Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Вслед за этим он выпрямился, поднял голову и окинул изумленных, трепещущих зрителей горящим торжествующим взглядом.

– Золото! – крикнул он среди тишины. – Это золото! Темные альвы исполнили обещание! Теперь я… Я… мне подвластно все! И земля, и подземелье Медного леса теперь в моей власти! – Бергвид сжал самородки в кулаке и тряхнул им с видом гордого могущества, словно теперь его кулак стал втрое тяжелее. Его лицо лихорадочно оживилось, брови дергались, глаза блестели – перемена после недавнего мрачного уныния была разительная и в чем-то пугающая. – С этим золотом я найму такую дружину, что все тролли Золотого озера… У Вигмара не хватит… Никто больше не посмеет противиться мне!

Мешок был полон золотом: россыпью мелких самородков вперемешку с золотым песком. Попадались и кусочки плавленного металла – остатки неудачных или испорченных изделий. Непривычная, чуждая красота их удивительно тонких и искусно выполненных узоров пугала и подавляла – на них словно отпечатался дух иного, нечеловеческого народа. И золота неизвестные дарители не пожалели: его хватало, чтобы нанять, вооружить и прокормить большое войско во время длительного похода.

В тот же день Бергвид приказал дружине собираться. Он решил ехать на юг, где мог собрать новое войско. С золотом темных альвов он будет желанным гостем у своих родичей на озере Фрейра, которые прежде совсем ему не радовались. Он требовал, чтобы Асольв со всей семьей ехал с ним, но Асольв не мог подняться с лежанки из-за своей раны и слабости, а женщины не хотели его покинуть. Даже Эйра не соглашалась последовать за женихом, не мыслила, как оторвется от усадьбы, от священной горы Раудберги. Бергвид злился, кричал, обвинял семью будущей родни в предательстве.

– Вы только и ждете, когда сюда придет Вигмар Лисица! Вы скоро его дождетесь! И вы предадите вашего конунга, вы будете лизать ему башмаки и умолять, чтобы он вас простил! Вы будете платить ему дань! Рабы! Трусы! Он возьмет вас в рабство и заставит пасти свиней! Подходящее для вас дело!

– Нам некуда ехать, конунг! – отвечал ему Асольв. – У нас нет другого дома. Ты – другое дело… А нам нет отсюда дороги. Если нам суждено погибнуть, то мы погибнем здесь.

Из-за предстоящей разлуки Эйра испытывала тайное облегчение, хотя и не хотела даже самой себе в этом признаться. Трудный поход к границам Свартальвхейма не сблизил их, как она надеялась, а еще больше отдалил от нее Бергвида. Теперь он стал посматривать на нее с тайной неприязнью, хотя, казалось бы, она имела право на его благодарность. Напрасно она надеялась, что доблестный жених будет относиться к ней с большей добротой и доверием, когда увидит, как она преданна ему и как много пользы может ему принести. Но откуда эта тайная злость? Бергвид старался держаться спокойнее, но стал молчаливее, да и вообще Эйру было трудно обмануть. Безо всяких слов она ощущала, что их отчуждение растет. И даже сейчас, когда ее переговоры с темными альвами принесли плоды в виде этого золота, у оживившегося и загоревшегося новой жаждой деятельности Бергвида не нашлось для невесты ни одного доброго слова.

Она не понимала, что своей помощью только испортила все: теперь Бергвид знал, что его новой подругой стала сильная женщина, и это ему совсем не понравилось. Лучше бы она была той дурочкой, за которую он сначала ее принял! Он не доверял сильным людям, видя в их силе угрозу себе, своему влиянию и своей славе. Внутренняя память о рабстве, сознание своей ущербности исподтишка грызла его душу, исподволь внушала убеждение, что люди будут уважать его только тогда, когда рядом не найдется никого лучше. Не слишком доверяя себе, он боялся иметь поблизости людей, способных подчинить его своему влиянию, и всячески их избегал. И Эйра, оказавшаяся одной из этих опасных созданий, теперь казалась ему обманщицей.

