Дайте руку королю - Игорь Гергенрёдер

Ор-р-рри-и же!!

В груди – стеснение. В груди слева. И там что-то горячее. До чего противное стеснение. Ф-фу – мутит. Тошнит! Вот она, дверь... Приоткрыта на лестничную площадку... Шаг. Еще шаг. Он на площадке. Уже не в коридоре – на лестничной площадке!

Как трудно обернуться! Сейчас нога подломится – хлобысь!.. Только бы не упасть от этой дрожи. Раз! – оглянулся...

Далеко (теперь уже так далеко!) – сестра. Читает. Он закрыл дверь. Послал воздушный поцелуй. Его уже не увидишь. Пуст коридор!

Широкая площадка, шахта лифта, стальные двери заперты. Нажми на кнопку – внизу загудит лифт. А в нем – лифтерша... Нет уж! Он спустится по лестнице.

Правой рукой держится за холодные металлические перила. В левой – клюшка, упирается ею в ступеньку. Он медленно спускается по решетчатым чугунным ступеням. До чего же медленно!..

Наконец он почти на площадке – между пятым и четвертым этажами. Клюшку вниз – вперед... О-ой!.. – бамц! Со всего размаху – о металлический пол! Проклятая "конская стопа" зацепилась за край ступеньки – и он об пол лицом.

Темно. Кошмарная боль. Внутри головы кто-то бешено колотит в виски молоточками. Мамочки, какая мука! Пожалей меня кто-нибудь...

Фиг! Так пожалеют, что...

Лишь бы не услыхали, как грохнулся. Встать поскорее. Сил не хватает, гадство! Во рту что-то теплое, сладкое. Тьфу! Зуб выпал. А! Он и так шатался. Сплюнуть кровь. "Всех, кто смел и отважен, и юн..." А еще поют: "Смело, товарищи, в ногу..." А то: "Смело за щеку берет, в обе скважины дает..." – так Сашка напевает. Сашка-король. Раз-два-три – о-оо-п-ля!

Шатается – но стоит! Опирается на клюшку.

Ну – дальше по лестнице...

Он ступил в покои запретного этажа. Здесь не коридор, а галерея: палаты лишь слева, а справа – ряд круглых колонн и окна. До чего от них светло! Между ними – кадки с цветами. Тут, там – мягкие кресла, столики. Пол сплошь покрыт ковром.

Люстру он увидал сразу. Она еще больше, чем представлялась. Висит себе – бледно-голубая. Похожая на треть громаднейшего арбуза – срезом вверх.

А как найти столовую, где стоят столы на колесиках?

Хо-о, вон же он! У стенки слева, между дверями палат. Стол из матово-белого металла, с блестящими ножками, на пузатых, похожих на бочечки, резиновых колесиках. Миленький хороший-хороший чудесненький столичек!

Лишь бы не вышел никто! Скорее к нему... Так – клюшку на него. Взяться за его углы, опереться – и шажок... Еще... Подкатил стол под люстру.

Теперь – на него взобраться... Лег на стол грудью, протянул руки, ухватился за край. Подтягивается изо всех сил, вползает на него животом. Зубы от напряжения – цыг-цыг-цыг... "Всех, кто смел и отва... м-мя-а-йу-уу! м-ми-ий-йу-уу!" – недостает сил! Пижама взмокла.

Закинуть на стол правую ногу – она поживее левой. Ннн-н-у!.. "Смело за ще..." – Готово! Неужели взобрался?

Уф-ффф! Передохнуть. Вздохнуть-передохнуть-отдохнуть...

А из любой двери могут выйти...

Скорее на ноги – и к люстре! К миленькой богатенькой-пребогатенькой люстрочке! Денег будут полные карманы. Бери, Сашка! Хватай! Пусть няня Люда купит тебе яблок, груш, персиков, шоколадных конфет. Жри-обжирайся!

Но уж тогда Ийка спокойно зайдет к Скрипу. Присядет на его кровать, они будут разговаривать. И никто-никто-никто его не заставит обзывать Ийку!

Он встал на коленки, уперся в стол ладонями. Так. Теперь поднять правую коленку... Выше-выше! Почти достала до подбородка. Упереться носком в стол... Только бы ботинок не скользнул по гладкому столу!

Высунулся язык. Слюнявый язык. Не хватало высунутого языка... Выпрямляться постепенно, тихонечко... Если стол чуть поедет – полетишь на пол. Дышится еле-еле. Пот затекает в глаза, щиплет.

Лишь бы левая нога не подогнулась! Вот – он уже упирается руками в коленки. До чего трясутся! Еще легонько вверх – и он стоит на столе. Можно взглянуть на люстру.

Он запрокинул голову... А люстра еще так высоко! И тянуться нечего...

М-м-мя-ай-йу-уу! м-м-мя-ай-йу-уу! м-м-ми-ий-йу-уу! Чуть не кинулся на пол. Слезы хлынули. Не достать! Любимую чудесную богатенькую люстрочку, его-его-его люстрочку, полную денег, – не достать...

Сквозь слезы видит... Кого он видит?! О-оо, Сашку-короля. Тот стоит на лестничной площадке, смотрит в открытую дверь. За ним маячит Петух.

