Красный терминатор, Дорога как судьба - Александр Логачев

Правда, едоков было не так и много. Всего лишь Никита Палыч с Феклой Ивановной, еще один назаровский приятель Степан, воевавший в годы оны в Маньчжурии и оставивший там свою ногу, напросившийся Тимоха Баранов, Лариса, притулившаяся в уголке на скамейке с книжечкой на коленях. И, конечно, дорогой гость, Федор Назаров.

- Что, Федя, - спрашивал уже слегка захмелевший Степан, - давно так не сидел?

- Давно, - ответил Назаров.

- Царское угощение по нынешним временам, - сказал Никита Палыч.

- Федя, - сказал Степан, - по правде скажи, с царем тебе выпивать не доводилось? А то кто с фронта ни придет - тот царя видел, тот с царем ручкался, тому царица в вагоне-лазарете портянки меняла. Последний годик, правда, разговоры поутихли. Микола-царь теперь не в чести.

- С царем не угощался. А с великим князем Николаем Николаевичем приходилось, - ответил Назаров.

- Это как же? - послышались изумленные голоса.

- В Галиции, когда Львов брали.

- И чем же угощал царев брат? - спросила старуха.

- Шкалик водки с крендельком.

- Ну, брюхо - злодей, старого добра не помнит, - заметил Степан. Наградили-то чем?

Назаров засучил рукав и снял часы. При виде этого прибора мужики удивились еще больше, чем узнав, что его хозяин выпивал с великим князем.

- Как же такую вещицу смастерили? А если в баню в них зашел? А их тоже заводить надо? - наперебой затараторили сотрапезники.

- Федь, а кукушка в них есть? - подумав пару минут, выдал Тимоха.

- Кукушки нет, - ответил Назаров и подал часы Степану. Тот взял их, бережно поднес к глазам, будто на ладони у него стояла полная до краев рюмка, и прочел вслух выгравированное на донышке: "Федору Назарову за особую храбрость".

- Как же ты, Федя, отличился? - спросил Никита Палыч.

- Да было дело...

Так и осталось непонятно, то ли он хотел рассказать о том, за что его наградили, то ли намеревался просто махнуть рукой, потому как в разговор вмешался Тимоха. Будучи все еще пораженным невиданными часами, он полагал, что у Назарова припасено немало иных диковин. Поэтому он под шумок взял назаровский мешок, поставил на колени и лишь тогда спросил хозяина:

- Федь, можно взглянуть, каких ты еще забав принес?

Степан незаметно, но ощутимо толкнул его локтем в бок: пей, да знай меру! Однако Назаров кивнул - смотри. Тимоха торопливо развязал мешок, будто Федор мог передумать.

- Всем взглянуть охота, - сказал Никита Палыч и очистил треть стола. Степан вырвал мешок у Тимохи и вывалил его содержимое на стол. Грязная одежда и котелок, еще хранивший следы походной стряпни, уже были изъяты Феклой Ивановной для стирки и мойки, поэтому мужицким глазам предстали лишь диковинки.

- Это, братцы, все мои военные дорожки. В солдатскую котомку много не положишь - оставил лишь то, что бросить нельзя.

- Какая коробочка маленькая. Иголки хранить? - удивилась Фекла Ивановна, вертя в руках непонятный предмет.

- Это портсигар, - сказала Лариса и снова уткнула глаза в книжечку, лежавшую на коленях.

- У немца трофеем взял? - спросил Степан. Вместо ответа Назаров перевернул портсигар и показал надпись на крышке.

"Федору Назарову, исторгшему меня из вражеских оков. Не забуду никогда", - прочел Степан.

- От полковника Невельского. Мы с ним из германского плена бежали в пятнадцатом.

Гости наперебой требовали, чтобы Назаров рассказал про побег. Однако их всех заглушил Тимоха. Он открыл перочинный нож с пятью лезвиями и уже успел порезаться о три из них.

- Федька, это что, чем дохтора в лазаретах режут?

- Капитана Терентьева подарок. Была история на румынском фронте. Так случилось, что целым эскадроном выезжали за тридцать верст, а к своим только вдвоем вернулись.

- Так ты же в пехоте служил? - удивился Степан.

- Я и тогда был в пехоте. А вот пришлось верхом прокатиться. На чем я только за три года не накатался! И в седле трястись приходилось, и на автомобиле ездил, и на велосипеде, и на самокате - велосипеде с мотором, и на катере. На черте разве не ездил. Хотя... тут тоже повспоминать надо.

- Вот этот ножик мне больше по вкусу, - сказал Никита Палыч, вертя в руках восточный кинжал.

- С Кавказского фронта. Компас тоже оттуда.

- Федя, - сказал Степан, - ты будь поосторожней. Спросят, откуда часики да портсигары, ты отвечай: у офицера отнял. Ныне награды от благородных не в чести.

- А это что за особые сокровища? - Тимоха потряс два полотняных мешочка, в которых что-то побрякивало.

- Вот в этом - моя начинка. Когда доктор вынул пулю в первый раз, то сказал: храни, счастье принесет. Я и храню, пополняя запас своего будущего счастья.

- А во втором чего?

- Георгии мои.

- А чего не на груди?

- Не всем они сейчас в России по нраву, - сказал Назаров, разливая по новой. - Пару раз даже выходили неприятности. Увидит какой-нибудь болван кресты на груди и кричит: "Не стыдно тебе в царских побрякушках щеголять!" А то не просто кричит - с кулаками лезет. Поэтому я и поснимал, чтобы людям зря морды не бить.

- Совсем непорядок, - покачал головой Никита Палыч.

- Мы люди по-мужицки темные, - сказал Степан. - Мы солдатских наград не стыдимся. Выпьем-ка за георгиевского кавалера Федора Назарова...

* * *

А в пяти верстах от села Зимино тоже шла гулянка, но была она злой и невеселой. Возле старой хибары, когда-то сколоченной лесорубами, горел костер, а вокруг сидели десятка полтора парней и пять мужиков постарше. Они пили самогон из одной большой кружки, отрывали куски пережаренной на костре баранины, с тоской глядели на раскинувшийся вокруг темный бор и недобрыми словами поминали тех, кто выгнал их из родного села на край болота. Особо был зол Василий Козин, ибо обидели его поболее других: лишился он земли, скотины и немудреного сельского почета, когда перед ним все ломали шапку. После пятого стакана злобушка совсем переполнила его. Ее надо было на ком-нибудь сорвать. Поэтому Козин, в очередной раз глотнув самогона и вытерев пальцы о рукав расстеленного на земле тулупа, крикнул во всю глотку:

- Гришка, подь сюды!

Немного погодя Гришка отважился подойти к костру. Вид он имел виноватый и всеми силами старался показать, что достоин командирского гнева.

- Явился, Василий Яковлевич.

- Явился. А где винтовка?

Гришка впал в задумчивость. Он переводил взгляд с костра на небесные звездочки, с небесных звездочек на темные верхушки елей и с них - снова на костер. Только на Козина он взглянуть не решался.

- Язык за зубами застрял? Где винтовка? - повторил Козин.

- Прохожий отобрал, - наконец выдавил Гришка. - Еще сказал, его Назаров зовут.

- А ты ему так и отдал?

Гришка снова начал усиленно озирать ночной пейзаж, но занимался этим недолго, так как Козин встал, размахнулся, и показалось Гришке, что звездочки с неба посыпались ему в глаза.