше всяких философий.

1998 год.

Конец света.

Я - паук восьмидесятиглазый,

Черный и шерстистый, ростом с дом.

Как включу нагрудный мощный лазер,

Все вокруг меня горит огнем.

Нас таких немало. Мы упали

Из стального чрева корабля

И уничтожать живое стали

На планете с именем "Земля".

Жили тут до нас такие - "люди",

А теперь уж больше не живут.

Мы как дали залп из всех орудий

Вымерли они за пять минут.

Мы же стали быстро размножаться:

Самки клали яйца на ходу.

Стали по планете разбегаться

В памятном трехтысячном году.

Центр дал заданье - все постройки

Быстренько снести, сравнять с землей,

Испарить возникшие помойки

Лазером. Я, клацая клешней,

Бегаю по улочкам московским,

Все сношу и дико верещу,

Но, ведом инстинктом пауковским,

Между делом самочек ищу.

Очень устаю после работы,

Вечером в пещеру прихожу

Прежде чем уснуть, поем чего-то,

А потом в аквариум гляжу.

Плавают в воде, искрятся рыбки...

Странно. Я их как-то полюбил.

А еще играю я на скрипке

Сам себе, представьте, смастерил.

Я вообще мечтатель-многоножка:

Паутину лучше всех плету

И еще стихи пишу немножко

Все про самок и про красоту.

Ночь пройдет - и снова на работу.

Братья верещат: "Привет, привет!"

Мы уже готовимся к прилету

Короля. Москвы уж больше нет.

Кое-что расчистить нам осталось

Кремль и все соборы испарить.

Это - ерунда, такая малость...

Мне бы с Королем поговорить!

Вот и ночь. Все сожжены излишки,

Стелется повсюду едкий дым.

Мы, и наши самки, и детишки,

Все на Красной площади сидим.

Мы сидим, мохнатые громады,

Членами в восторге шевеля,

В звезды мы свои уперли взгляды,

Жадно ждем прибытья Короля.

Мы его не видели ни разу.

Говорят, что он вообще гигант,

Говорят, что он - тысячеглазый,

Каждый глаз горит, как бриллиант.

Мы его ужасно все боимся,

Он ведь может всех нас вмиг сожрать,

Если мы хоть в чем-то провинимся

И ему не станем угождать.

С самочкою я переглянулся,

К ней бочком придвинулся чуть-чуть,

Ласково клешней ее коснулся

Хороша у ней головогрудь!

Но внезапно все заверещали:

Показался в небе звездолет,

Пауки все наземь вдруг упали,

А корабль все ближе - вот он, вот!

Плавно опустился на планету...

Все! Открылись двери корабля!

Все! Дыханья - нету, мыслей - нету!

Мы сейчас увидим Короля!!!

1999 год.

За музыку.

Пускай талант я, а не гений

Свой дар лелею и храню.

Из наивысших наслаждений

Стихи и музыку ценю.

Стихи своим считаю делом

И, между прочим, наркотой,

Но музыка, возможно, в целом

Наркотик более крутой.

Я - человек, уже создавший

Немало золотых хитов,

В различных группах выступавший

Как автор музыки и слов,

Не зная ни единой ноты,

15 лет играю рок,

и, слушая свои работы,

порой испытываю шок:

какая роскошь! Да, я в шоке!

Меня решительно пьянят

Мои вокальные заскоки

И разноцветный звукоряд.

Альбомов множество скопилось,

Я знаю, за 15 лет.

Трясусь над ними, озирая

Коробки дисков и кассет.

Но мне не очень интересен

Путь в массы песенок моих.

Хотя есть штучек двадцать песен,

Известных более других.

Еще я - меломан. Мне близко

Почти что все - хард-рок, хардкор,

Джаз, авангард, и панк, и диско,

Тяжмет, и рэггей, и фольклор.

Как меломан с огромным стажем,

Берусь на слух определить:

Вот Фридман нарезает, скажем,

А вот Стив Вэй пошел пилить.

...Но лучшей музыкой на свете

считаю женский сладкий стон.

О, как влюблен я в звуки эти!

Как в эти звуки я влюблен!

Когда скрипит, трясется койка,

Вдруг сладкий настает момент

Ах, женщина тогда какой-то

Неповторимый инструмент!

Она воркует, стонет, плачет

И громко мамочку зовет,

Но это - редкая удача,

Бывает все наоборот:

Когда красивая пацанка

Лежит, не скажет даже "ой",

Как на допросе партизанка

Молчит геройски под тобой.

За что мне нравятся хохлушки

За то, что крайне горячи,

За то, что вцепятся в подушки

И в голос голосят в ночи.

Девчонки! Вы - парней услада,

Как меломан, как музыкант,

Я вам советую - не надо,

Не надо прятать свой талант!

Вы не стесняйтеся, девчонки,

Шепчите: "Ох!", кричите: "Ах!",

Как инструмент изящно-звонкий,

Послушный в опытных руках.

1999 год.

Весна у Калитниковского кладбища.

Отовсюду сверкающая весна

Заволакивает глаза пеленой.

В нежную даль, что так неясна,

Лечу, сбитый с толку этой весной.

Ноги мимо кладбища сами несут

Сегодня не буду туда заходить.

А в просторнейшем парке капели льют!

А небесная синь хочет с ног свалить!

Но я дальше лечу - и лечу не сам,

А как будто что-то меня несет

К двум старушкам, пластмассовым их цветам,

Которые у них никто не берет,

И они мне кричат: "Цветочки для вас!"

Но я, перепуганный, дальше лечу:

Сверкает какая-то дымка у глаз,

Не хочу похоронных цветов, не хочу.

Хочется жить, полною грудью дышать,

Упасть и смотреть в это небо, ввысь!

Опять денег нет и неоткуда взять,

Сегодня связи с миром все оборвались.

У Птичьего рынка бросили котят

Целую коробку, не сумев продать.

Они, смешные, крошечные, пищат,

Бегают, не в силах ничего понять.

Красивая девушка в черном пальто

Присела на корточки и гладит их.

Мимо бесшумно скользит авто.

День вообще удивительно тих.

Слабость не отпускает, душа полна

Тоски, накатывающей, как слеза...

А повсюду - сверкающая весна,

А капели льют - и слепят глаза.

1999 год.

На лунном берегу.

"...сегодня продавщица кондитерской, завтра жена полкового командира, послезавтра сиделка Красного креста, а в промежутках - фарсовые актрисы, цирковые наездницы и гимназистки старших классов. Все это в конце концов приелось, и минутами кажется неинтересным даже обладание королевой".