– Не п...данулся, а? – с изумлением сказал король. – Зря ждали. А мурло – разбитое! Какой, с-сука, жадный на деньги!

Он на клюшках подскакал к столу. Следом – Петух. Сорвали Скрипа вниз – разбиться об пол не дали. Но он больно ушиб правый локоть, плечо, висок.

Сашка встал на стол. Взяв клюшку за конец, протянул ее рукоятью к люстре. Рукоять уперлась в ее край. Люстра стала отклоняться – накреняясь. Через край посыпались монеты, полетели смятые пятирублевки. Король слегка принял клюшку на себя и толкнул вновь: встряхнул люстру. Деньги сыпанулись гуще. Он продолжал встряхивать люстру, пока в ней почти ничего не осталось.

– Тебя, Скрипач, на гвоздь посадить мало! – король сказал, когда они вернулись в палату. – Хотел все один захапать, курва! Но за идею я тебя прощаю...

Сашка расплющил на его голове катыш пластилина, надавил большим пальцем – с силой повел против волос. Он вскричал от боли.

– Нервенный какой! – повелитель осклабился.

Потом Скрип узнает от Кири и Проши: его выследил Глобус. Заподозрил, почему он так долго не возвращается из уборной? Хотел пойти посмотреть, выглянул в коридор – и усек, как Скрип пробирается на лестничную площадку.

23

На другой день король и Петух снова проникли на четвертый этаж, добрались до столовой. Из холодильника, где держат передачи, украли жареную курицу.

После мертвого часа ее обладатель-мальчишка как раз захотел курятинки... И надулся же! Позвонил по телефону папаше... Обо всем этом поли узнали от няни Люды. Больные начальники стали говорить: персонал не следит за порядком. "Эти голодные" (так они называют тех, кто лежит этажом выше) – "эти голодные приходят, как домой, и воруют!"

А тут в аккурат – надо же! – приспело время разыграть денежки, что подкопились в люстре. Сели за домино. Велели принести лестницу... а в люстре всего две пятирублевки и десять копеек!

Ну, сказали начальники, это работают не "голодные". Калеки добрались бы до денег без лестницы? Она – под замком. А ключи – у персонала. Вот кто воры-то...

– Закипело-заварилось, к-х-хх!.. – няня Люда сипло захихикала, и ее передернуло всю от головы до пяток. – Кого-то вышибут! Под суд отдадут. Не кради у людей.

– А мы – не люди? – сказал Сашка, когда она ушла. – Вот блядская старуха! Сама наши передачи ворует – и ни х...я!

Поли загалдели: "Конечно, Сань! Конечно!.." Они отлично знают, как крадут няньки, санитарки, сестры... Из них никто не покупает хлеб – его "приносят с работы". Таскают сахар, какао, сливочное масло, сметану, яйца. Новое белье подменяют старьем. Повариха разбавляет молоко, компот, срезает лучшую часть мяса. А то, что осталось, по два раза вываривает и бульон забирает себе, и уж только потом вываренные остатки идут на щи больным. Не просто больным – а обездоленным на всю жизнь, заброшенным, замученным детям-калекам.

У одного мальчишки отец работает на плавучем заводе, где перерабатывают выловленную рыбу. Отец прислал посылку в десять кило: икру, разные сорта рыбы. Бах-Бах захапала все. У другого мальчишки молоденькая мать вышла замуж за грузина, уехала к нему в Самтредиа. Мальчишка лежит четвертый год, и каждые два месяца приходят посылки с фруктами. Сестры, няньки жрут абрикосы, мандарины, изюм, грызут орехи, делят лимоны...

Маленьких калек обворовывают деловито, обыденно. Какой там суд?!

Поли возбужденно толкуют об этом, перебивая друг друга.

Высказался Сашка-король:

– Идут споры: кто – воры? Вор крадет у кого почище, а не вор – у нищих!

Подбросил и поймал курицу:

– Дели на каждого! А мне этого хватит. – Отправил в рот гузку.

Даже Скрипу, Кире и Проше досталось по очереди поглодать крылышко.

Коклета обсасывал куриную шейку, когда вошла сестра Светлана. Она не обратила б на него внимания, если бы он не ойкнул, не выронил шейку на простыню.

Сестра метнула взгляд – и догадалась. Она знала о пропаже курицы.

– Ах, вот кто это сделал!

– Тетя Лана, сжальтесь! – Коклета сполз с койки, обхватил ноги сестры Светланы. – Ы-ы-ыы! Не выдавайте! – выл, целовал ее гладкую икру, голень, лодыжку.

– Перестань сейчас же!

– Добренькая тетя Ла-а-на! Ы-ы-ыыы! – обслюнявил всю ногу.

Она хочет вырвать ее – не тут-то было.

– Ты прекратишь?!

– Сжа-а-льтесь, добрая, золотая, брыльянтовая!..

– Да что это такое? – сестра Светлана, наконец, освободилась, отскочила, но он с воем пополз к ней. Слезы, слюни оставляли на полу лужицы.

Она подняла его, посадила на кровать.

– Зачем ты взял? Был голодный?

– О-о-ой, как голодно-то! О-о-ой!

Сестра Светлана смотрит на него: