Объект их низменных желаний - Картер Браун

— Утром я пришлю кого-нибудь проверить все те алиби, про которые вы мне сказали, — проговорил я.

— В любое время, лейтенант. — Медленная улыбка появилась на его лице, когда он взглянул на Анджелу:

— Вам что-нибудь нужно, золотце, или вы пришли в качестве участника рейда?

— Элинор была моей лучшей подругой, — отрезала та. — У меня личный интерес к этому делу.

— А-а, вот, значит, как… — Он не торопясь раздавил кончик сигары в пепельнице. — Может, нам стоит подумать о новом танце для вас? «Оплакивание», нет, «Погребальная песнь по прекрасной блуднице»?

Лицо Анджелы исказилось от ярости, она перегнулась через стол и вцепилась ногтями в его физиономию.

Я схватил ее за руки и с трудом оттащил назад.

— Полагаю, теперь нам надо идти, — вежливо сказал я, продолжая удерживать разъяренную красотку. — Но прежде, мистер Лабелл, мне бы хотелось попросить вас об одолжении.

— Все, что пожелаете, лейтенант.

— Как вы посмотрите на то, чтобы ради меня обновить программу комика?

— Если на его месте будет настоящий комик, представление утратит марку, — сказал он беспечно. — Не думаете ли вы, что наши посетители приходят сюда, чтобы посмеяться?

Вот теперь можно было уходить, что я и сделал, утащив за собой упирающуюся Анджелу Палмер. Дойдя примерно до половины коридора, я почувствовал, что ее сопротивление немного ослабело, и разжал руку. Когда мы миновали кухню, она остановилась и холодно взглянула на меня:

— Здесь есть запасной выход, не надо будет снова проходить через главный зал, если, конечно, вам не хочется посмотреть остальную программу.

— После танца падшего ангела все остальное кажется жалкой претензией на искусство, — искренне ответил я.

— Благодарю вас. — Она машинально улыбнулась. — Знаете, вам не надо было мешать мне выцарапать его мерзкие глаза!

— Вам вряд ли понравилось бы оказаться в столь поздний час за решеткой за оскорбление действием.

— Для копа вы необычайно человечны. — Она слегка коснулась моей руки. — Должно же у вас быть какое-то имя, кроме «лейтенант»?

— Эл.

— Эл и Анджела. — Она тихонько рассмеялась. — Звучит как комедийный дуэт: веселый болтун и маленькая простушка.

Она отворила дверь, и мы вышли в проулок за домом.

Я предложил Анджеле подвезти ее до дому, и она с радостью согласилась. Когда мы туда добрались, она предложила мне выпить стаканчик, и, разумеется, я не стал отказываться.

Оказавшись в элегантно обставленной гостиной, я сел на кушетку, наблюдая, как Анджела смешивает напитки Она принесла мне бокал, попросила извинить ее и скрылась в спальне. Я отхлебнул виски и поставил бокал на низкий столик возле кушетки. Столик показался мне каким-то пустым. Некоторое мгновение я не мог сообразить, чего на нем не хватает, но потом вспомнил, как он выглядел утром, и понял, что исчезла фотография Найджела.

Ну что ж, плакать я не стану.

Анджела вернулась в гостиную уже в другом туалете.

На ней была блузка без рукавов из серебряной парчи с глубоким вырезом, заполненная двумя розовато-кремовыми волнами ее высоких грудей. Снизу — пара черных бархатных брюк до колен, настолько узких, что, по-видимому, требовался какой-то особый прием, чтобы натянуть их.

Короче, она выглядела как мечта любого парня, которую он хотел бы увидеть, придя домой, и черт с ним, с обедом!

Я зачарованно наблюдал за восхитительными очертаниями ее обтянутых бархатом округлых ягодиц, когда она брала свой бокал, затем за серебристо-розовым колебанием ее грудей, когда она направилась к кушетке.

Запах ее пряных духов, как по волшебству, перенес меня в какой-то арабский рай, и я бы ни капельки не удивился, увидев рядом с этой гурией нубийского мальчика с опахалом из страусовых перьев.

— Что случилось с Найджелом?

Я кивком указал на пустое место на столике, где еще утром стоял портрет.

— Я выбросила его в мусорный ящик, он начал действовать мне на нервы. — Она отняла бокал от губ. — После того как утром я рассказала ему про Элинор, он все время о чем-то думает, но только не обо мне. — Она надула губки. — Мне это не нравится.

— Я думал, вы его любите.

