Горячая пора в Фэрмаунтской средней школе - Вернор Виндж

— Судя по метеосводке, через час почти весь Торри Пайнс будет в тумане.

— И там появятся призраки.

— Вот класс!

И пока парк ничем не оснащен, особого разнообразия будет не добиться никакими способами.

Машина свернула на Рейч Роуд и поехала на восток, в направлении экспресс-шоссе. Вскоре туман казался просто очень низкими облаками, в которые погружалось послеполуденное солнце.

Пока они ехали, Уильям не произнес ни слова. Он взял с собой очки и батарейки к ним, но от разгрузки отказался, прихватив взамен старую брезентовую сумку. Кожа Болвануса была молодой и гладкой, но блестела от пота, взгляд пристальный, но блуждал, словно не зная, на чем задержаться. Он был способен к общению, этого Хуан не отрицал, но эти подергивания… они совсем не такие, как у взрослого, который надел «умную одежду». В них было что-то болезненное.

Хуан запросил экспериментальные модели заболеваний с подобными симптомами. Направление — геронтология… Такой странный вид кожи — признак регенерации тканей, обычное дело. Что касается дрожания… Болезнь Паркинсона? Может быть, но сегодня это очень редкая болезнь. Тогда Альцгеймера? Нет, симптомы не совпадают. Ага: «Восстановительный синдром после болезни Альцгеймера». Должно быть, до того, как терапия начала действовать, старина Уильям был настоящим овощем. Теперь его нервная система восстанавливалась. В результате может получиться вполне здоровый человек, даже если его личность случайно окажется чуть-чуть не такой, как прежде. Эти подергивания — признак окончательного воссоединения с собственной периферической нервной системой. На сегодняшний день насчитывается около пятидесяти тысяч пациентов, которых удалось вылечить от болезни Альцгеймера. Берти даже сотрудничал с некоторыми из них. Но близко, лично… Хуану стало дурно. Конечно, это здорово — что на время восстановления Уильям переехал к своим детям. Однако зачислять его в высшую школу Фэрмаунта — не самая лучшая идея. Правда, тема, которой он занимается, обзывается так: «Печатные устройства — одномоментное состояние». По крайней мере, это позволяло ему ни с кем не общаться.

Мири смотрела в окно, хотя Хуан понятия не имел, что она там видит.

— Ты знаешь, — внезапно произнесла она, — этот твой друг, Берти Жабеныш[23]… — и скорчила такую гримасу, словно покрытая слизью и бородавками жаба, которая появилась на сидении между ними, сидела здесь все время. Жаба выглядела очень реалистично.

— О… Так что «Берти»?

— Весь семестр он совал нос в мои дела, все время меня дергал, сплетничал про меня. Он надул эту идиотку Аннет, чтобы она впихнула меня в одну команду с тобой… Нет, против тебя я ничего не имею. Вышло очень неплохо, — она выглядела немного смущенной. — Но так или иначе, Берти чертовски напористый тип.

С этим было трудно поспорить. Но внезапно его осенило.

— Вы друг на друга в чем-то похожи.

— Что?!

— Ну… вы оба чертовски напористые.

Мири уставилась на него, раскрыв рот. Будет буря.

Но тут Хуан заметил, что Уильям наблюдает за ней, а на его губах играет странная улыбка. Мири закрыла рот и свирепо взглянула на Хуана.

— Да. Ты прав. Знаешь, в чем мой самый большой талант — по мнению Элис? В том, что я умею вовремя заткнуться. Между нами говоря, я бываю весьма мерзкой.

С минуту она смотрела в сторону.

— Но кроме хватки и желания покомандовать, я не вижу у себя никакого сходства с Берти. Я шумная. Я одиночка. Жабеныш — подлец и трус. Он всюду сует свои слизкие пальчики. И никто не знает, кто он такой на самом деле.

— Неправда. Я знаю Берти с шестого класса. А дружим мы почти два семестра. Он «дистанционник», вот все. Он живет в Эванстоне[24].

Она запнулась — наверно, искала ссылки на «Эванстон».

— А ты хоть раз бывал в Чикаго? Ты когда-нибудь встречался с Берти лично!

— Ну, как тебе сказать… В последнее Благодарение я гостил у него почти неделю, — это произошло сразу после того, как голубые пилюли начали действовать. — Он сводил меня в музей железнодорожных перевозок — он рассказывает не хуже, чем в «Службе 411». Еще я познакомился с его предками, видел их дом. Хочешь, сказать, что он вообще всех надул? Берти — обычный мальчик, такой, как я.