Забрав остатки дружины, всего неполных две сотни человек, Бергвид уехал на юг. Проводив его, Эйра еще долго стояла в воротах. Сердце ее надрывалось, но горевала она не о разлуке с самим Бергвидом. С ней простились ее надежды, ее счастливые ожидания, ее вера в любовь, которая поднимет ее над землей и унесет в вечность. Розовые горы в небесах растаяли; навсегда уходил тот человек, которого она любила, и этого человека ей больше не увидеть, даже если Бергвид сын Стюрмира вернется. Он оказался не тем, за кого она его принимала, и образ возлюбленного героя, который она силой своего воображения надела на Бергвида, как чужое платье, окончательно растаял и пропал. Глазам ее открылось унылое «то, что есть на самом деле», и это прозрение было для нее хуже смерти: если бы ей предложили выбор, она охотнее увидела бы Бергвида мертвым и взошла бы на его погребальный костер, чтобы покончить там с собой, как Брюнхильд, чем осталась бы жить, разочаровавшись в нем. Теперь же умирать поздно – прекрасное заблуждение ушло, и она не хотела приносить напрасной жертвы.

Сквозь теплый туман слез она едва могла видеть удаляющийся дружинный строй, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Она больше не могла скрывать от самой себя, что обручение не принесло ей счастья. Почему? Светлая Фрейя, почему? Ведь она любила… ведь она любит его так самозабвенно, так горячо и щедро! Какое упоение, какое ликование она находила в своей любви! Куда же все это ушло? Куда пропала ее радость? Она не умножилась от разделения, как это должно быть, а исчезла, развеялась ветром…

Она перебирала воспоминания, пыталась найти в словах Бергвида, в его обращении с ней хоть искру любви, которая помогла бы ей оправдать его. «Любовь – это готовность отдать все и терпеть самую черную неблагодарность…» – вспомнила она его слова, сказанные в день обручения, вспомнила и свой ответ. Когда-то эти слова вдохновляли ее, звали на подвиг любви, и хотелось даже, чтобы трудностей и препятствий было больше, чтобы она могла показать силу своей любви, преодолевая их. Слова «черная неблагодарность» снова и снова звучали в душе и язвили, как нож. Эйра гнала прочь эту мысль, как нечто постыдное, но та не уходила. Только это она и получила в обмен на свою любовь. Точно так, как он и обещал. Так в чем же его винить?

Медленно бредя обратно в дом, невидящим взглядом обводя старые скамьи, словно выискивая себе место, Эйра все пыталась понять противоречие, которое только сейчас, после пережитой боли, нащупала в своей душе. Бергвид конунг перестал быть новым Сигурдом и превратился в нож, который ранил ее. Но любовь ее не умерла. Ее любовь по-прежнему была живой и горячей, яркой и алой, как камень в перстне. Только теперь она покинула образ Бергвида и свободно разливалась по самому небу, как алая, пламенная, золотая заря. Душа настойчиво искала образ человека, которому эта любовь принадлежит на самом деле. Раньше у него было лицо Бергвида, а теперь Эйра вовсе не видела его лица. Он виделся ей живущим где-то далеко, в небесных чертогах светлых альвов Альвхейма. Или в том мире, где розовые горы… Эта любовь была воздухом, которым она дышала, и никакие беды не могли ее убить.

После битвы и обвала Вигмар Лисица с войском Железного Кольца поначалу вернулся несколько назад, к двору под названием Вересковый Холм, но настоящее отступление в его замыслы не входило. Войско разместилось в четырех дворах, стоявших поблизости один от другого: раненых устроили в домах, а остальное войско разложило костры под открытым небом между ними. Уже вечером Вигмар, собрав вождей, устроил совет: идти ли дальше немедленно, чтобы добить Бергвида, пока тот не оправился, или сначала дождаться подкрепления из Хетберга. За последнее стояли Ормульв Точило и Гейр Длинный и с ними благоразумные Эгиль и Дьярв.

– На своей земле всякий бьется упорнее! – доказывал Ормульв. – Здесь-то мы одолели, а за Ивовым ручьем будет земля Асольва, и его людишки поднаберутся храбрости, когда за спиной окажутся их собственные дома! Лишние копья нам не помешают!

– А еще надо помнить о Дагейде, этом великаньем отродье! – предостерегал Гейр. – Если мы пойдем теперь к Кремнистому Склону и Раудберге, то там ведь рядом Великанья долина! У себя дома ведьма нам еще не такие чудеса покажет!