— Я тоже так думала! — Ее черные глаза на мгновение блеснули, а когда она заговорила, голос стал еще более глубоким:

— Но разве достаточно одной страсти для удовлетворения плотских желаний? Что скрывается за вожделением в его глазах, в которых отражается моя собственная легко ранимая нагота? Ночная тьма, зов крови, тайное предательство и порочная вина, неужели они все гнездятся за зеркалами его глаз, когда он улыбается, а его сильные холодные руки ласкают мое тело?

— А-а… — догадался я, — белые стихи, свободная любовь!

Она глубоко вздохнула, а видимые доказательства правильности моего глубокомысленного высказывания кружили мне голову.

— Вы ведь не относитесь к копам интеллектуального типа, Эл?

— Я коп практического типа, — с уверенностью сообщил я, — из тех, кто задает тысячи вопросов, пока не услышит чей-то не правильный ответ.

— Хотела бы я задать Найджелу несколько правильных вопросов!

— О чем?

— Это моя проблема. — Она сделала большой глоток. — Сама не знаю, о чем именно, но по какой-то причине с сегодняшнего утра он выбросил меня из головы.

А ведь я кое-что смыслю в любви. — Она невесело рассмеялась. — Я, исполнительница экзотических танцев, имеющая самые сексуальные склонности! Но секс — это одно, а любовь — совсем другое. Любовь — это отдача обеих сторон, она должна основываться на вере и полнейшем доверии, а тем более… — Она многозначительно прищелкнула пальцами. — Все это исчезло в один миг. История моей жизни и внезапное окончание моей любви к Найджелу Слейтеру — все наступило — и произошло? — сегодня утром. Конец исповеди! — Она допила свой бокал и протянула его мне. — Наполните еще раз, прошу вас.

Я приготовил пару бокалов и понес их на кушетку. Ее руки осторожно поглаживали бедра от талии до колен, пока я не поднес ей бокал и она не схватила его.

— Не мог же он придумать эту историю о звонке Мейсона, как вы считаете? — спросила она через несколько секунд. — Или мог?

— Я так не думаю, — ответил я, присаживаясь на кушетку рядом с ней. — Зачем?

— Не знаю… Он явился сегодня около семи вечера, словно белый рыцарь, требующий моего очищения. Но у меня появилось смутное ощущение, что все это только игра. Игра! Я понимаю, смерть Элинор вывела меня из равновесия, но, честное слово, это было ужасно неискренне — то, как он вел себя. Будто все отрепетировал заранее и знал все слова наизусть. Будто я — публика и он играет передо мной.

— Он актер? — вежливо осведомился я.

— Найджел? — Она было рассмеялась, но тут же остановилась. — Дайте подумать: я не знаю, кто он и чем занимается. Никогда не интересовалась этим. Мне он казался потрясающим парнем, в которого я влюбилась почти с первого взгляда, мы были созданы друг для друга. — Она медленно прикончила свой второй бокал. — Вся эта любовь и взаимопонимание, предельная откровенность — никаких секретов друг от друга, — мы хотели быть не такими, как все! Он относился с полнейшим пониманием к тому, что я вынуждена выставлять напоказ свое нагое тело, что стала исполнительницей экзотических танцев, а не доктором литературы. Я понимала его непонятную манию — или причуду? — в отношении обуви, и, не споря, демонстрировала ему какую-нибудь пару туфелек, если это доставляло ему удовольствие. Существуют ведь самые разнообразные фетиши, не так ли?

— Туфельки-фетиши? — медленно повторил я.

— В особенности на высоких каблуках. — Она пожала плечами. — Я достаточно сильно его любила, чтобы смотреть сквозь пальцы на эту причуду: ну подумаешь, маленький невроз, говорила я себе. Может быть, в нем сидит извращенец или что-то в этом роде, в общем, кому какое дело? А уж теперь-то мне совсем наплевать, с сегодняшнего дня он для меня — прошедшее время. — Она торопливо допила свой бокал, будто кто-то собирался его отбросить, и сунула мне в руку. — Поставьте его на стол, а?

Я прикончил свою выпивку в более умеренном темпе, поставил оба бокала на стол и решил, что пора отправляться восвояси.

— Вы знаете, что мне необходимо, Эл? — неожиданно спросила она голосом маленькой девочки. — Утешение. Утешение по-мужски.

Она закинула руки за голову и очень ловко расстегнула «молнию» на серебряной блузке. Я сидел неподвижно, наблюдая за тем, как ее одежда постепенно превращается в мягкую груду. Затем, уже обнаженная до пояса, она подобрала ноги на кушетку и откинулась назад, так что ее голова оказалась у меня на коленях. Отыскав мою руку, она подсунула ее себе под левую грудь, издав при этом какое-то мурлыканье.

— Эй, мужчина… — прошептала она, ее темные глаза жадно смотрели на меня. — Приласкай же меня! Утешь и успокой!

Глава 5