Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна

Перстень нашелся.

Помогла в этом, как ни странно, старинная лодка.

Парадная галера дожа, Бучинторо, хранилась в музее истории военно-морского флота в Венеции. Вернее, не сама галера, а ее копия. «Золотых кораблей» существовало несколько, и последний был разобран в тысяча восемьсот двадцать четвертом году.

Однако копия была собрана в том числе из тех деталей, которые по чистой случайности уцелели после разрушения последнего экземпляра. По словам сотрудников музея, выставочный образец на двадцать процентов состоял из «настоящего» Бучинторо.

Ночью две тысячи двенадцатого года сторож музея услышал в одном из залов какой-то треск. Он бросился туда, но вместо грабителей увидел, к своему изумлению, как праздничное судно рассыпается на его глазах. Отвалились весла, рухнула и сломалась мачта, с жутким треском обрушился крылатый золотой лев, украшавший нос галеры. Позже выяснилось, что жучки-древоточцы буквально выели несчастный корабль изнутри. Осталась одна оболочка, хрупкая, как скорлупа, которая и развалилась на глазах обомлевшего сторожа.

Старик успел отскочить, когда доска с барельефом – та самая, оставшаяся от настоящего корабля, – упала ему под ноги. Дерево разлетелось, и сторож, на минуту переставший отличать реальность от иллюзии, увидел в выемке тусклый металл, в котором зеленел яркий, как мох, камень.

Это и был перстень Паскуале Чиконья.

После дружного ликования настало время для новых вопросов. Каким образом перстень оказался спрятан в галере, если это было не то же самое судно, на котором плавал Чиконья? Ответ на эту загадку был вскоре найден. Когда ученые исследовали доску с тайником, выяснилось, что ей значительно больше лет, чем предполагалось. Очевидно, она перекочевала с борта лодки старого дожа на свою преемницу. Таким образом, барельеф добрался до нашего времени целым и более-менее невредимым.

Но кто спрятал кольцо в галере? Ответ на этот вопрос не был известен никому.

Как только подлинность перстня была подтверждена, народ пожелал увидеть сокровище, вокруг которого ходило столько легенд. Для выставки была выбрана церковь Святого Гаэтано. Но за два дня до предполагаемого события с ее сводов вдруг посыпалась штукатурка. В срочном порядке демонстрацию украшения перенесли в выставочный центр.

Вика сверилась с картой: до центра оказалось недалеко, во всяком случае, на первый взгляд. Она уже успела почувствовать, что этот город ненавидит карты и при каждом удобном случае водит путника кругами.

«Ничего, доберусь!»

Глава 4

Если бы не помощь древней старушки, сжалившейся над бестолковой туристкой, Вика ни за что не попала бы на выставку. Она заплутала в одинаковых улочках, причем карта уверяла, что за углом вот-вот покажется нужный дом. Но тот как сквозь брусчатку провалился. В конце концов, узрев крохотную старушку с черной собачонкой на поводке и признав в ней местную, Вика бросилась к ней.

Старушка, лукаво усмехнувшись, взяла ее за руку, свернула в какую-то подворотню (Вика могла бы поклясться, что пять минут назад на этом месте была стена!), и через двадцать шагов они вынырнули напротив желтого здания без окон.

– Тысяча благодарностей, синьора!

Собачка тявкнула, старушка подмигнула, и обе растворились в кривых закоулках.

Вика выстояла небольшую очередь в кассу и мысленно сказала спасибо синьору Раньери: людей в этот утренний час и впрямь было немного. Десять минут спустя она уже входила в небольшой зал со сводчатым потолком. Справа экскурсовод вела за собой стайку туристов, монотонно бормоча на немецком. Слева семейная пара, недовольная тем, что их заставили сдать рюкзаки в камеру хранения, шепотом ругалась по-английски.

Вика поскорее миновала их и замедлила шаг.

В центре зала на высоком постаменте стоял ярко освещенный стеклянный куб. По обеим сторонам от него высились два охранника. Взгляд одного из них цепко скользнул по Викиному лицу. Ощущение было неприятное. Словно муха проползла по коже и улетела, а легкий зуд от ее лапок остался.

