Истребивший магию - Юрий Никитин

Она чувствовала, как волхв задумчиво осматривает ее, похожую на сосульку из грязи, укоризненно качает головой.

– Может быть, – раздался над ее головой нерешительный голос, – стоит все-таки помыться? Или теперь женщины, как великие отшельники, не обращают внимания на такие досадные мелочи?

Она все еще хватала ртом воздух, слишком обессиленная, чтобы спорить, наконец прохрипела покрытым грязью ртом:

– Помыться? Просто помыться?

– Странная идея, правда? – спросил он.

Злость на этого гада нахлынула и наполнила ее измученное тело хоть какой-то, но силой.

Она привстала и прошептала:

– Ты совсем дурак? Здесь даже ручья нет!

– В ручье не отмыться, – сказал он так, словно сделал открытие, до которого она бы не додумалась, – может быть, лучше озеро?

– Озеро? Где?

Он повел рукой.

– Вон за теми деревьями. Но хватит ли… Сейчас больше бы подошло море. Или окиян…

Она не смела мечтать даже о ручье, а тут целое озеро, потому не ответила на гнусный выпад этого гада, что еще гнуснее потому, что вовсе не выпад, сказано очень серьезно и доброжелательно. Вот уж подлец так подлец. Как можно даже подумать, что она согласилась бы остаться в такой грязи даже для достижения самой высшей мудрости? Зачем женщине мудрость, да еще такой красивой…

Она бежала, мчалась, летела, как ей казалось, на самом деле едва ковыляла, собирая на себя весь мусор по дороге, к ногам приклеились горы листьев, а когда споткнулась и упала, на липкую грязь нацеплялись не только придорожные листья и слой пыли, но даже мелкие веточки.

Поднялась она таким страшилищем, что даже не решилась оглядываться на волхва, тупо двигалась к деревьям, те злорадно отступали, но она победила, и они остановились, раздвинулись, сразу за ними блеснула восхитительно чистая вода.

Плача от изнеможения и облегчения, она спустилась по берегу, за спиной услышала доброжелательный голос:

– На глубокое не заходи!

– Да лучше утону, – прошептала она, – да лучше…

Мелькнула мысль, что лучше бы в самом деле утопнуть, чем снова ему на глаза. Этот гад видел ее в таком непристойном виде, что просто невозможно, порядочная девушка не должна так выглядеть никогда и ни в каком случае…

Прохладная вода поднялась до колен, Барвинок торопливо вошла до пояса и сразу же, не оглядываясь на берег, набрала в легкие побольше воздуха и окунулась с головой, а там с остервенением принялась взлохмачивать волосы. Прозрачный мир вокруг нее моментально стал черным. Она передвинулась в сторону, там тоже вода вскоре стала болотистой, и так передвигалась вдоль берега несколько раз, не рискуя заходить глубже, до тех пор пока вокруг ее тела перестало колыхаться мутное облако.

После этого сволокла с себя всю одежду, долго терла и вышкрябывала ногтями забившуюся в мелкие складки грязь, наконец с облегчением побросала на берег, там широкие крупные камни, пусть сохнет, а сама с величайшим наслаждением поплавала еще в спокойной воде.

День вообще-то жаркий, парит, как перед грозой, и солнце светит особенно ярко. На противоположном берегу озера зеленеет трава, там мотыльки и стрекозы, деревья у самой воды, но солнце в зените, и все озеро спешно прогревается жарким теплом.

Особенно теплый верхний слой, будто парное молоко, а вот если опустить ногу, там уже чувствуются холодные воды, и Барвинок поплавала немножко медленно и спокойно, держась на самой поверхности, а потом так же медленно пошла к берегу, чувствуя себя чистенькой, как рыбка.

Остановившись в воде до колен, придирчиво провела ладонями по коже, гладкой и ровной, как круто сваренное и очищенное яичко, все чисто, красиво отбросила за спину волосы и распрямила плечи, так ее маленькая грудь выглядит крупнее. Этот гад должен смотреть вон из тех кустов, оттуда вид лучше всего, ветви опускаются прямо к воде, даже заходят краешком в озеро, пустив корни по песчаной косе.

Солнце по-мужски жадно и нетерпеливо целует ее нежную белую кожу, останутся некрасивые красные пятна, Барвинок выходила из воды, двигаясь медленно и грациозно. Как только увидит его, ахнет, начнет закрываться ладонями и кричать возмущенно, что это нечестно, он же сказал, что подглядывать не будет, ну что за свинство, почему все мужчины такие, порядочной девушке нельзя искупаться без наблюдателей…

Мысленно проверила, прямо ли спина, обнаженной недостатки скрыть трудно, но у нее все в меру, только груди маловаты. Другие девушки в таких случаях подкладывают в платье свернутые платочки, но она никогда так не делала, это же подстраиваться под мужские вкусы этих свиней, а такое недопустимо… хотя, конечно, хотелось бы, чтоб эти штуки были покрупнее. Хотя бы вдвое. Втрое еще лучше…

Она поднялась на сухое, где на камнях сохнет, но все еще не высохла ее одежда. Краем глаза бросила взгляд на то место, где должен таиться наблюдатель… Сердце дрогнуло, там пусто, а трава даже не примята мужскими сапогами. Кузнечики скачут по вершинкам стеблей непотревоженно, бабочки пьют сладкий сок из цветов, гудят довольные, как медведи, шмели…

Встревоженная и недоумевающая, она натянула мокрую рубаху и поднялась на берег.

Далеко за массивными стволами мелькают, часто исчезая, багровые блики. Она пошла в ту сторону, начиная почему-то сердиться, деревья расступились, на уютной полянке рвется ввысь пламя костра. Крупные красные угли уже вываливаются из горящих поленьев, что значит, горят давно, а толстые сучья в огонь подбрасывают постоянно.

Олег уже отгреб в сторону россыпь багровых углей и поворачивает над ними куски мяса на очищенных от коры прутьях. Рядом на плоском камне распростерся широкий лист лопуха, а на нем целая горка еще горячих коричневых ломтиков, от которых такой удивительный запах…

– Что-то долго, – проворчал он, – еще чуть, я бы все тут пожрал сам.

– Какой ты… быстрый, – выдавила она с таким разочарованием, что самой стало горько во рту, будто пожевала лист полыни. – И шкуры снял, и разделал, и поджарил…

Он наконец оторвал взгляд от быстро темнеющих ломтей мяса.

– Да и костер успел. У меня богатая практика… Ух ты!

Она встрепенулась, наконец-то заметил, что намокшая рубашка облегает ее тело так, словно той нет вовсе, очень удобно: и приличия соблюдены, и показать себя можно.

– Что? – спросила она с живейшим интересом.

– У тебя хорошая фигурка, – сказал он с изумлением и окинул ее оценивающим взглядом, словно готовился тоже разделать и самые лакомые кусочки поджарить сразу. – Никогда бы не подумал… Ого, даже сиськи есть! Правда-правда! Вон там они… вроде. Даже две! Это вот то у тебя они самые, правда?

Она стиснула зубы, начиная ощущать, что в мокрой рубашке вообще-то прохладно, даже холодно, дрожь пробирается в тело, а зубы начинают постукивать.