Ловушка для красоток - Жанна Режанье

— Что же…

— Этот английский лорд… Вы, без сомнения, читали в прессе о знаменитости, что гостит у меня. Признаться, я вначале подозревал его в недостаточной знатности — в пиквикском, знаете ли, ключе. Но, вообразите, он оказался вполне, вполне! И никакой британской флегматичности, скорее этакий анфан террибль — остроумен и забавен, выглядит, конечно, немного чахоточным, но они же все такие, разве нет? Последний писк моды… Но вернемся к нашим баранам — о чем я говорил?

— О лорде…

— Ах да! Прошлой ночью Тони видел вас в дискотеке и немедленно принялся цитировать Водсворта: земля не порождала такую красоту и так далее. Бедняга мучает меня весь день, требует, чтобы я пригласил вас на обед. Согрейте же наши сердца сегодня вечером — интимная трапеза втроем в «Лютеции», идет? Часикам к восьми?

Ева репетировала пьесы, полученные от Чарлин, перед большим зеркалом в спальне. Стоило ей выучить роль, как эмоции, так и полились — Ева была поражена! А вдруг у нее талант, о котором она и не подозревала?

Ева уверенно отправилась в понедельник после обеда в город. Однако, едва переступив порог агентства, она почувствовала, что уверенность ее покидает, сменяясь все тем же паническим страхом. Она с трудом сдерживала дрожь и надеялась, что Чарлин, сердечно встретившая ее, ничего не замечает.

Ева стала читать. Ей хотелось вложить в слова хоть какое-то чувство, но голос звучал тускло, текст получался плоским, Ева и сама понимала, что читает и неубедительно, и не смешно.

Дойдя до конца страницы, она с трудом сглотнула. Набрать бы полную грудь воздуха! В следующей сцене она скомкала ключевые строки, ей недоставало дыхания, чтобы добраться до конца каждого предложения. Отяжелевший и ошершавевший язык отказывался двигаться в такт губам. Речи не было о том, чтобы восстановить эмоции, которые так легко дались ей в тиши собственной спальни: читая перед Чарлин, Еве хотелось плакать от унижения. Все шло не так! Все, все! Она уставилась на носки туфель, не в силах поднять глаза на Чарлин.

Та закурила сигарету и откинулась на спинку кресла.

— Придется еще немало поработать, — сказала она, и у Евы подпрыгнуло сердце.

Ева знала, что ей нужно что-то ответить, но мерзкий, пересохший язык не повиновался. Чарлин выдохнула дым.

— Я понимаю, что ты нервничаешь, да и в любом случае первое чтение для меня ничего не означает. Мне важно другое — ты доказала твердое намерение учиться, а это в нашем деле главное. Будешь стараться — всему научишься. Данные у тебя есть, Ева.

Ева даже сумела улыбнуться.

— Раз у тебя прошел первый страх, почему бы нам не попробовать снова?

Ева взяла в руки книгу. Ее отпустило, и текст пошел свободней и живей. Чарлин время от времени ее останавливала либо пояснениями, либо вопросами: как Ева думает, почему героиня пьесы говорит эти слова? Что в ее прошлом подсказывает ей такое поведение?

Раза два Чарлин просто показывала:

— Попробуй сказать с другой интонацией… Попробуй вот этот жест…

Ева постепенно забыла о своем голосе и переключилась на характер героини и на ее переживания. По окончании сцены Чарлин объявила:

— Думаю, у тебя получится, Ева. Ты переимчива и хорошо воспринимаешь режиссуру. И все понимаешь.

— Спасибо, Чарлин, спасибо!

— Читать рекламу мы тебя пошлем еще нескоро, но, раз начав, ты далеко пойдешь. И запомни мои слова — я в нашем деле разбираюсь.

Наконец в понедельник вечером Долорес собралась повидаться с Кэрри Ричардс. Кэрри ей по телефону описала квартиру, и Долорес не сомневалась, что это ей подойдет. Пригодится и сама Кэрри — у нее, судя по всему, есть много полезных знакомых. Однако внешность девушки, открывшей Долорес дверь, застала ее врасплох: такого она не ожидала.

Долорес привыкла к тщательно сделанной красоте, а девушка, что стояла в дверях, обладала ослепительной красотой, не нуждавшейся ни в каких ухищрениях. И Долорес, которая не могла допустить мысли о чьем-то превосходстве над собой, просто закрыла глаза на чудо, неожиданно возникшее перед ней.

Осмотрев жилье и выразив полное удовлетворение, Долорес уселась в гостиной напротив Кэрри и сразу заговорила о своей голливудской карьере, о знакомых «звездах», о ролях, сыгранных ею, и о решимости посвятить себя искусству.

— Я же не манекенщица, я актриса! — заявила Долорес. Довольно скоро она убедилась, что ее высокомерный тон не производит на Кэрри ни малейшего впечатления. Она продолжала болтать, но почувствовала, что Кэрри слушает без интереса, а она, Долорес, все сильнее ощущает на себе обаяние этой странной девушки.

«В ней есть чистота, — вопреки себе подумала Долорес. — Я ненавижу ее чистоту, ее не испорченность, совсем другой мир, в котором она выросла!»

К тому времени, когда Долорес перебралась из отеля к Кэрри Ричардс — а это случилось на следующий день, — она уже приняла решение добиться умственного, физического, эмоционального, морального, психологического, духовного, а также всякого иного превосходства над своей соседкой по квартире.

Глава VI

В июне время текло для Евы медленно. Она получила новое имя — Ева Парадайз, она вступала в новую жизнь, бурля энергией и надеждами.

Даже во время школьных занятий она выкроила себе субботу и поехала на пробы. Вооруженная двумя чемоданами тряпок Ева электричкой добралась до города, взяла такси, на котором и явилась в довольно обшарпанное ателье в районе восточных Тридцатых улиц.

Молодой фотограф ждал ее. На столике неподалеку от камер закипал кофе, на стерео проигрывателе стояла пластинка битлов. Ева радостно пробралась сквозь лабиринт коробок, стопок книг, проводов и каталожных ящиков, обошла кошачье семейство и вылезла на расчищенное пространство у камеры на треножнике, где был уже установлен свет.

Напуганная, но довольная, она подчинилась всем указаниям молодого фотографа и возвратилась на Флорал-парк с твердым намерением сесть на строгую диету и сбросить еще десять фунтов.

Распростившись со школой, Ева стала бегать по адресам, полученным от Чарлин: к фотографам, которые готовы бесплатно делать пробы, а также по издательствам каталогов, где она должна была представиться и предложить свои услуги. Чарлин говорила ей, что новеньким иногда везет и им могут дать работу даже и без альбома.

Сейчас Ева с бьющимся сердцем переступала порог фирмы под названием «Фэрроу и Тюдор, каталоги».

Мег Тюдор и Джек Фэрроу сидели рядышком за столом, заваленным бумагами и фотографиями. Груда композитов, четыре телефона, на стенах фотореклама и реклама самого агентства.