«Ему по должности положено», – успокоила себя Вика. Охранник напомнил ей кого-то, но приглядываться она постеснялась.

К тому же здесь имелось кое-что намного более интересное!

Перстень Паскуале Чиконья.

Придвинувшись вплотную к кубу, Вика уставилась на него во все глаза.

Фотографии не передавали его размера. Больше всего перстень оказался похож на небольшое зеркало, поднесенное к водам венецианского канала. Зелень халцедона была глубока и таинственна, а крупные розовые жемчужины, обрамлявшие камень, словно придавали ему свечения.

На месте дожа Вика тоже не спешила бы расстаться с таким украшением.

Семейная пара, скандалившая из-за рюкзаков, оттеснила Вику в сторону. Женщина застыла перед витриной, восхищенно бормоча ругательства себе под нос. Мужчина крутился вокруг и пытался сфотографировать перстень на камеру телефона.

– Ноу фото, – предупредил охранник.

Недовольно ворча, турист отступил.

Вика не стала толкаться. Отойдя, она остановилась возле пояснительной таблички. Новых сведений из истории перстня почерпнуть не удалось, но зато ей впервые попалась на глаза информация о его стоимости.

На английском, итальянском и немецком языках табличка извещала, что примерная оценка экспертов – полтора миллиона евро.

Полтора миллиона евро! Вика попыталась перевести эту сумму сначала в рубли, а потом в квартиры. Лютое количество нулей ошеломило ее. Выходило, что, будь Вика обладательницей перстня, она могла бы купить весь Московский Кремль и еще чуть-чуть осталось бы на кусок Тверской.

Вика хмыкнула и пересчитала еще раз.

Теперь получилось, что в перстне укладываются четыре их квартиры.

«Вот это ближе к реальности. А то – Кремль, Кремль… Размахнулась».

Вика взглянула на перстень с некоторым даже пренебрежением. Четыре средненьких квартирки в довольно паршивом районе! Подумаешь!

«Восемьдесят лет ипотеки в общей сложности», – бесстрастно сообщил внутренний голос.

Вика сглотнула.

«А если только с твоей зарплаты, то сто шестьдесят», – добил голос.

Вика помрачнела. «Стыдно! Стыдно думать о таких приземленных вещах, когда рядом многовековая реликвия».

Она снова попыталась подойти к стеклу, но теперь куб прочно был окружен немцами во главе с экскурсоводом. Они ахали, качали головами и цокали языками. Один, пожилой и толстый, крутил головой по сторонам и на что-то указывал своей спутнице.

Вика проследила взглядом за его рукой. Камеры! Змеиные их головки торчали из всех углов.

Она еще немного побродила по залу, ожидая, пока рассосется толпа. Мысли об ипотеке отчего-то испортили ей настроение.

Наконец возле куба образовался небольшой просвет. Вика торопливо протиснулась и стала глядеть изо всех сил, стараясь напоследок сохранить в памяти перстень дожа. Они ей нравились – и перстень, и дож. И еще, как ни неловко было в этом признаваться, ей нравился плут, который стащил кольцо. Перехитрить самого «гранде субдоля» – в этом был размах!

«Жаль, что мы никогда не узнаем, как он это проделал».

Сейчас, когда она стояла, плотно стиснутая людьми, перстень отчего-то потерял часть волшебства. Халцедон больше не завораживал игрой глубины. Жемчужины выглядели как розовые бусины из детской заколки. Вика вздохнула, отодвинулась от англичанки, толкавшей ее сумку, и выбралась из скопища зевак.

Она пересекла зал, миновала, зачем-то подняв руки, металлическую рамку, дошла до выхода. Ее беспечному туристическому существованию было отведено не больше минуты, но Вика об этом не знала. Голова была занята мыслями, в которых фигурировали обед на набережной, великолепный Тинторетто в одной церквушке неподалеку, чашечка кофе возле Риальто, а также лавочка с украшениями в переулке за часами (и не забыть забежать в аптеку за пластырем: похоже, она натерла пятку!).

Стеклянные двери разъехались перед ней, сверкнув на солнце и на миг ослепив. А в следующую секунду сумку дернули из Викиных рук.