Вершители порядка (СИ) - Кирнос Степан Витальевич

Пока мои товарищи готовятся к вылазке, я решил пройтись по Храму и вспомнить его хоть немного. Приложив усилие и выйдя на улицу из тёмного помещения, я оказываюсь на залитой солнцем главное площадке Храма и делаю пару шагов в сторону насаженных клумб с цветами. Тут на высоте чувствуется порыв холодного ветра, трпещущий мой короткий волос, несмотря на то, что в небесах торжествует яркий солярный диск. На мне мой привычный доспех — кожанка, только на этот раз шею прерывает платок цвета светлой пастели. На поясе покоится изобретение Гаспара, заряженное и не разу не использованное, пару зелий и средней длины обоюдоострый меч с притупленным острием и короткой ручкой.

Я оказался возле небольшого фонтана, который украшен статуй крылатого существа. В отражении воды я увидел своё лицо — чуть округлое и бледное, и взгляд глаз цвета нефрита. Подняв голову я увидел, как в этом же месте бродит и знакомая мне девушка — её тёмный длинный волос и выразительные формы, приятное лицо, почему-то отрадно видеть. Я решил к ней подойти, и за разговором скоротать время, пока Исаил, и храмовники готовятся.

— О, привет Лишари, — говоря я, медленно подходя. — Как ты? Справляешься с пирийскими текстами?

— Да, медленно, но верно. Старик Огневспых буйствует в последнее время, работая над сигилом.

Мне кажется, что без остроты её речь стала более тусклая, но всё же это лучше, чем холодная вражда.

— Кстати, всё хотел спросить, а откуда ты родом? Нерим всё же не маленький остров.

— Я из Остиана [16].

— Даже не подумаешь. Есть в тебе немного от… скарагга.

— Вау, ты второй кто осмелился мне это сказать. Да, моя бабушка плыла на скраггском корабле. Дед в неё влюбился, а потом они осели в Остиане. А почему ты сказал «немного»?

— Да, в тебе много неримских черт.

— Каких?

— Красивых, — говорю я, решив немного подбодрить её, и как только слова покинули губы, я ощутил что-то приятное и щекотливое в груди. — Да, несмотря на всё то, что мы проходим, ты неплохо выглядишь.

— Спасибо, — края чуть полноватых губах Лишари поднялись в улыбке. — Кстати, а ты сам откуда?

— Из Арка. Тут я родился, и жил. Мои родители, когда я ушёл в Орден решили уплыть на Киле, а я остался тут.

— Что вообще ты забыл в Святом ордене? Это сборище, — голос девушки стал непорядок тише, — параноидальных религиозников. Больше часть времени из жизни — чтение мифов, цирк ритуалов и правила… ненужные правила, правила, правила.

— Понимаю твоё… разочарование в нас, — я оглянулся, увидев множество хранителей, в которых всё ещё теплится долг, напоминая мне о том, почему и я стал хранителем. — Часто в детстве мне приходилось слышать истории, как бандиты грабили торговцев, как разрасталась тень над Эндералом. Даже мою тётку едва не убили на дорогах, а моих знакомых… завербовали в какой-то жестокий культ, где они и почили. И я дал себе клятву, что пойду в Ордене, благо у меня показался дар магии. Небольшой, но всё-таки хоть какой-то, благодаря чему меня взяли в его ряды.

— А придя на службу ты столкнулся с ритуалами, бюрократией и приказами, которые ничего общего с долгом не имели.

— Ты… проницательна. Думаю, теперь ты понимаешь, почему мы ушли из Ордена. Этот конфликт с Арантеалем… ты должна понять.

— Да, Этьен, я понимаю тебя. Если у тебя ещё пару товарищей ушли в культ, только у меня брат… отец на него сильно давил с бизнесом, и он ушёл в воины страшного культа, где и сгинул.

— Да… пришлось тебе не очень, — я только сейчас вспомнил, что у меня в кармане валяется ещё что-то из пирийских артефактов, который я достаю. — Лишари, держи. Это тебе, ещё одна вещь пирийцев.

— Что это за…?

Она, под мат, с моей ладони взяла монету — круглый металлический предмет, с орнаментом, в котором цвета лазури изображения.

— Пирийская монета. Держи. Кстати, я смотрю ты куда-то собираешься?

