Matador (сборник) - Луис Ривера

Обессилевший Рафи стоял над убитым быком, судорожно всхлипывая и изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Неимоверное напряжение медленно спадало, а на смену ему приходили запоздалый страх, осознание того, что теперь все позади, усталость и какая-то опустошенность, которая бывает всегда, когда заканчивается бой. Все это одновременно навалилось на мальчика, слезы против его воли побежали по щекам, и он тяжело опустился на песок, рядом с мертвым быком, не слыша криков людей и не видя ничего, кроме лоснящейся от крови шкуры тора Все было не так, как он себе представлял там, на поляне в оливковой роще. Совсем не так…

Кто-то помог ему подняться и вывел с арены. Кто-то пожимал ему руку, кто-то хлопал по плечу. Но все это было как во сне. Страшном сне, который закончился хорошо, но не совсем так, как ожидалось.

Постепенно до него стали доноситься голоса, словно из густого утреннего тумана. Он начал различать лица, кровь уже не колотилась с бешенством молота в висках, а тяжело пульсировала, медленно и нехотя замедляя свой бег. И когда мир, наконец, стал таким, каким Рафи привык его видеть и ощущать, его сердце наполнилось ликованием. Это была настолько полная и всепоглощающая радость, что у Рафи на мгновение перехватило дыхание. Ужас от пережитого еще был жив, но уже не властен над мальчиком. Он еще будет возвращаться, когда в памяти всплывут картины прошедшего боя – низко опущенная для удара голова быка, его глаза, полные тупой животной ярости, дрожащий кончик шпаги, нацеленный в бугрящуюся холку… Но это придет позже. А сейчас Рафи казалось, что он может обнять весь мир, что у него хватит сил легким движением руки сдвигать горы. Он даже испугался, сможет ли сердце выдержать такое чувство радости, не разорвется ли… И он, давая выход этому чувству, что-то громко крикнул окружавшим его людям, видимо, что-то смешное, потому что ответом ему был дружный смех, а потом начал смеяться сам, все громче и громче, так что его смех стал похож на рыдание. В руках он продолжал судорожно сжимать мулету.

Ему не было жаль быка. И не потому что он был кровожадным или равнодушным. Нет. Ведь они с быком были на равных. Для обоих это был первый бой. Он не был опытным матадором, для которого убийство давно стало профессией. Так же как торо, он вышел на арену, плохо понимая, что нужно делать. Так же как у торо, у него не было времени и возможности подготовиться к схватке, хотя бы изучив противника. В конце концов, он был худым тринадцатилетним мальчишкой – против почти полутора тысяч фунтов стальных мышц, которые приводило в действие слепое бешенство. И он сумел выстоять… Почему же он должен жалеть павшего противника? Но в главном мальчик не хотел себе признаваться. Жалости к быку он не испытывал не только потому что они были равны на этой арене. Рафи испытал ужас, столкнувшись с быком. Настоящий животный ужас. И даже после своей смерти бык остался для мальчика кошмаром. А разве можно по-настоящему испытывать жалость к тому, что повергло тебя в трепет? Если убиваешь из-за страха, ни сострадания, ни уважения к побежденному врагу испытывать невозможно.

Вот кого ему было жаль, так это молодого матадора по имени Рауль. Он хорошо выступал и вполне заслужил победу. Но слепой случай опять распорядился по-своему. Хотя можно ли считать случаем то, что человек споткнулся? Или это было предначертано судьбой, едва человек, окровавленный и кричащий, проклинающий или приветствующий этот мир, вышел из утробы матери? Аможет быть, это свидетельство того, что человек не достиг вершин мастерства? Будь он опытнее, увидел бы, почувствовал неким шестым чувством этот крошечный камешек, спокойно лежавший на площади и – может, день, а может, и несколько десятилетий – ожидавший своего часа и, наконец, сыгравший роковую роль в чьей-то жизни. Кто знает?.. Где та грань, за которой кончаются свобода выбора и ответственность за этот выбор, а начинается то, что неподвластно человеку и недоступно его пониманию? Да и вообще, есть ли эта свобода?..

Как бы то ни было, Рафи искренне сочувствовал матадору. Ведь тот был в самом начале своего пути. Был полон сил, желаний, стремлений, но даже не успел взлететь. Едва оторвался от земли, едва расправил крылья, как чья-то властная рука безжалостно и бесповоротно оборвала этот полет. На его месте мог быть и сам Рафи. Одно неверное движение – и рога быка обагрились бы и его кровью. Но он не допустил ошибки. И его победа была целиком и полностью его заслугой. Так искренне думал Рафи. Ведь ни один победитель не верит в случай.

Непростые чувства владели мальчиком по имени Рафи, когда бой закончился, и его, радостного, испуганного, гордого, растерянного, угощали вином, похлопывали по спине, поздравляли и хвалили. Но вся эта мешанина чувств, эмоций, мыслей и событий не помешала ему понять и запомнить на всю жизнь одну важную вещь. Реальность никогда не бывает похожей на фантазии. Все домыслы, представления, опасения и расчеты разбиваются вдребезги, сталкиваясь с действительностью. Как бы ты хорошо себе все ни представлял, как бы ты ни готовился, все равно столкнешься с чем-то совершенно неожиданным. Это ни хорошо и ни плохо. Так есть, и об этом надо помнить всегда. Так думал Рафи.

Постепенно он пришел в себя. Какой бы ни была победа, триумф не может продолжаться вечно. Вот поражение гораздо дольше остается в гостях, и выгнать его может только очень решительный хозяин. Но в этот день Рафи был победителем. Поэтому, к тому времени, когда телеги убрали с площади, а бродячие артисты превратили сцену обратно в небольшой фургончик и люди начали расходиться по домам, Рафи был полностью готов к тому, для чего пришел сегодня на площадь. Еще немного пьяный от вина и всего пережитого, он направился к фокуснику, как советовал ему молодой матадор.

Фокусник сидел на каком-то ящике, покуривая трубочку, и время от времени покрикивал на своих подопечных, которые, по его мнению, недостаточно быстро и аккуратно собирали свой нехитрый реквизит. Услышав шаги мальчика, он на полуслове прервал гневную тираду и обернулся.

– А-а, маленький матадор? Что ж, прими мои поздравления, сегодня ты был героем, – сказал он с усмешкой, в которой непонятно было чего больше – иронии или искреннего восхищения.

– Спасибо, – сдержанно ответил Рафи. – Мне жаль, что вашему матадору так не повезло. Он очень хорошо сражался. И бык был хороший…

– Да, бык был неплохой. Совсем неплохой. Чуть лучше, чем нужен был Раулю.

– Что значит – чуть лучше? Опаснее?

– Нет, вовсе нет… Любой бык по-своему опасен. Даже самый трусливый и робкий может доставить много неприятностей – пока заставишь его сражаться, публика успеет десять раз освистать. Нет, не в опасности дело, маленький матадор. Это как с конем и всадником. Дай никудышному наезднику отличного коня, и он не будет знать, что с ним делать. Будет трястись на нем, как на какой-нибудь старой кляче, вцепившись в гриву и все, – тут фокусник оседлал ящик, на котором сидел, и изобразил неуклюжего и испуганного всадника. Получилось настолько похоже, что Рафи невольно рассмеялся. – И рано или поздно упадет. Конь не будет терпеть такого седока. Ему нужен человек, который сможет выявить и использовать все его достоинства. Тогда они станут единым целым, понимаешь?

Рафи неуверенно кивнул.

– Ладно, – махнул рукой фокусник, – я опять за свое. Ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы слушать рассуждения старика.

На старика этот странный руководитель труппы был совсем не похож. Рафи хотел было сказать об этом, но фокусник не дал ему и рта открыть.

– Знаю, знаю, не выгляжу я как старик… Но сейчас не об этом. Что ты хотел, маленький матадор? Как мне кажется, не только выразить сочувствие?

Рафи кивнул, собираясь с духом. Бывает ведь и так (и часто бывает), что человек, только что совершивший что-нибудь из ряда вон выходящее, какой-нибудь бесшабашный, смелый поступок, робеет, если ему нужно сделать вещь совершенно пустяковую. Для каждого дела нужны свое мужество и своя храбрость. И если ты достаточно смел для того чтобы убить на арене быка, это еще не значит, что ты будешь так же смел, когда придется просить о том, чего хочешь больше всего на свете.

Рафи стоило немалых трудов открыть, наконец, рот и сказать то, зачем он сюда пришел:

– Я хотел бы отправиться с вами. Сначала я думал, что попрошусь в ученики к Раулю, но… – мальчик замолк на секунду, – это он посоветовал мне поговорить с вами.

– Ты хочешь быть матадором?

– Да.

Фокусник задумался. И чем дольше он молчал, глядя в землю, тем больше волновался мальчик. Словно и не было этого боя, словно не убивал он быка… Он вдруг снова стал тем маленьким мальчиком, который уходил каждую сиесту в рощу, чтобы поупражняться с рубахой, которая должна была изображать мулету.

– А что ты умеешь делать, кроме того, как убивать быков? – Спросил фокусник, и снова было непонятно, иронизирует он или говорит серьезно.