По правде сказать, Берти познакомил Хуана далеко не со всеми своими друзьями. Иногда Хуану казалось: Берти просто боится, что если его друзья соберутся вместе, его просто оттеснят на задний план. У Берти был огромный талант налаживать связи, но он, по-видимому, считал эти связи собственностью, которую можно украсть. Это было печально.

Мири это не убедило.

— Берти не такой, как мы, Хуан. Насчет Аннет ты знаешь. Я знаю, что он пролез во многие группы. Он всегда всем «пожалуйста», настоящий Мистер Услуга-За-Услугу…

Взгляд Мири стал печальным и задумчивым, выражение лица смягчилось. Некоторое время она молчала. Рейч Роуд закончилась, они пересекали южную границу города. Сейчас за окном расстилалась холмистая местность, расчерченная бесконечными улочками, домами и местами для прогулок. Если вам нравится оснащать местность техническими новинками и одновременно сокращать число автомобильных дорог, будьте готовы получить тихую глушь, увешанную рекламой. Однако местами это правило нарушалось. Например, самые крупные валуны были подтесаны и напоминали статуи троллей; вероятно, это была работа какого-нибудь кружка Церкви Пратчетта. Машина миновала спуск Пала и взлетела на первый из горных хребтов длиной в несколько миль, которые отделяли их от Эскондидо. Отсюда до моря было совсем недалеко.

— Прошлой осенью, — сказала Мири, — Бертрам Тодд был просто еще одним умником из моего языкового класса. Но в этом семестре он стал моей головной болью. Постоянные наезды… Он своего добился. Я его заметила, — последнее слово она выделила, но это не было тем словом, за которым следует действие. — Я собираюсь раскрыть его секрет. Достаточно ему один раз проколоться…

Старая песня: что бы ты ни скрывал, рано или поздно, хотя бы на секунду, это всплывет.

— Ну, я не знаю, — отозвался Хуан. — Знаешь, как лучше всего скрыть прокол? Преподнести его как большое достижение. А лучший способ сохранить секрет — нагородить вокруг кучу якобы секретов.

— Ха. Может, он что-то такое? Например, корпоративная команда.

Хуан засмеялся:

— Слушай, это мысль!

Еще несколько миль они с Мири вспоминали всевозможные киноклише, придумывая, кем может быть Берти. Берти мог быть мальчиком-роботом или — супермозгом, который вырастили в колбе на базе Форт Мид[25]. С таким же успехом Берти мог быть пришельцем, который прибыл на Землю, чтобы захватить глобальную сеть и подготовить вторжение. Он мог быть старой китайской военной программой, которая в ходе развития стала разумной, или самой глобальной сетью, которая, наконец, разбужена некими сверхчеловеческими — и, разумеется, враждебными человечеству — силами.

А может быть, Берти был творением подсознания и воображения Хуана, а сам Хуан — некое чудовище, хотя сам об этом не догадывается. Идея принадлежала Мири. Между прочим, самая смешная из всех. Правда, в этом было что-то неприятное — по крайней мере, Хуана это тревожило.

Машина свернула на Пятьдесят Шестую. Теперь они опять ехали в сторону берега. Здесь было больше настоящего открытого пространства, зеленые холмы позолочены россыпями весенних цветов. Дома с участками исчезли, их сменила многомильная промзона. Автоматизированные лаборатории, геномные и протеомные, напоминали серо-зеленые окаменелости, пропитанные последними лучами солнца. Нет такого места, где человек не может жить и работать. Но некоторые вещи должны происходить в замкнутом пространстве, достаточно тесном, чтобы стремительные потоки информации успевали соединять части в единое целое. Эти низкие строения были двигателями физической экономики Сан-Диего; в них совместно трудились человеческий гений, механизмы и природа — трудились, чтобы творить чудеса.

Когда машина оказалась на территории лагуны к северу от Торри Пайнс, солнце снова опустилось в прибрежный туман. Оставив экспресс-шоссе, они повернули к югу и поехали вдоль пляжа. Впереди вырастали бледные утесы, расположенные в главной части парка; их вершины уже окутал туман.

Все это время Болванус хранил молчание, не обращая внимания на смех и болтовню. Однако едва Мири снова заговорила о беспокойстве, которое внушает ей Берти, и попыталась увязать это с другими предположениями, он неожиданно вмешался:

— Думаю, в каком-то смысле все очень просто. Почему Берти беспокоит тебя, Мириам? Мне кажется, существует одна возможность, настолько фантастическая, что никто из вас даже представить себе не может.