Идолы - Маргарет Штоль

Голос Дока разносится по амбару:

– Я возражаю, Фьюро. Твоя логика ошибочна.

– Знаешь, меня она устраивает, – усмехается Ро.

– Одна идея не может считаться эмпирически лучше или хуже другой. Более уместно учитывать имеющийся контекст, безусловно, а не принимать простое утверждение само по себе.

– Да, это точно. Просто тут есть ключи, Док. К машине, которую мы пытаемся запустить проволоками. – Ро смотрит на потолок, как будто голос Дока доносится сверху.

Тишина.

– Да. Это лучше. Признаю ошибку.

– Не забывай, Док, чьи живые мозги находятся прямо здесь.

Ро ухмыляется и сует ключ в щель рядом с большим круглым рулем. Я удивлена тем, как быстро он сумел разобраться, что куда нужно вставлять.

Потом Ро подмигивает мне, улыбаясь так, словно создан для времени, когда существовали транспортные средства «шевро» и кровавые подношения звериных лап.

– Пожелай мне удачи, Дол-красотка!

– Удачи, Дол-красотка, – повторяет Док.

Я смеюсь:

– Удачи!

Ро тут же поворачивает ключ – и мотор оживает.

Дорога бежит под нами, окружающий пейзаж проносится мимо окон… Ро едет точно по центру шоссе, следуя поблекшей двойной линии разметки.

– А зачем бы еще это тут нарисовали? – спрашивает он.

– Чтобы вы с Лукасом оказались по разные ее стороны, – говорит Тима. – А теперь хватит болтать, смотри, куда едешь.

– Это что, шутка такая? – Ро явно удивлен и оглядывается.

«Шевро» виляет в сторону, едва не свалившись в глубокую, поросшую травой канаву, что бежит параллельно шоссе; канавы здесь с обеих сторон.

– Ты прекрасно ее слышал. Смотри на дорогу, дубина! – Лукас выглядывает в окно.

Облако черного дыма поднимается в воздух позади нас.

– Думаете, это необходимо было сделать? – Тима явно нервничает.

– Нет, – говорит Лукас.

– Да, – замечает Ро.

Тима вздыхает и морщит нос:

– Забудьте, что я что-то говорила.

Я замечаю, что она пристегнулась к сиденью ремнем, как пилот вертушки, то есть связала концы ремня над бесполезными проржавевшими пряжками. Я не знаю, кто из них дрожит сильнее, Тима или Брут, свернувшийся у ее ног.

Вся эта машина обоих пугает до смерти.

Но не меня. После крушения вертолета и ужасающего визита Лордов нужно кое-что посерьезнее, чем старый «шевро», чтобы напугать меня.

Так что мне наплевать, где именно я нахожусь, по крайней мере в эту минуту. Я слишком измучена. Ноги у меня отчаянно болят, веки тяжелые, как камни.

Я откидываю голову на потрескавшуюся спинку сиденья и в полудреме смотрю в окно.

Шоссе бежит вдоль гряды холмов, и их вершины вырисовываются на фоне неба.

Самая высокая выглядит силуэтом. И тут мой взгляд улавливает кое-что еще.

Одну маленькую деталь.

Я выпрямляюсь. Темная тень – высокий зазубренный шпиль – появляется вдали, она выше, чем могут быть любые деревья.

– Это что, старая вышка связи? Вон там, в той стороне? – Я стучу пальцем по стеклу.

– Нет, – говорит Тима, и когда она мне отвечает, в ее голосе звучит такой же холод, как тот, который чувствую я.

– Я так и не думала… – бормочу я.

После этого никто не произносит ни слова. Мы все знаем, что это такое, и мы все хотим убраться от этого как можно дальше.

От них, от всех них.

От этих новых растущих Икон.

Кто может бороться с тем, что теперь везде? Кто может выиграть подобную войну, которую выиграть невозможно?

Я слишком устала, чтобы думать.

Я даже почти слишком устала для того, чтобы спать.

Почти.

Тут я замечаю, что проваливаюсь в небытие.

– Долория!

Я слышу свое имя сквозь тьму сна. Я не могу ответить. Я не могу найти свой голос. Я не знаю, который из них мой, так их много в моей голове…

Но когда я открываю глаза и вижу ее, все успокаивается. Как будто сам мой сон для того, чтобы ее слушать.

«Значит, она очень важна», – думаю я.

Значит, этот сон очень важен.

Но я все равно не знаю, почему это так. А она… Я никогда прежде ее не видела: юная девочка в ярко-оранжевом просторном платье, с ослепительными, почти белыми волосами, с кожей цвета влажного песка и ледяными зелеными миндалевидными глазами, сосредоточенными на мне, полными любопытства.

