России ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов

Я вспомнил из рассказа-покаяния Владимира его русскую драму в страстях с разводом. Во время встречи в Канаде он состоял во втором браке с японкой. Мыслишка эта, чувствовалось, у него оставалась.

«У моей «экзотики» есть все: картинная внешность, покорность – нет родственной души». Многого я тогда не понял, но не хотел тревожить досужестью в деталях. Сейчас, в пору тихого увядания природы, я был не готов вытащить на божий свет еще одну драму. Перелистал тетрадь дальше. Эта запись начиналась красной пометкой: «Сомалийский индивид». Именно так начиналась солидная глава рукописи. Мелькнувшее имя «Леха» заинтриговало меня.

…Дрожащими руками я закрыл прочитанное. Глаза смотрели в окно на милый сердцу пейзаж, но не видели его. Я слышал о хитросплетении судеб – иногда делал вид, редко, в зависимости от мастерства рассказчика, верил в невероятное. Передо мной, в записях случайного человека, открылась судьба дорогого мне человека. Однокурсник, коллега по работе – этого уже немало. Леха был готов пожертвовать за меня жизнью.

Перед антарктическим вояжем судно обеспечивало воюющий Вьетнам. Стоя под выгрузкой в порту Хайфон, испытывали каждодневный стресс от налетов бомбардировщиков. Бомбили объекты окрест – нас не трогали. В один из налетов мы с Лехой находились на внешней палубе. Пролетавший высоко «Фантом» неожиданно сбросил на наши головы искрящиеся в полете предметы. Леха увидел их первым: свалил меня на палубу, плотно прикрыв собой. Предметы оказались не кассетными боезарядами, а всего лишь устрашающими металлическими чушками. Да, я помогал Лехе в многочисленных разборках на берегу, да, я во многом покрывал его в общем-то безобидные «грехи», но чтобы в благодарность за это… Сейчас я задумываюсь: а смог бы я, вот так же, закрыть его своим телом. В «моте и разгильдяе» жил Альтруист с большой буквы.

Из сухих фактов дневниковых записей Владимира, иногда прямой речи собеседников в них, некоторых умозаключений удалось открыть для себя экстремальные виражи судьбы, едва ли не с момента неожиданного исчезновения Лехи в африканском предместье Фош-ду-Кунене. Политическая мясорубка не могла не взять в обиход эксцентрика-Леху: вялое течение – не его стихия, захлебнуться – так в бурной реке, сгореть – так пылающим костром. Словесные принципы он отчетливо воплотил в жизнь. За бесстрашие, за самобытность, за силу воли, за бескомпромиссный вызов времени низкий ему поклон. Желаю всем пережить то, что должен пережить каждый после обретения потерянного друга. Отныне и навсегда – Леха живее всех живых.

В далекий день нашего расставания Леха покусился на самое святое в клане африканского вождя – дочь. Он дал согласие на участие в завоевании Унки. Восклицание «Ункулункулу – доступная, как звезда» стало символом претендента на полноправное обладание. Можно догадаться о доступности звезд, но Леха– мот и разгильдяй, бросил вызов. Ему противостояли самые достойные, физически сильные и ловкие соплеменники Унки. Сейчас реально оцениваешь, как абсурдно выглядело для Унки возвращение из лона цивилизации в родной, но дикий племенной уклад. Познав сладость вкушенного плода, трудно вернуться к пережевыванию копры ствола его носителя. Думаю, Леха пришелся Унке по душе, став для нее лучом света в темном царстве. Сговор я не допускаю. Это мы, русские, ассимилированные за века противоборств и недальновидных политик, можем прогибаться под чужим влиянием. Африканские племена строго чтили установки предков. Состязание выбиралось вождем, и исполнение оставалось фактом обязательным. Допускаю легкую подтасовку выбора вида испытания в пользу достоинств и преимуществ Ле-хи. Хочется верить в супермена-Леху с копьем наперевес. Сухой, искрометный, временами задумчивый, головастый Леха накачал мышцы? Не буду гадать над победой, вероятно, вождь избрал нечто интеллектуальное, близкое ему. Победа Лехи обязана была быть очевидной без сомнения. Десять лет победивший Леха жил с Ункой на отдаленных границах племени. В выделенные ему владения он внес блага цивилизации. Унка продолжала одеваться с европейским акцентом. Арендованные суда добывали продукцию океана, дающую солидный доход. Позже Леха стал сам вождем влиятельного племени. Не будь Леха Лехой, если бы слепо остался пожинать плоды своего бытового творчества. О возможных деталях дневник сведений не донес. Представляю его отпрысков – ушастых, головастых, черненьких Лех – настоящего не брал загар.

