Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

В Военно-историческом архиве хранится важный документ, характеризующий службу и учебу Скобелева в академии. Это — послужной список Скобелева. Я приведу его полностью, не только для характеристики Скобелева, но и как любопытный памятник эпохи и как образец военного делопроизводства того времени. Форма для ясности немного упрощена.

Документ дает исчерпывающие сведения о службе Скобелева, об имущественном положении родителей и о на значении на службу после окончания академии.

Учение можно было считать законченным. Начиналась служба.

Глава II. В Туркестане

Двадцатого мая 1868 г. Скобелев был произведен в штаб-ротмистры, 19 ноября того же года причислен к Генеральному штабу с назначением в штаб Туркестанского военного округа. Перед молодым офицером открывалась широкая дорога вверх по служебной лестнице. Полный энергии, избытка сил, честолюбивых надежд, Скобелев жаждал деятельности, которая дала бы ему возможность проявить свои способности, в существовании которых он не сомневался. Но будем справедливы: Скобелева вовсе не привлекало повышение в чинах само по себе, любыми средствами, чего добивались многие так называемые военные, никогда не нюхавшие пороху, старавшиеся быть поближе к царскому двору или к важным канцеляриям и успешно совершавшие там свою карьеру. При связях Скобелева он легко мог бы пойти по этому пути. Но такой путь ему претил, и таких «военных» он всегда глубоко презирал. Не привлекала его и честная, но небоевая, мирная карьера, например в министерстве, штабах, даже на ученом поприще, несмотря на его любовь к наукам. Он был человеком инициативы и действия, причем практического, а точнее — боевого действия. В этом заключалось его настоящее, неподдельно искреннее призвание, что впоследствии снискало ему, по крайней мере у многих поклонников, не лишенное пафоса название поэта и рыцаря войны.

В декабре 1868 г. Скобелев прибыл в Туркестан. Сначала ему было поручено руководство работой съемочной партии в районе Самарканда, затем, весь 1869 год, он участвовал в действиях на бухарской границе войск генерала А.К.Абрамова, храброго и деятельного воина, из простого штабс-капитана выросшего в начальника Зеравшанского округа. Служба у такого начальника стала для молодого офицера превосходной школой.

Командуя казачьей сотней, тренируя ее в стрельбе и джигитовке, Скобелев в короткий срок превратил казаков в лихих наездников, а сотню — в сплоченное, полюбившее своего командира подразделение. Современники, например генерал В.Д.Дандевиль, оставили описания методов Скобелева. Одним из них было преодоление местных садовых стенок. Эти ограды делались из глиняных комьев, сложенных на краю неглубокого, но широкого рва, откуда бралась и глина. Такая стенка имела до 2,5 аршина в высоту (аршин — 71,12 см), суживаясь кверху, она образовывала тонкий гребень, обсаженный сухим колючим кустарником. Для ее преодоления следовало во рву ударом нагайки поднять коня на дыбы, чтобы он копытами обрушил верхнюю часть стенки. После нескольких новых ударов нагайкой высота стены уменьшалась и лошадь оказывалась лежащей брюхом в провале стены, отчаянно брыкаясь и продолжая уменьшать ее высоту копытами и своей тяжестью. Еще нагайка — и стенка позади. Другим средством боевой выучки была переправа кавалерии через реки вплавь. Не раз сотня Скобелева переплывала Сыр-Дарью. Все обучение Скобелев вел личным примером. Это — характернейшая особенность его искусства обучения и, как увидим дальше, вождения войск.

Но служба в Туркестане на этом этапе у Скобелева не сложилась. Причиной была история, на которой нам придется подробно остановиться. В литературе дается несколько ее описаний. Первое состоит в следующем. Возвратившись весной 1869 г. с небольшим отрядом после выполнения боевого задания, Скобелев доложил о поражении, нанесенном им шайке бухарских разбойников. Но один из его казаков со своей стороны доложил, что «офицер сочинил от начала до конца всю историю о разбойниках». Потом выяснилось, что казак имел повод к личной мести. Однажды, погорячившись, Скобелев позволил себе то, чего впоследствии никогда не позволял и за что сурово взыскивал с подчиненных, — ударил казака. Он, правда, тотчас же устыдился своего поступка и, когда появился удобный случай, представил казака к производству в урядники. Но тот все же затаил злобу и отомстил командиру. Начальство и многие офицеры поверили не Скобелеву, а казаку. Такую же позицию занял художник В.В.Верещагин, в изложении которого мы и передаем эту версию. Его знакомство со Скобелевым произошло в Ташкенте, в единственном тогда в городе ресторане. До этого знакомства Верещагин ничего не знал ни о М.Д.Скобелеве, ни о его отце, но был весьма наслышан про деда — однорукого генерала. Вот как описывает художник это знакомство: «Некто Жирарде, очень милый француз, учивший детей тогдашнего генерал-губернатора Кауфмана, подвел ко мне юного, стройного гусарского штаб-ротмистра. — Позвольте вам представить моего бывшего воспитанника Скобелева. — Я пожал руку офицерика, почтительно поклонившегося… Фигура юного Скобелева была так привлекательна, что нельзя было отнестись к нему без симпатии, несмотря на то, что история, висевшая тогда на его шее, была самого некрасивого свойства. Дело в том, что, возвратившись из рекогносцировки по бухарской границе, он донес о множестве разбитых, преследованных и побитых разбойников, которых в действительности не существовало, как оказалось, и которые им были просто сочинены для реляции».

Привлекая воспоминания В.В.Верещагина, биограф Скобелева М.М.Филиппов справедливо отмечал, что они имеют большую ценность, когда художник сообщает то, чему сам был свидетелем. В том же, что он сам не наблюдал, он склонен был домысливать или доверять чужим рассказам, да и суждения его не лишены некоторой легковесности. «Неглубокий наблюдатель», справедливо охарактеризовал В.В.Верещагина и Н.Н.Кнорринг, автор самого полного исследования о Скобелеве. В данном случае Верещагин, несомненно, опирается на слухи, другого источника у него не было. Некоторые офицеры, по его словам, открыто обвиняли Скобелева в неправде, он же в запальчивости осуждал всех, кто верил не ему, а подчиненному ему лицу низшего звания. С двумя ссора дошла до дуэли. Рассказывая об этом, Верещагин вновь становится на сторону противников Скобелева, но добавляет, что он просил офицеров «пощадить малого», как он снисходительно именовал 27-летнего капитана. Однако заступничества не понадобилось. Во время дуэли Скобелев блеснул лучшими своими качествами — храбростью, соединенной с хладнокровием. Один из противников, отдавая должное его поведению, пожал ему руку, другой был опасно ранен Скобелевым. Рассказывая эту историю и отмечая сомнительный характер некоторых сообщаемых Верещагиным деталей, биографы указывали, что, как всегда, когда рассказчик основывается на слухах, вымысел здесь сочетается с элементами истины. Когда в результате дуэли дело получило совсем скандальную огласку, генерал-губернатор решил, что пришло время вмешаться. Он собрал офицеров в большом зале своей резиденции и публично разнес Скобелева.