Американец - Роже Борниш

любители поживиться за счет налогоплательщика, хотят загнать в угол несчастную женщину, которой приходится трахаться каждую ночь, чтобы не помереть с голоду. Сволочи они. Обычные сутенеры по сути, бездари, не могут обойтись без услуг бедной женщины. Сами бы поискали сведения, или им просто лень это делать. Лень или страшно. Она, Джун, никогда не поверит, что Брайнд не знает, где братья Гаэта. Да их в Бруклине каждый знает. Они все время сидят в «Кардьелло Таверн». Они ходят по Манхэттену на виду у полицейских, а те делают вид, что не замечают их. Кто же из них там главный, Джо или Джимми, кто лучше обделывает делишки, которые им поручает сам дон Гвидони, Крестный Отец нью-йоркской мафии…

Надо быть совсем уже бездарным полицейским, чтобы не среагировать на произнесенные Джун имена. А может, и это очень возможно, Брайнд хочет прикинуться дураком, допрашивая их. Что-нибудь типа:

— Извините за беспокойство, господа, я вас пригласил сюда только потому, что некая Джун дала на вас показания. Ну, вы ее знаете, она работает в Гринвич-Виллэдж… Поймите, я только исполняю свой долг…

Подонок! Конечно, у полиции против них только показания Джун. Как только их отпустят, и очень скоро, она будет сидеть привязанная к стулу, где-нибудь на чердаке в Бруклине. Рыжая как-то ей рассказала, как у этих итальянцев проходит их суд.

Гигантское распятие висит на стене столовой над головой дона Гвидони, сидящего во главе длинного дубового стола. Ставни на окнах заперты. Трепещущие языки пламени свечи отражаются на побеленных стенах дрожащими силуэтами четырех убийц, приглашенных на это заседание.

В благоговейной тишине храма раздается голос дона Гвидони, открывающего собрание. На столе перед ним лежат хлеб, соль, чеснок, стоит бутылка вина. Он разламывает хлеб на пять частей, кладет их на поднос, покрытый черной салфеткой с вышитым серебряным крестом, и поднимает поднос пять раз, тихо произнося в полумраке традиционные заповеди: «Бойся Бога, прежде всего; затем почитай свою мать, отца… помогай ближнему и люби Сицилию».

Каждый из присутствующих, по очереди, берет свой кусок хлеба, опускает его в тарелку с солью и съедает половину, оставшуюся половину кладет на стол перед собой, затем отпивает полстакана вина. Взгляд дона останавливается на мафиозо, которому судьба оставила самый маленький кусок. Дон произносит без выражения:

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, сделай эту работу, сын мой. Мы будем ждать твоего возвращения, чтобы завершить трапезу.

Воодушевленный избранник выходит из комнаты. Он должен доказать, что достоин сидеть по правую руку от дона Гвидони — достопочтенного представителя дона Карло Пуццоли, верховного главы мафии, руководящего Почтенным Обществом с родной Сицилии! Хлеб означает союз, соль придает отвагу, вино возбуждает кровь, чеснок символизирует молчание. Никто не смеет отказаться. Поручение дона священно. Если он не справится с этим делом, печать труса навсегда ляжет на него. Он сделает это… И толстая Джун будет вычеркнута из списка живущих на этом свете…

Она однажды спросила у Кармелиты, заставляют ли они страдать тех, кто попал им в лапы.

— По-разному, — подчеркнуто спокойно ответила Кармелита. — Все зависит от того, в чем эти люди провинились.

Человека можно разрезать на части до казни и после. До казни, конечно, больнее. Иногда они отсылают семье части рук или ног в качестве уведомления о смерти, а бывает и весь труп целиком в чемодане… Известь или серная кислота уничтожают все следы… Если они не хотят причинить боль клиенту, тогда стреляют в затылок или наносят удар бейсбольной битой по затылку. В этом деле у них полно настоящих профессионалов.

Джун все сильнее охватывает страх. Нельзя было говорить в полиции о таких страшных людях. Конечно, она поступила по-человечески после убийства Роббинса. На Батталиа ей абсолютно наплевать. Жаль, что она доверилась Даймонду, тем более, что, похоже, Брайнда интересует только Батталиа. У него не нашлось даже доброго слова о погибшем коллеге — Роббинсе. Конечно, Даймонд более человечен, но он здесь лишен права голоса… И потом, он ведь такой же полицейский.

Вдруг в голову Джун пришла одна идея, и она сняла телефонную трубку. В это время Рыжая, наверное, в парикмахерской. Она ведь каждый день с двенадцати до трех укладывает волосы. Конечно, это дорого. С другой стороны, получается экономия на обеде. Интересно, как этому симпатичному блондинчику Джо нравится рыжий хвост, доходящий Кармелите до самой задницы.

— Мне надо с тобой увидеться в «Джино».

Кармелита поняла ее с полуслова:

— Хорошо, но после четырех.

— Ладно, узнаешь что-то интересное.

У Джун с души камень свалился. Если Брайнд думает засветить ее в глазах мафии, тут он ошибается. Она, конечно, не придумала паровоз, но с тех пор, как ее каблучки стучат по тротуарам Гринвича, она тоже кое-чему научилась.

До сегодняшнего дня Джун Бикмен особенно ничего не боялась. Она занималась своим бизнесом уже давно и приобрела нужную в этом деле душевную твердость. Но, несмотря на это, когда она отсчитывала деньги молодому таксисту, подбросившему ее до дома 780 по Лексингтон авеню, ее вдруг охватила дрожь предчувствия реальной опасности. Ей, наверное, надо было остановиться где-нибудь на сотню метров подальше и не давать таксисту адрес… В Нью-Йорке таксисты, посадив пассажира, сразу достают блокнотик и отмечают время посадки и конечный пункт. Конечно, чтобы сообщить в полицию в случае чего.

Джуна постояла несколько минут в вестибюле, затем бросилась к служебному лифту. Здесь, в «Джино» ей все хорошо известно. Она сама здесь часто назначает свидания. Тут спокойно, а в это послеобеденное время вообще пусто.

Когда она уселась, наконец, в кресло, то была уверена в том, что если за ней кто-то и следил, она от него точно отделалась.

Руки у нее не дрожали, дыхание было спокойным. Она заказала себе бурбон и достала из черной сумочки маленькую пудреницу. Указательным пальцем кокетливо поправила прядку волос, а заодно и осмотрела, глядя в круглое зеркало, весь зал. Полностью успокоившись, она почувствовала себя готовой к схватке с Рыжей.

Когда Джун только входила в Управление полиции, у нее еще были какие-то иллюзии… Но после пяти минут разговора она отчетливо поняла, что они все из одного теста. Все они продажные шкуры. А самый гнилой среди них — этот чертов Брайнд. Так вот почему Майк Даймонд все время мигал ей, осторожно, мол. А она-то, дура, не сразу поняла, что это значило: «Думай, что ты говоришь, девочка… Не болтай лишнего!» А ей это и в голову не пришло. Но выходя из кабинета, она напоролась на Кэрол Горчицу, прозванную так потому, что никто