До невероятности белокожий, он привлек внимание Владимира среди соплеменников. Этим, да славянским происхождением он заслужил у него рубрику «Сомалийский индивид».

20 декабря. В пределах видимости о. Лемба на траверзе мыса Танга.

В Сомали, куда следует судно, локальные вспышки междоусобных клановых конфликтов. По рекомендации управляющей компании, имея грузополучателя в п. Момбаса, приняли курс, отклонившись от судоходных маршрутов на 50 миль мористее. На борту по документам запасные части к машинам сельхозназначения. Учитывая отклонение, приход в порт назначения к 10–00 местного времени. На удалении 12 часов хода, минуя мелкие осколки Сейшельской гряды, слева по курсу появились два быстроходных катера без знаков опознания. Двигаясь со скоростью 18 узлов параллельным курсом, катера имели преимущество в скорости и маневре на порядок. Один из катеров резко пошел на сближение до нескольких ярдов. Предупрежденный о возможных в этих широтах пиратов, прибавил ход до 20 узлов – по рубке прошлась очередь крупнокалиберного пулемета. Осколками стекла травмировало глаз вахтенному рулевому матросу. С другого катера ударил миномет – фонтан взрыва пришелся прямо по курсу в полукабельтове, следом ударил зажигательными пулемет. Пули с шипением прожгли металл рубки, загорелась краска. Начался пожар. Помещение рубки наполнилось едким дымом. Подручными средствами пожаротушения огонь с трудом погасили. Запросил руководство компании. Рекомендовано двигаться с использованием маневрирования. В ответ на выполнение устрашающего маневра в борт ударила мина. Во избежание жертв и нанесения ущерба мореходным качествам судна отдал команду сбросить ход. На борт по стремянкам поднялись десять чернокожих боевиков: у двоих наперевес станковые пулеметы, у остальных – «калаши» и арсенал ручных гранат на поясе. Весь экипаж – всего двадцать пять человек, кроме меня и радиста, задраили в шкиперской. На диком английском мне объяснили: мы заложники. Предложили связаться с руководством. В обмен на жизнь и свободу потребовали выкуп за судно полмиллиона долларов США. При затяжке переговоров пригрозили затоплением. При первом отказе подчиниться разорвали рубашку, при втором – ударили рукояткой ножа в затылок. Берег молчал, приближались сумерки. С выключенными ходовыми огнями дрейфовали в открытый океан…

Читая сухие факты событий, лицо мое горело – я находился там, вместе с ними.

…Среди ночи растолкали. Показали точку на карте, куда нужно стать на якорь. Четверых выпустили: механика с мотористом, боцмана и рулевого матроса. С горечью вспомнил прошлое время, когда ходили одной спаянной командой. Мораль изменилась – никто не хотел стать героем посмертно. Прошли часы безрезультатных переговоров. Меня ежечасно заставляли выходить на связь для переговоров. Компания платить не спешила. Пришла ночь. Точка стоянки постоянно менялась. Я падал с ног, ушибленная голова раскалывалась. На диванчике в «штурманской» разрешили прикорнуть. Провалился ненадолго. Проснулся оттого, что кто-то тронул плечо.

– Наш, русский – ошибаюсь?!

От неожиданности вскочил. В изголовье, в компании трех черных, вооруженных до зубов боевиков, стоял улыбающийся худощавый белый мужик в камуфляжной рубашке и брюках под Фиделя, с жидкой миссионерской бороденкой, совсем не боевого вида.

– Ваши угнетатели связанные внизу сидят. Капитанишь с малайцами? Эти жидкие – не вояки. Поднимай, товарищ, экипаж и в путь-дорожку. Моя гвардия с вами до Момбасы.

От неожиданности продрала нервическая дрожь. С заиканием спросил:

– Кому обязан нашим спасением?

– Раньше Лехой звали, Лехой Кузей. Ладно, «полный вперед», поговорим на месте – заждались нас в порту…

Нежданова – не обмани!

Этот день с утра не предвещал ничего романтического, более того – он, как много-много последних дней, слился в неумолимую безжалостную календарную поступь. Для сравнения представьте неинтересный фильм в переполненном транзитном зале вокзала или больничную палату в ожидании заключительного «приговора» – все же не крайность, но, согласитесь, некоторая унылость.

Ожидание счастья – абсурд. В тайниках памяти, в клетках ее, оно, конечно, присутствует, но всегда приходит внезапно, когда его совсем не ждешь. Стоит отправить острый, ранней свежести материал подальше с глаз в «корзину», как текущий, своей высосанной блеклостью, манит в прошлое. От случайной встречи с дорогим школьным другом неуправляемо воспламеняется сердце, так же и нежданное счастье будит в вас под грудой житейского пепла неизбежную искру желаний.