Необучаемые - Джоунс Рэймонд Ф.

- Надеюсь, вы правы, - с чувством сказал Хокли. - Я очень надеюсь, что вы правы.

К вечеру стало появляться все больше доказательств того, что события развиваются именно так, как надеялся Хокли. Он пропустил послеобеденные лекции и провел время в гостиной, обдумывая свои дальнейшие поступки. Он знал, что не должен лично воздействовать на членов комиссии. Это бы стало неисправимой ошибкой, он не имеет права поддаваться искушению и поддерживать их раздражение. А еще нельзя напоминать: "Я же говорил". Внезапное разочарование ученых было настолько глубоким, что их враждебное настроение могло найти разрядку в ненависти к любому человеку, и Хокли не исключал, что он сам может оказаться удобной мишенью, если не будет осторожен.

С другой стороны, он должен был приготовиться воспользоваться недовольством и помочь ученым бросить решающий вызов райкам, когда они будут к этому готовы. Это может произойти сегодня вечером, а может и через неделю. Он хотел бы знать точнее. Но, как выяснилось, право выбора времени решающего разговора у него отняли.

После ужина, когда члены комиссии начали расходиться, Силверс, Кармен и трое других ученых подошли к столику, где сидел Хокли. Сильверс возился с пуговицами своего пиджака, словно собирался произнести речь.

- Мы хотели бы попросить, - сказал он, - то есть... мы думаем, что нам следует собраться вместе. Мы хотим, чтобы встречу организовали вы, Хокли. Многим из нас хочется выговориться.

Хокли кивнул, стараясь выглядеть бесстрастно.

- О чем-то таком я рассказал вам вчера вечером, - сказал Сильверс. - Это происходит со всеми учеными. Мы думаем, что нам следует обсудить сложившуюся ситуацию.

- Хорошо, - сказал Хокли. - Я думаю, что, возможно, это хорошая идея. Передайте всем, что мы собираемся через десять минут в моем номере. А пока давайте займемся стульями.

Остальные мрачно кивнули, понурив головы, словно готовились к похоронам.

"Хорошая ассоциация, - подумал Хокли, - мы действительно готовимся к чьим-то похоронам".

Он надеялся, что будут похоронены планы райков.

Люди стали приходить почти сразу, как школьники, ожидавшие начала урока. Уже через пять минут, раньше назначенного срока, в номере Хоксли собрались почти все члены комиссии.

Сенаторы по-прежнему выглядели озабоченными и немного испуганными. И эти чувства только усилились. А вот ученые не казались растерянными, наоборот, производили впечатление решительно настроенных людей. Хокли осмелился истолковать это как признак того, что они уже приняли решение. Однако следовало подождать, когда они заявят об этом сами.

Он засунул руки в карманы, стараясь выглядеть, как можно проще и спокойнее, и неторопливо направился к первой группе собравшихся.

- Несколько членов комиссии попросили меня созвать собрание, - сказал он. - Они считают, что нам всем было бы полезно узнать о причинах их беспокойства. Поскольку ничего конкретнее я сказать не могу, то просто передам слово инициаторам собрания. Первым обратился ко мне доктор Сильверс, поэтому я попрошу именно его начать наше собрание. Не пройдете ли вы вперед, доктор Сильверс?

Математик встал, но видно было, что он предпочел бы, передать слово кому-нибудь другому. Он стоял чуть в стороне от основной группы и старался лишний раз не светиться.

- Если можно, я отсюда, - сказал он.

После небольшой паузы, он собрался с мыслями и заговорил о своих претензиях.

- Похоже, почти каждый из нас был вынужден столкнуться с некоторой особенностью культуры и психологии райков, о которых мы не могли догадываться, когда впервые получили их предложение.

И он вкратце рассказал историю о том, как райк призвал его отказаться от исследования уравнений Легранда.

- Нам сказали, что мы получим ответы на все наши вопросы, что наука райков уже достигла всех результатов, для повторения которых нам понадобятся несколько тысячелетий. Я поверил. Мы все поверили. Похоже, мы заблуждались. И у меня появились сомнения, что таким образом мы обретем интеллектуальный рай, о котором мечтали.

Он криво улыбнулся.

- Я уверен, что никто из вас не готов по доброй воле признаться, что когда-то выставил себя дураком, как это сейчас делаю я. Похоже, что так называемый рай состоит всего лишь из нескольких отобранных драгоценных камней, которые райки считают особенно ценными, в то время как остальная часть знаний остается нетронутой.

Я хочу принести публичные извинения доктору Хокли, который видел и понимал ситуацию лучше нас, пока остальные витали в облаках. Не знаю, как это ему удалось, но он блестяще выбрал единственный возможный способ убедить нас в том, что его опасения были оправданы.

Господа, я предлагаю сегодня же вечером собрать вещи и отправиться домой. Давайте, без промедления вернемся в свои лаборатории и посвятим остаток наших жизней напряженной работе. Может быть, только это позволит искупить нашу вину. Да, мы были полными дураками, когда попались на удочку райков, которые попытались продать нам воздух.

Хокли не сводил глаз с сенаторов. Сначала их лица побелели от удивления, они не верили, что математик действительно все это говорит. Но вскоре непонимание сменилось возмущением.

Когда Сильверс замолчал, начался бедлам. Послышался гул голосов ученых, большинство из которых, как было слышно, пытались поддержать позицию Сильверса. В ответ раздались яростные выкрики сенаторов.

Хокли отпустил Сильверса, даже не подняв руки для установления порядка, просто подождал, когда, наконец, шум не стихнет сам по себе. Собравшиеся ждали его комментария.

Но прежде чем он успел заговорить, на ноги вскочил Маркхэм.

- То, что мы сейчас услышали - это самое настоящее моральное предательство, - прогремел он. - Никогда раньше я не слышал более наглого призыва нарушить данное слово.

Нужно напомнить, что здесь решается не ваш личный вопрос. