Главный врач - Тихон Пантюшенко

- Цветисто вы говорите, Алина Павловна. Но, чтобы разговор у нас был по существу, давайте сделаем административный обход.

- Пожалуйста, Маша! - позвала заведующая дежурную медсестру. Приготовься к обходу.

Ребеко, надо сказать, понимал, отчего Алина Павловна так спокойна. Врасплох ее не застанет никакая проверка. Для проверяющих что важно? Состояние медицинской документации. Но тут у Мазур полный порядок. Алина Павловна хорошо знает свое дело. Как-никак уже пятнадцать лет работает в этой должности. Дважды была на курсах усовершенствования. Хотя и в возрасте, но выглядит моложаво. Следит за своей внешностью. Женщина, а тем более врач, не должна опускаться. Интересно, что она сейчас о нем думает? Что это старик затеял? Ему впору заняться оформлением пенсионных документов, а он, видите, решил показать себя. Ну что ж, пусть думает что хочет. От этого ее не убудет.

Начали обход с первой палаты. В ней было два человека, остальные трое на прогулке. Алина Павловна коротко рассказала о первом больном. Ему сорок четыре года, хронический бронхит. Направлен в отделение с обострением заболевания.

- Сколько дней вы в больнице? - спросил Ребеко.

- Дней? - с ноткой озорства переспросил больной. - Считайте, без малого три. Только тут счет не на дни.

- Три недели, что ли?

- Три месяца.

У Ребеко округлились глаза. Сделав над собою усилие, он спросил в обычном тоне:

- Помогает лечение?

- Да не очень.

Яков Матвеевич опытным глазом заметил в тумбочке две пачки сигарет.

- Ваши?

- Мои.

- Сколько же штук выкуриваете за день?

- Когда как.

- Пачки хватает?

- Не всегда.

Алина Павловна стала пунцовой. Покраснел и Корзун. Кому не понятно, какие из одного этого примера можно сделать выводы. Шутка ли, человек находится в больнице три месяца. И пусть бы уж лечился, а то загоняет болезнь табачищем вглубь, и никто из врачей не обращает на это внимания. Да если в отделении наберется еще с десяток таких больных, тут в пору сгореть от стыда. Ясно же, что врачу с ними никаких хлопот, и он будет задерживать их выписку на недели, а то и месяцы.

Второй больной оказался в таком благодушном настроении, что Ребеко заподозрил неладное. Проверил тумбочку. Там стояли две бутылки кефира, за ними - недопитая бутылка водки.

- Только по столовой ложке, для аппетита, - торопливо объяснил больной.

- По совету врачей? - спросил Ребеко.

Больной развел руками: нет, мол, не совсем так.

Ребеко сунул в карман записную книжку, в которой делал беглые пометки, и направился к выходу. В последний момент он заметил, как Корзун грозил кулаком смущенным обитателям палаты. Усмехнулся:

- Обход продолжать не будем. Подумайте о том, что мы здесь видели. Оба подумайте.

5

Наталья хорошо знала многих односельчан. Знала (правда, больше по разговорам) и Царей, живших на самой околице Поречья. О Петре Лукановиче соседи отзывались в том смысле, что этот царь без царя в голове. Безалаберный, как и его жена Марфа, он к тому же был и беспробудным пьяницей. Лет пять назад - какие уж там были у него планы? - продал дом и купил халупку-развалюху. Вырученные деньги давно пропил и теперь живет в этой развалюхе с женой, тоже большой охотницей выпить, и двенадцатилетним сыном Федей. Когда-то Царь работал совхозным механизатором, но потом спился и был переведен на разные, как говорится, работы. Марфа как была уборщицей в конторе совхоза, так и осталась. Федя, произведенный на свет по пьяному делу, никак второй класс не одолеет.

Двор Царей был в полном запустении. Сухие стебли лебеды поднимались выше подоконников. Вместо крыльца - два полусгнивших бревна. И в самом доме не лучше. Зимой для экономии тепла большой комнатой не пользовались, в нее никто не заходил. Вся жизнь протекала в комнатушке, которая была и прихожей, и кухней, и спальней одновременно. Справа от входа стояла обшарпанная крестьянская печь с лежанкой, а слева, у окна, ближе к внутренней двери, которая вела в нежилую комнату - стол, накрытый грязной, местами прохудившейся скатертью. Одну его половину занимала грязная посуда, другую початая буханка хлеба и пустая бутылка, заткнутая обглоданным кукурузным початком.

Дома были все трое. Петр Луканович полусидел на лежанке и постанывал. Волосы на нем были взъерошены, лицо одутловатое, дряблое. Под глазами мешки. Лицо давно не брито. Царю не было и сорока, но по внешнему виду давно за пятьдесят.

- Что случилось, Петр Луканович? - спросила Наталья, заглядывая в амбулаторную карту.

