Танго нашей жизни: Пара, в которой трое - Андрей Букин

Пока Татьяна Анатольевна отсутствовала, мы приходили каждый вечер с восьми до десяти заниматься танцами. Причем Наташа еще готовилась к Кубку Союза как одиночница. Никто на нас не смотрел, никому мы не были нужны, и первый серьезный человек, который сказал, что из нашего дуэта может выйти толк, – Ольга. Она раз пять приходила к нам на тренировки, объясняла Наташе обязательные танцы. Я ничего толком ей рассказать не мог. Мы с Ольгой вместе родились и восемь лет росли как танцоры. С Наташей я выступал одиннадцать лет, но первые лет шесть, когда мы разбирали вальс, мне хотелось ей объяснить, как мы его делали с Ольгой. Перед последним спортивным сезоном нам с Наташей дала несколько уроков в обязательных танцах Бетти Калловей, знаменитый тренер многих английских чемпионов, в том числе Торвилл и Дина. Во время этих занятий я вспомнил тренировки у Надежды Степановны. Она нас учила правильно, другое дело, что нам с Ольгой не хватало сил на всю серию.

НАТАША. Нас с Андреем объединяло желание чего-то добиться. Если не сейчас, то когда? Наша спортивная жизнь заканчивалась. Мне – семнадцать, ему пошел двадцатый. Моисеева и Миненков в этом возрасте стали чемпионами мира. Но о таких высотах я и не мечтала. Может, Татьяна Анатольевна видела за нами будущее, мне же важен был сам факт, что мы тренируемся, есть шансы попасть на соревнования – уже этого достаточно. И когда осенью 1977 года в Липецке на Международном турнире профсоюзов мы заняли первое место – не знаю, как Андрей, я оказалась в шоке. В произвольном танце мы наделали кучу помарок. Я на старте опять начала трястись ни с того ни с сего – так бывало, когда я только пришла из одиночного катания. Мы с Андреем участвовали уже во многих показательных выступлениях, и мне казалось, что эта нервозность ушла. Ничуть не бывало. Возможно, сыграло свою роль то, что Татьяна Анатольевна первые два дня находилась рядом с нами, а накануне последнего уехала в Москву, где ее ждали Роднина и Зайцев. Я устала от первых соревнований и выступила далеко не в полную силу, хотя та произвольная программа одна из самых моих любимых – испанские танцы.

За полгода до Липецка, зимой, в Горьком, прошел мой первый тренировочный сбор в группе Тарасовой. Льда предоставили много, расписание составили хорошее, мне полагалось как одиночнице выступить в марте на Спартакиаде народов СССР. Поэтому я рано утром проходила с одиночниками «школу», а потом уже с Андреем отправлялась на тренировки танцоров. Днем я отрабатывала прыжки, а вечером снова танцы. Несмотря на такую нагрузку, я носилась по катку в замечательном настроении, хотя и падала все время. Заниматься танцами приходилось на коньках, которыми пользуются одиночники, а они длиннее. Перейти же на танцевальные я не могла, мне же еще предстояло прыгать. Поэтому в некоторых танцевальных элементах я наступала себе на пятку и падала головой об лед. Прошло много лет, но еще долго парочка танцевальных шагов заставляли меня побаиваться последствий. Уж очень здорово я падала – наотмашь. На Спартакиаду прямо с чемпионата мира приехала Татьяна Анатольевна, выглядела она крайне недовольной: «Продолжаешь портить тело…» Но я ходила счастливая, я всем нравилась, похудела, много тренировалась, и жизнь мне представлялась очень интересной. К тому же Марина Зеленецкая отдала мне свое ярко-синее платье, сшитое в мастерских Большого театра. Как мне казалось, я блистала. И вокруг все говорили: «Как же тебе на пользу пошло то, что ты перешла в танцы». Тут же возникала мысль: «Что же я так круто все меняю, если у меня теперь хорошо с одиночным катанием?» Конечно, я себя обманывала, сложные прыжки я из программы изъяла, следила только за чистотой проката и заняла пятое место. Вернулась в Москву, выступила еще и на Спартакиаде столицы, получила кучу комплиментов, но тут я почувствовала, что скучаю по танцам. После Спартакиады народ поехал в турне по Сибири, а я – домой. Летела я ранним-ранним утром. Люда Баконина, с ней я вместе жила, проводила меня на ночной автобус, отправляющийся в аэропорт. Почему-то остался в памяти этот полет из Ижевска в Москву. Может быть, потому, что тогда я окончательно поняла: лечу домой тренироваться в танцах, я отныне не одиночница. Моя прошлая спортивная жизнь в Ижевске закончилась.

Зимой Андрей неделю болел, меня подхватил Женя Севрюк. Мы занимались недолго, мне было с ним неудобно кататься, не складывалось. Наверное, я за месяц успела привыкнуть к Андрею.