— Да, мы собрались в Дотульград или как там его, — быстро говорит дама. — Главное, чтобы опять наёмники не набежали, но надеюсь, что Арантеаль нам отправит кого-то в помощь. А то получится, как в Решенграде.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нападение, — я вспомнил о недавних событиях и положил девушке руку на плечо. — Лишари, ты главное крепись. Если эта фигня с циклами правда, то твои исследования для нас будут важны.

— Спасибо, что хоть ты ценишь их. А то твои всё носятся со стабильностью в регионе… как будто сейчас это важно.

— Этьен! — раздаётся воззвание, и я смотрю как у Обители собралось воинство — Исаил и храмовники.

— Труба зовёт, — тряхнула в ответ за плечо меня Лишари, отчего и я даже готов разолубыться как идиот. — Надеюсь, ещё встретимся.

— Я тоже надеюсь. Бывай.

Быстрым бегом я направился к Исаилу и храмовникам, которые уже готовят свитки, чтобы телепортироваться на Золотой берег. Тут же я словил холодный взгляд нашего клирика в красной мантии, с посохом и панцирем, и не менее холодное осуждение:

— Этьен, неужто ты купился на чары этой девушки?

— Во-первых, — стал нервно отнекиваться я, — докажи. А во-вторых, скажи, брат Исаил, что об этом говорит Предание? Нет у нас разницы по народам. Только брак заключи и всё.

— Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто ты так томно общался с этой Лашири.

— Её зовут Лишари.

— О, правда что-ли? А Константин её по-иному называл, но ладно, сейчас не до этого. Я изучил Предание с самого начала.

— И что интересного ты мне расскажешь? — спрашиваю я, рыща в карманах свиток телепортации.

— Из Предания нам стало известно, что всё началось с того момента, когда Всевышний или Творец решил создать великое пение, известное как мир и создал себе помощников. Первородные духи, и пели они долго, созидая духовный мир — небо, пока Творец не задумал создать материю — землю ми населить её несмышлёными тварями, да насадить растения.

— И что дальше?

— Когда всё было готово, один из самых могучих духов — Тель-Имальтхаати взбунтовался против него и пошёл войной на Всевышнего, поведя за собой своё воинство, но они потерпели поражение и пали.

— Ладно, теперь из Предания мы знаем, как оно всё могло начинаться, а теперь давай сконцентрируемся на задании.

В моих руках оказывается свиток, который мгновенно растворил своей силой бумагу, обратив её в энергию, которая меня поднимает, и я перестаю видеть Храм солнца. Мгновением погодя мои глаза затопил свет, растворившийся и показавший картину чудесной природы, которой мне не удаётся насладиться.

— Вот и добыча! — вопль бандита привёл меня в чувство и местность туже стала смешением зелени всех оттенков — фон для нескольких рослых мужиков в кольчугах, которые несутся на меня.

— Идиоты! — выкрикнув, я обнажаю меч и блокирую первый удар — раздался лязг, и я пинаю его в живот, после чего нисходящим ударом разрубаю ему кольчугу на плече.

Мне приходится отпрыгнуть назад, чтобы топор бандита не разбил мне голову. Из воздуха появляется храмовник, который тут же поняв ситуацию хватается за меч и бросается на второго бандита, пока я займусь раненным. Сблизившись с ним я пробиваюсь через его блок, но он отчаянно отпрыгивает и защищается железкой, но я со всей силы бью его под колено, а затем одним поставленным ударом в шею кулаком заставляю его кряхтеть и кататься по траве.

Из куста выпрыгивают ещё враги, но это не разбойники. Гремя костями, лишёнными плоти, на нас, без страха, с инфернальным сиянием в глазницах идут скелетоны. Я оставляю бандита и вместе с тремя храмовниками бросаюсь в бой. Увернувшись от топора я совершаю выпад, который разбивает грудь скелета, а вторых рубящим ударом я сокрушаю всю конструкцию. Храмовники, клинками отогнали нежить, а затем её обратили в кучу мусора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как же я не могу терпеть бандитов. Эти люди — беззаконники, которые не имеют ни малейшего уважению к праву. Ладно кража из голода, но становится душегубом на дороге только потому, что тебе весело. И меня немного коробит от того, что Велисарий хочет поставить на службу этих людей, но кто я, чтобы с ним спорить? Во всяком случае, пусть получают деньги из казны, чем грабят её. Но больше всего я ненавижу оживших мертвецов — эти твари загробного мира не знают ничего, кроме жажды убийства. Тела, пленённые злыми духами, становятся инкубаторами для концентрированной злобы.