- Вены проклятые житья не дают. Как чуть больше похожу, так и воспаляются.

Судя по записям в амбулаторной карте, Царю несколько раз проводилось стационарное лечение, но болезнь прогрессировала. Почти все врачебные назначения заканчивались советом: не пить. Но, скорее всего, эти советы не выполнялись.

Наталья осмотрела ноги Царя. На обеих голенях по ходу вздувавшихся вен кожа была красной, горячей на ощупь. От прикосновения к плотным бугорчатым венам Петр Луканович так сжимал челюсти, что на щеках появлялись желваки.

- Вам говорили врачи, что нельзя пить?

- Говорили. Да что они понимают? Боль такая, что только этим и спасаюсь.

- Чем этим?

- Ну... этим самым, - кивнул Царь на бутылку.

- Сами гоните?

- Самому не из чего. У чулочницы Ядьки покупаю.

Титова слышала разговоры о самогонщице Ядвиге Плескуновой. Ее уже несколько раз штрафовали, изымали "технику", грозили судом, но занятия своего она так, видно, и не бросила. О потребителях Ядькиной продукции разговор особый. Как сделать, чтобы у самогонщиц горела земля под ногами, чтобы в магазине не продавали вино и водку? Наталья понимала, что одной ей все эти вопросы не решить. Тут нужно твердое слово сельского Совета. На заседаниях Совета бывают же и оперативный уполномоченный милиции, и заведующая сельским магазином, и директор совхоза. Неужели, если навалиться всем миром, нельзя решить этот вопрос? Ведь речь идет не о чем-нибудь, а о здоровье людей. Получается какой-то замкнутый круг. С одной стороны, делается все, чтобы людям жилось лучше, чтобы они были здоровее. А с другой, люди сами подтачивают свое здоровье. Вот лежит в закутке за печью и смотрит каким-то тупым взглядом Федя. Еще одно загубленное детство. Как навести в этом настоящий порядок? Но все это потом. Сейчас нужно осмотреть остальных...

- Сделаем вот как, - сказала под конец Титова. - Вас, Петр Луканович, возьмем в больницу, а потом, когда пройдет воспаление вен, направим на лечение от алкоголизма. И Марфу Сидоровну тоже. Федю - в специальную школу.

- Вы что, доктор! - приподнялся и занял угрожающую позу Царь. - Какой я алкоголик? Я если и пью, то не от хорошей жизни. Болезнь заставляет.

- Воспаление вен, Петр Луканович, от вашей бормотухи не проходит, а только усиливается. Вот и получается, что вы сами наносите себе вред.

- А если я не соглашусь?

- Лечиться?

- Да нет, насчет больницы я согласен.

- Тогда в чем дело?

- Я про ЛТП.

- Давайте сначала вылечим воспаление вен, а потом уже будем говорить об ЛТП.

- А я так точно не поеду, - сказала молчавшая до сих пор Марфа.

- Марфа Сидоровна, вы же еще молодая женщина. Посмотрите, в каких условиях вы живете. Неужели вам не стыдно смотреть людям в глаза?

- Стыдить нас нечего. Мы не за этим вас вызывали.

Уходила Наталья от Царей с обидой. Понимала, что обижаться на больных людей нельзя. И все-таки. Куда еще ни шло - Петр Луканович. Его воспаленные вены замучили. Но Марфа! Можно сказать, здоровая баба. И на тебе: "Мы не за этим вас вызывали".

На пороге амбулатории Наталью встретила медсестра Марина Яворская. Она работала первый год после окончания медицинского училища. Заветная мечта Марины - поступить в медицинский институт.

- Наталья Николаевна, вас разыскивает Инна Кузьминична. Ох и сердитая!

- Я же говорила дежурной сестре, что иду на вызовы.

- Катерина Мирославовна сдала дежурство и, наверное, ничего не сказала своей смене.

- Ничего, Марина, я сейчас объяснюсь с Инной Кузьминичной, и все уладится.

- Ой, миленькая Наталья Николаевна, как вы можете так спокойно? Я бы, кажется, места себе не находила.

- Ну-у, это уж ты зря. Нервы надо поберечь.

Давать советы другим дело несложное. Но самой сохранять спокойствие удается далеко не всегда. Не успела Наталья закрыть за собою дверь кабинета главврача, как Инна Кузьминична ошеломила ее:

- Где вы шляетесь?

Наталья не привыкла к хамству, а уж если и приходилось сталкиваться с грубостью, то тут же давала отпор. На этот раз попыталась разрядить обстановку каламбуром:

- Я не шляюсь, а была на приеме у Царя.

Норейко не понимала юмора и удивленно, даже с чувством некоторого участия спросила:

- У вас все в порядке?

- С головой, что ли? По-моему, да.

Поняв, что Наталья иронизирует, Норейко понизила голос:

- Вы что, уже не считаете нужным говорить, куда идете?