АНДРЕЙ. С Наташей мне поначалу приходилось тяжко. Одиночники – каменные люди, у них же ноги – железобетон. Чтобы этот железобетон превратился в ноги танцора, мягкие и эластичные, должно пройти немало времени.

Когда я встал рядом с Наташей, первые ощущения оказались нерадостными. Она каталась сама по себе, ее не волновало, что рядом с ней кто-то стоит. Долго я с таким ощущением и тренировался, и выступал. Чувство партнера должно прийти само. А я в двадцать лет был не в состоянии объяснить, что такое понимание друг друга. Правило это для меня по сей день туманно, внятно его определить я и сейчас не способен. Тем не менее поначалу я больше работал языком, чем коньком. Думаю, как только ноги у Наташи стали танцевальными, то скольжение тут же сделалось мягким, а случилось это уже ближе к Олимпиаде в Сараеве, то есть в 1984 году, спустя семь лет после того, как мы встали в пару. Прежде она почти не приседала, а низкая посадка дает большую устойчивость, меняет технику шагов. Чем острее угол в коленях, тем лучше посадка (Тарасова меня здорово «посадила»), но и силы в мышцах должно быть намного больше. Парники такую нагрузку получают автоматически, все время подсаживаясь под партнершу, ведь поднимают ее ногами, руки только для поддержки. А у танцоров нужная мышца (четырехглавая – от колена и выше по бедру) напрягается оттого, что ты все время вытягиваешь ногу. По ногам видно, кто есть кто: кто одиночник, а кто танцор.

Наступил момент, когда Тарасова нас заметила и тут же очень резко взяла в оборот. Но мне понравилось, как она ставила нам танец. Каждый такт музыки она требовала выделять жестом, шагом, объясняя, зачем надо делать именно так, без всякой приблизительности. Вряд ли в то время кто-нибудь верил, что мне скоро придется соревноваться со знаменитыми учениками Тарасовой Андреем Миненковым и Славой Жигалиным, хотя авторитетом они меня не подавляли. Я их уважал, но никак не боялся. Наташа не капризничала, но ей приходилось нелегко. А мне? Ведь никакая она не партнерша. Получилось, что я танцор, который катается с одиночницей. Я просил, чтобы Ольга объяснила Наташе, что она не одна, она стоит в паре, она партнерша. Невозможно было все время за ней бегать. Она летит вперед, ног под собой не чуя, а я все пытаюсь рядом с ней пристроиться.

Со своим первым показательным танцем мы почти не выступали и позже передали его молодой паре, чтобы те не начинали с нуля. За произвольную программу взялись в мае-июне, Тарасова распустила всех своих «тарасят» на отдых и занималась только с нами. В таких условиях я еще никогда не тренировался. Нам с Ольгой доставались в Москве крохи искусственного льда. Уедем на сборы – набираем форму, приедем – теряем, так и двигались скачкообразно. А здесь планомерный мощный рост.

Весь первый год я радовался только тому, что наконец и на меня обратил внимание тренер, и какой тренер! Что работает Тарасова со мной с удовольствием, отнимая время даже у именитых, и наконец у меня есть партнерша. Но никаких грандиозных планов на будущее я не строил. Они появились позже, а разговоры нашего тренера о будущем чемпионстве мне казались странноватыми.

НАТАША. Конечно, я Тарасову побаивалась, хорошо, что Роднина и Моисеева ходили на тренировки через раз, отдыхали после сезона, они хоть не смущали. С первых же тренировок я Татьяну Анатольевну подкупила, видимо, тем, что умела хорошо слушать тренера, причем со стопроцентной отдачей. Она, наверное, со своими звездами давно такого не видела (сейчас я понимаю, что испытывает тренер, когда знаменитый ученик критически воспринимает любое твое замечание), а тут стоит девочка, которая с открытым ртом тебя слушает. Каждое пожелание выполняет мигом, что недосказали – сама допонимает. Некоторые танцевальные позиции мне давались с трудом – не та посадка, не то скольжение, но какие-то элементы даже в обязательных танцах я легко подхватывала и в целом считалась сильной фигуристкой.

Менять коньки всегда трудно, а тут надо менять и ботинки. Обладать двумя парами сидящих точно по ноге и хорошо разношенных ботинок для меня тогда было слишком жирно. Даже коньков танцевальных я тогда полгода не имела. Татьяна Анатольевна принесла мне откуда-то танцевальные коньки, Андрюша поменял их на ботинках, и первое время кататься в них мне оказалось страшно неудобно. Все, чему я уже научилась, – все разладилось. Потом потихоньку первые навыки восстановились, но все равно года через три я вновь перешла на длинный конек. Не такой, конечно, какой у меня был в одиночном катании, но все же немного больше, чем у танцоров. Скольжение сразу улучшилось, но такие решения приходят с опытом, все это очень индивидуально.