Заключительный этап эпохи средней бронзы в степном Приуралье - Виталий Ткачев

И, наконец, особого внимания заслуживает наконечник дротика из кургана 6 могильника Илекшар I (рис. 14, 7). Подобно описанным выше предметам он органично сочетает в себе черты, присущие позднекатакомбной и абашевской металлообработке. Соотношение длинной раскованной втулки и короткого пера соответствует пропорциям абашевских копий верхне-кизильского типа (Черных Е. Н., Кузьминых С. В., 1989, с. 64, 65, рис. 24; Кузьмина О. В., 2000, с. 9092, рис. 9, 1; 21, 2), а также сближает илекшарский экземпляр с наконечником копья из погребения позднего этапа волго-донской катакомбной культуры Сторожевка 1/3 (Ляхов С. В., 1996, рис. 2; Кияшко А. В., 2002, табл. XXXIII, 2). Однако в отличие от упомянутых изделий, перо на илекшарском экземпляре имеет не ромбическое, а линзовидное сечение как у пластинчатых ножей. Это характерно для особой разновидности абашевских копий, изготовленных из кованой пластины с открытой сверху втулкой (Кузьмина О. В., 2000, с. 91, рис. 20). В то же время, форма пера воспроизводит конфигурацию клинка листовидного ножа, но абрис приближается к ромбическим очертаниям, что является каноничным для всех известных абашевских и катакомбных копий. Чрезвычайно показательно присутствие в нижней части пера нераскованного лишенного заточки участка стержня, что составляет характерную особенность катакомбной металлообработки, на что обратила внимание О. В. Кузьмина (2000, с. 90).

Резюмируя вышеизложенное, нужно признать, что особенности погребального обряда и вещевой инвентарь из памятников заключительного этапа СБВ совершенно определенно указывают на распространение в этот период в степном Приуралье позднекатакомбной атрибутики. Изменения в материальной культуре и системе погребальной обрядности носили взрывной характер, что свидетельствует о миграционном характере формирования позднекатакомбной культурной группы Приуралья. Имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении материалы не позволяют установить исходный район миграции. Отсутствие жестких стандартов в погребальной практике и синкретизм материального комплекса позволяют лишь говорить о юго-западном импульсе и связывать генезис позднекатакомбной культурной группы в степном Приуралье с широким кругом катакомбных культур Подонья и Предкавказья. Но наибольшие схождения с приуральскими материалами демонстрируют, пожалуй, катакомбные памятники Волго-Донского междуречья, где отмечена та же комбинация культурных составляющих, связанных с воздействием поздней донецкой, среднедонской и предкавказской (манычской) катакомбных культур (Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5). Картографирование памятников позднекатакомбной культурной группы Приуралья позволяет предполагать, что один из основных миграционных маршрутов связан не только с главной водной артерией в регионе – р. Волгой, но и с долиной р. Урал и разветвленной системой его притоков (рис. 1).

Рис. 10. Позднекатакомбная культурная группа.

I – могильник Медведка, к.7 п.1 (план); 1-4 – инвентарь из погребения Медведка, 7/1: 1 – керамика, 2 – железистая конкреция, 3 – бронза, 4 – кость; II – план погребений 12, 13, 14 в кургане 25 Новокумакского могильника; III – план и разрез погребения 14 в кургане 25 Новокумакского могильника; IV – план погребения 1 в кургане 1 могильника Восточно-Курайли I; 5-7 – инвентарь из жертвенного комплекса (бофра) в кургане 6 могильника Герасимовский II: 5 – керамика, 6, 7 – бронза; 8 – сосуд из погребения 15б в кургане 1 могильника Танаберген II.

Рис. 11. Позднекатакомбная культурная группа.

I – план и разрез п.3 к.4 Новотроицкого I могильника; 1 – сосуд из п.3 к.4 Новотроицкого I могильника; 2-4 – керамика из п.12 к.1 могильника Покровка VIII; 5, 6 – фрагменты сосуда из могильника Учебный полигон; II – план п.3 из раскопа III могильника Учебный полигон; 7 – сосуд из п.3 к.1 могильника Кардаилово I.

Рис. 12. Позднекатакомбная культурная группа.

I – могильник Шумаевский II, к.3, п.2 (план); II – могильник Шумаевский II, к.4, п.1 (план); 1, 2 – керамика из п.1, к.4, Шумаевского II могильника; III – жертвенный комплекс из к.6 Шумаевского II могильника (план); 3 – сосуд из жертвенного комплекса к.6 Шумаевского II могильника; 4 – сосуд из ямы во рву к.6 Шумаевского II могильника; IV – п.1 к.6 Шумаевского II могильника (план); 5 – сосуд из грабительского перекопа в п.1 к.6 могильника у хут. Барышникова; 6 – фрагмент сосуда с поверхности к.6 могильника у хут. Барышникова; 7 – сосуд из засыпи погребения в к.2 могильника Болдырево I; V – могильник Ефимовка IV, к.2, п.1 (план); 8 – сосуд из п.1 к.2 могильника Ефимовка IV.

Рис. 13. Позднекатакомбная культурная группа.

Инвентарь с Турганикской стоянки (1-6, 8-15) и случайная находка у пос. Привольное в Илекском районе Оренбургской области: 1-3 – бронза, 4 – кость, 5-10 – кремень, 11-15 – керамика.

Рис. 14. Позднекатакомбная культурная группа.

1-7 – могильник Илекшар I, курган 5, погребение 3; 8-11 – могильник Илекшар I, курган 6.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, приведенные данные свидетельствуют о том, что контакты позднеабашевского и позднекатакомбного населения в конце СБВ в степном Приуралье документируются весьма надежно. Однако, судя по имеющимся сведениям, эти взаимодействия какое-то время не приводили к культурной трансформации, а лишь способствовали формированию синкретических комплексов, которые сами по себе не способны были генерировать новое самодостаточное культурное явление. При этом неопределенной остается роль вольско-лбищенской культурной группы в культурогенетических процессах. По крайней мере, они оставили слабый след в материальной культуре последующей синташтинской культуры рубежа эпох средней и поздней бронзы.

То же самое можно сказать и о так называемом восточном компоненте в синташтинском материальном комплексе, на который ссылаются авторы (Зданович Г. Б., 1997, с. 61; Виноградов Н. Б., 2001, с. 191), но, к сожалению, не приводят конкретных аргументов в пользу этого. Такие реминисценции, наследуемые от автохтонного постэнеолитического населения, сохранявшего традиции гребенчатого геометризма, можно уловить лишь в орнаментации керамики. Но это именно реминисценции, поскольку синташтинская система орнаментации наследует уже сложившиеся в недрах абашевской культуры Южного Приуралья стереотипы декорирования посуды, включая основной набор элементов, способы их компоновки в мотивах, композиционное построение и даже стилистические особенности.

Конечно, здесь нельзя обойти вопрос о происхождении в самой абашевской культуре элементов орнамента, демонстрирующих достаточно резкую трансформацию орнаментальных традиций, сопровождавшую расширение ареала абашевской культуры. Дело в том, что именно с выходом абашевской культуры на развитом («классическом») этапе в Южное Приуралье и происходят отмеченные метаморфозы в орнаментальных традициях. При этом прослеживается существенная эволюция наиболее показательных геометрических, меандровидных элементов орнамента. Очень весомым аргументом является изменение самой техники нанесения орнамента, что проявилось в постепенном вытеснении резного орнамента оттисками гребенчатого штампа (Кузьмина О. В., 1999, с. 201-202).

Усложнение орнамента на приуральской абашевской керамике, прежде всего геометрического, О. В. Кузьмина объясняет необходимостью «…утверждения культуры на новой территории и в новой культурной среде» (там же, с. 202). Но если вторая часть данного тезиса вряд ли может быть поставлена под сомнение, то относительно первой этого сказать нельзя. Такая мотивация неизбежно должна была привести к приоритетности традиционных элементов абашевского орнамента, составляющих ядро гончарной традиции. Этого не происходит. Напротив, мы наблюдаем превалирование новых для абашевской орнаментальной традиции геометрических элементов. Это могло стать следствием лишь достаточно длительных контактов с носителями иных культурных стереотипов, которые постепенно становятся значимыми с точки зрения семантической нагрузки. Учитывая специфику ручного гончарного производства, можно даже предположить конкретный механизм передачи навыков и идей за счет процессов миксации, ибо функции изготовления посуды в традиционных обществах, как правило, выполняли женщины.

Итак, смешение разнокультурных компонентов в Приуралье мы наблюдаем уже в предсинташтинское время. Оно действительно носит своего рода «механический» характер, и дает нам представление о субстратных и суперстратных составляющих синташтинского культурогенеза. Но катализатором этого процесса, вероятно, стал внешний импульс из среды носителей турбинских металлургических традиций (Ткачев В. В., 2001, с. 4; 2003, с. 17). Реконструируемый характер культурогенеза хорошо согласуется с теоретическими разработками по проблемам миграций и культурных трансформаций в архаических обществах и возможности их фиксации в археологических материалах (Кузьмина Е. Е., 1994, с. 223-226; Григорьев С. А., 1990, с. 32-35).