Черный истребитель - Blackfighter

От вокзала до дома путь вел, так загадочно петляя, что первым впечатлением Таньки было - город, состоящий из одной, но длинной улицы. С одно-двухэтажными домами. Где-то на горизонте маячил ростовский Кремль. Танька услышала колокольный звон, и скривилась, потирая виски, в которых что-то нехорошо аукнулось.

Герцог вопросительно приподнял брови.

– Благодать… - мрачно произнесла Танька. - Полные уши благодати…

– Столярова, значит, почитываем… ну-ну… - непонятно высказался Герцог.

Дом, в котором проживал Герцог - Танька уже разобралась, что Маршал москвич, и тоже едет в гости - оказался весьма странным. По московским меркам. Это был здоровенный деревянный одноэтажный дом с участком, комнат на шесть, однако внутри обнаружились не только коммунальные удобства, но еще и батареи, телефон, и, что наповал убило Таньку, "выделенка". К "выделенке" был подключен относительно новый компьютер, вокруг которого валялось множество различных девайсов.

– Красиво живешь…

В доме царил легкий бардак серии "все под рукой". Сначала Танька решила, что они в доме одни, но, выходя из ванной в старом невероятных размеров махровом полотенце, столкнулась с женщиной лет пятидесяти. Та посмотрела на Таньку равнодушно, кивнула головой в ответ на слегка ошарашенное "здрасте!" и удалилась куда-то в глубь дома.

Из ванной Танька направилась в сад, идти в сари из полотенца в комнату к парням ей не хотелось. В саду все было симпатично - запущенно и тенисто. Обнаружив полуодичалый крыжовник, Танька облюбовала куст с ягодами покислее и принялась его общипывать, периодически потряхивая волосами.

Сзади кто-то обнаружился, но Танька не стала оглядываться, кожей спины угадывая Герцога.

– Жрешь? - ласково осведомился он.

– Угу! - ответила с набитым ртом Танька.

– Кислятина же…

– Так в том и кайф, что кислятина…

Герцог уселся рядом на корточки и задумчиво отщипнул пару ягод.

– Кстати, - вспомнила Танька, - там женщина в доме… она тебе кто?

Герцог самую малость закаменел в лице.

– Она мне… Алла Николаевна. Племянница первого мужа бабушки.

– Хитро-о… - протянула Танька, рассчитывая на продолжение.

– Если бы не она, меня сдали бы в детдом, когда погибли родители. Впрочем, может, оно и к лучшему… - уставился в пастельное северное небо Герцог.

– А чем в детдоме лучше?

– В детдоме труднее попасться на глаза психиатру.

Танька повернулась к Герцогу, рассыпав крыжовник.

– Когда меня стало ломать… лет в тринадцать… она, конечно, всполошилась. И отвела меня к добрым докторам.

– Диагноз приклеили? - понимающе спросила Танька.

– Не дошло. Но химии пришлось выжрать изрядно.

– Повезло. Мне вот тоже повезло… три раза укладывали, но на учет не поставили. Родители меня лечить хотели, а вот дочь на выданье с клеймом из "дурки" их не приколола. Зато всю задницу искололи и много чего там еще было… - помрачнела Танька.

Она вдруг поняла, что первый раз за четыре года, которые она прожила в Москве, получив квартиру от дальней родственницы, рассказывает кому-то об этой части своей биографии. Порвать с родителями на следующий день после восемнадцатилетия, сменить фамилию, выйдя замуж, поступить в институт было проще, чем рассказать кому-то о пяти годах лечения у участковых детских психоневрологов и прелестях пребывания в соответственных заведениях "на обследовании". Не знали об этом ни Танькины знакомые (подруг у нее не было), ни муж.

– Я вот не понимаю! - вскинулась вдруг Танька, безжалостно обдирая листья с ветки крыжовника. - Я не понимаю! За что?! Я мешала кому-то?! Я Чикатилло?!

– Ну, ты ж читала Столярова. Тебе других объяснений нужно, более приятных? А нифига… "Кина не будет, кинщик пьян".

– Свинья ты… - ляпнула Танька и испугалась, что будет понята превратно.

Герцог повернул к ней лицо, уже совсем обычное и привычно-насмешливое.

– А мне тебя что, пожалеть? Маленькую и слабенькую?

– Я тебе пожалею… - показала Танька мелкий, но крепкий кулачок. - Тебя самого потом пожалеют…

– Ну вот, все ты сама понимаешь, - рассмеялся Герцог. - Кстати, стихи у тебя неплохие…

– Это не стихи… - буркнула Танька, смутившись. - Это блевотина больного мозга…

Герцог заржал, как жеребец при виде кобылы.

– Ценю поэтическое слово… крепкое и конкретное… Кстати, в дом пошли, а то Маршал будет варить пельмени до тех пор, пока не придут их поедатели.

Танька испугалась за пельмени и резво отправилась в дом.

В Ростове обнаружился не только противный Кремль с колокольней, но и очаровательное озеро, название которого Танька сразу запомнила. Однако шашлык из сарделек и пять литров разливного вина в летний вечер от этого менее приятными не стали. По ходу дела Танька узнала, чем занимаются ее новые знакомые. Герцог в Ростове был сразу и тренером юношеской команды по карате, и программистом-фриленсером. У Маршала в Москве был "бизнес", о котором он говорил мало и невнятно. Еще у них обнаружились паспортные имена. Герцога мама с папой, оказывается, назвали Димой, а Маршала - Михаилом. Однако Таньке это не понравилось. Ей даже хотелось, чтобы ее называли тоже… не Танькой, а так, как она сама называла себя иногда. Но смелости назвать это имя не хватило. Или просто показалось несвоевременным.

А озеро, оказалось, звали Неро. Танька не знала, древнеславянское это слово, или нет, но оно ей не понравилось.

Когда канистра подошла к концу, Танька поняла, что не искупаться она не может. Но купаться в единственном комплекте одежды - джинсах и майке - как-то не хотелось. А купаться в натуральном виде было стремно - вдруг не поймут? С ее точки зрения, голое тело было куда как более естественной вещью, чем всякие там мини-бикини. Которые, если подумать головой, привлекают гораздо больше внимания, чем самая банальная голая задница. Но Танька давно поняла, что ее образ мыслей мало кто разделяет. А "думать головой" вообще как-то не принято. Даже неприлично.

Пока Танька медитировала над этим вопросом, ситуация разрешилась сама собой. Маршал запросто скинул с себя всю одежду и сиганул в воду, затянутую ряской.

– Вода зашибись… слишком теплая, как раз для нежных барышень… - протянул он, торча над водой костлявыми, но изящными плечами.

– Что-о-о-о?! - завопила разгневанная Танька. - А ты на первое апреля в Финзаливе плавал? А?!

– Так первое апреля - день дураков. Дураки, наверное, и не мерзнут.

Шмотки Герцога и Таньки перемешались в беспорядочную кучу, так как скинуты были со скоростью, достойной книги рекордов Гиннеса. Рывком преодолев первые пять метров, где за ноги цеплялась трава, а плечи облепляла ряска, Танька парой движений ног мастерски обрызгала Маршала и устремилась вдаль. Плавала она отлично, профессионально, хотя до КМС не дотянула стараниями озабоченных умственным здоровьем дочурки родителей.