Тайная дипломатия — 2 - Евгений Васильевич Шалашов

то двести тысяч, не то триста.Развязав, обнаружил сверху банку американской тушенки килограммов на пять, завернутую в мою запасную пару белья…

Комиссар, ерш твою медь! Понимаю, Витька хотел, как лучше, а что я теперь стану делать с промасленным бельем? И кто додумался смазывать жестяные банки солидолом?

Кстати, а где мои ремень и шапка? Либо пропали в суматохе, либо исчезли уже в госпитале. Ну, хотя бы сапоги на месте, уже неплохо. Их бы еще почистить, так и совсем хорошо. Видел внизу место для чистки обуви, где щетки и огромная банка с ваксой. Излажу.

Итак, из госпиталя выходит субъект, в драной шинели, без пояса, без головного убора. Хорош член коллегии ВЧК, похожий на бомжа. Пожалуй, до первого патруля дойду, а там задержат, не поверив, что большие начальники бродят по городу в таком виде.

Но надо везде искать положительные моменты. Теперь можно чистить зубы французским зубным порошком, а не мелом, что привезли люди Артузова. Но вот в футлярчике, где лежит мой «Жиллет», было пять лезвий, а теперь одно. Кто-то позаимствовал, но сделал это достаточно деликатно. Впрочем, это уже неважно. И деньги на месте.

Совзнаки я даже считать не стал. Понимал, что будь здесь хоть двести, хоть триста тысяч, но пока я пребывал в госпитале, деньги опять обесценились. Купить на них уже ничего нельзя.

Все не так страшно, но поход в город придется отложить. Дождаться Артузова, чтобы тот дал поручение привести мне одежду? Но Артур мог появиться через неделю, или вообще не появится. Наверное, придется одолжить у кого-нибудь из раненых шинель, пояс и сбегать до ближайшей лавки или на Апраксин двор, да принарядится.

Я предавался унынию уже минут пять, как явилась мышка-норушка по имени Мария Николаевна.

— Вот, уволилась, — торжественно сообщила девушка.

— Уволились — это хорошо, — меланхолично отозвался я, погруженный в собственные мысли.

— Уволили без отработки, директор сказал, что в этом случае мне выходное пособие не положено. Я за авансом пришла.

— За авансом? — слегка охренел я от такой наглости. Видимо, это у них тоже семейное.

— Разумеется, — пожала девица костлявыми плечиками. — Вы же сами сказали — увольняйтесь, я вас на службу беру, а я вам поверила. А если на службу берете, так и жалованье должны мне платить. Жить-то ведь мне на что-то надо? А по музеям на какие деньги ходить? В Эрмитаже уже десять тысяч с носа берут, а в Русском музее восемь.

— Деточка, я похож на кассира? — поинтересовался я. Обведя взглядом больничную палату, спросил: — А это помещение напоминает контору ВЧК?

— Ва-первы-ых, — противным голоском протянула барышня, прищурив глазенки в окаймлении белесых ресниц. — Я вам не деточка, а агент ВЧК, раз вы меня сами взяли на службу. Извольте называть меня по имени-отчеству. Ва-втары-ых, в Петрограде есть управление ВЧК. Я думаю, вы напишете им записку, а я схожу в кассу и получу деньги. Вы же начальник важного отдела, местные чекисты должны вас слушаться.

Я уже начал жалеть, что предложил нахальной девице место в Иностранном отделе. Но теперь уже и отказываться от нее было бы неприлично. А еще я понял, отчего ее уволили без отработки, да еще и в конце учебного года. И нашу «кухню» она себе не представляет. Теоретически, Петрочека может помочь мне деньгами, но это не такое быстрое дело. А по «записочке» точно ничего не дадут.

Откашлявшись, и сделав внушительный вид, насколько позволял старый больничный халат, я сказал:

— Уважаемая Мария Николаевна, все не так просто. Вначале придется перетерпеть бюрократические проволочки. Не забывайте, что я должен оформить вас на службу, а уже потом вам следует заводить разговор об авансах или пайках. Думаю, директор вашей школы неправ. Стоило поднять скандал, пожаловаться в вышестоящую организацию.

— Я согласна, — неожиданно согласилась Мария Николаевна. — Если бы я уходила не в ВЧК, а на другую службу, так и бы и поступила, и мой директор бы сто раз пожалел, что не отдал мне мои кровные деньги. Но я решила, что не стоит поднимать шум, привлекать к себе лишнее внимание.

— М-да, — протянул я. — Не знаю, что теперь с вами и делать.

Самое интересное, что девушка права. Никто меня за язык не тянул, сам предложил. А когда я смогу оформить ее на службу, вывезу за границу? Неделя, как минимум. Мне нужно приказ издать, в штатку ее включить, в бухгалтерию сходить… На что ей жить это время? А я, самое смешное, даже заявления о приеме на работу у нее не взял, а нужно еще кучу бумаг заполнять, анкеты, опять-таки. И своей властью я дочку бывшего статского советника в штат не включу, здесь уже подпись Дзержинского потребуется. Но я не подумал, что она так вот сразу возьмет, да и уволится из школы и явится ко мне. Так что с меня взять, с контуженного, да еще и об лед ушибленного?

— Кстати, я могу взять аванс продуктами, — заявила бывшая учительница, узрев банку тушенки. Ухватив жестянку загребущими ручонками, взвесила ее и с удовлетворением сообщила: — Фунтов двенадцать, не меньше. В школе такого в паек ни разу не выдавали, начальники зажимали.

Тушенки конечно жаль, но я обреченно махнул рукой:

— Забирайте.

— А можно я ее прямо в рубахе возьму? — не унималась девица. — Она теперь уже ни на что не годна, а мне тащить легче.

— Да хоть в кальсонах тащите, — буркнул я.

Скрылась бы она с глаз долой, вымогательница. Пожалуй, в отдел я ее возьму, но заграницу она не поедет, оставлю в Москве под благовидным предлогом. Пусть товарищу Бокию делает переводы иностранных газет. Но вместо того, чтобы утащить «аванс» в свою норку, отставная училка спросила:

— Владимир Иванович, а что вы такой невеселый? — Мне не хотелось объяснять ситуацию, делиться с нахалкой проблемами своего гардероба, но она уже догадалась сама: — Одежда вышла из строя? Ух ты, как вас собаки подрали.

— Нет, это я от злости сам решил и шинель, и гимнастерку изгрызть. А теперь сижу вот, и думаю — может мне с вас ваше пальтишко снять, чтобы было в чем в город выйти?

— Не налезет на вас мое пальто, — совершенно серьезно отозвалась девица. — Да и неприлично будет, если большой начальник в женской одежде по городу расхаживать станет. Может, вам следует обновить собственный гардероб?

— Мысль очень дельная, товарищ Семенцова, — саркастически отозвался я, вытаскивая из мешка совзнаки и протягивая их девушке. — Посчитайте и скажите — на что этих денег