Потом она протягивает руку, и я смотрю на нее.

Пять крошечных зеленых точек такого же оттенка, как нефрит.

Они светятся на ее коже почти как некие маленькие драгоценные камешки, но это не камни. Потому что я точно знаю, что это такое.

Это знак Детей Икон.

Наши метки. Они на ее запястье, точно так же, как у меня. Но у меня одна серая точка. У Ро – две красные. У Тимы – три серебристые. Лукас имеет четыре голубые. И ни у кого нет пяти.

Не было.

До этого момента.

Эта маленькая девочка… Судя по ее виду, она не нашего возраста и она не из Калифорнии. Но тем не менее она одна из нас.

Я чувствую, как мои колени подгибаются, а девочка берет мою руку в ладони. Ее прикосновение прохладно, даже успокоительно.

– Долория, – повторяет она, – у меня для тебя сообщение. Они идут за тобой.

– За мной?

Мой собственный голос кажется мне низким и чужим – это хриплый шепот. В то самое мгновение, когда я заговариваю, беспорядочные голоса в моей голове снова начинают бушевать и безобразничать.

«Довольно!» – говорю я им, но они не слушают; они никогда не послушаются, они никогда не прекратят.

– Тебе от них не сбежать. – Девочка сжимает мою руку. – Они везде.

И тут я осознаю, что она что-то положила мне на ладонь. Кусочек резного нефрита, человеческое лицо, пухлое и круглое. Точно такой же нефрит, как тот, что дал мне предсказатель судеб в Хоуле.

– Они до сих пор у тебя? Мои нефриты?

Так это было для нее…

Она – та, что имеет важное значение. Она – та, для которой я их храню.

Это пугающая, опьяняющая мысль, но я только и могу, что кивнуть в ответ.

Она улыбается мне так, словно это я – маленькая девочка, а вовсе не она.

– Принеси их мне. Они тебе понадобятся. И вот еще что. Изумрудный Будда тебе поможет.

Я хочу спросить у нее, что все это значит, но голоса в голове становятся все громче и громче, и я отпускаю руку девочки, чтобы зажать уши ладонями.

Когда я наконец открываю рот, чтобы заговорить, я не могу вспомнить ни единого слова. Вместо этого возникает лишь некий странный звук – грохочущее гудение, что вибрирует в моей груди, а за ним следует рвущий уши пронзительный вой, и бешеный порыв ветра треплет мою одежду и поднимает дыбом волосы.

А потом я вижу их.

Серебристые корабли один за другим возникают на горизонте, пока наконец воздух не наполняется пылью так, что я просто ничего больше не вижу.

Зато я ощущаю запах – медный, соленый.

Льется кровь, думаю я.

Чувствую, как дрожит земля.

Бегут люди.

Я должна бежать. Я должна бежать, и я хочу проснуться.

Я крепко закрываю глаза, но знаю, что они все равно там, Лорды. Я их слышу, я их чую. Ощущаю их. И знаю: когда они уйдут, все, что я люблю, исчезнет вместе с ними.

Потому что они именно для этого и пришли. Они именно это и делают.

Заставляют все исчезать. Безмолвные Города. Уничтоженные друзья и родные… Бесчисленные падре и свиньи.

Каждый день – некая битва с тех самых пор, как пришли Лорды. Каждый день – битва для каждого.

– Долория, – говорит девочка, касаясь моей щеки. Я вижу ее сквозь хаос. – Я жду, когда ты найдешь меня. – (Звуки вокруг становятся все страшнее.) – Поспеши, сестра!

И больше она ничего не говорит, потому что исчезает.

Сестра.

Я никогда не знала этого слова, я никогда не имела никого, кого могла бы так назвать.

– Долория! – раздается эхо во тьме. – Не забудь!

Эти слова излишни. Только не обращенные ко мне, только не в моем собственном сне.

Уж я-то это запомню, как никто другой.

Каждый день – некая битва, и каждая потеря оставляет шрам.

Мне хочется закричать, но вместо того я выскакиваю из сна раньше, чем с моих губ успевает сорваться хоть какой-нибудь звук.

Крик – это роскошь.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что мои пальцы сжимают обломок Иконы, и это странно, потому что я не помню, чтобы доставала его из рюкзака.

Странно.

Когда я взвешиваю обломок на ладони, в моем сознании вспыхивают образы, такие отчетливые, словно я действительно все это видела собственными глазами.

Странные воспоминания.

Девочка из моего сна – нефритовая девочка. Та, которая назвала меня сестрой.

Я никогда прежде не видела таких снов – снов, которые вообще были бы непохожи на сон.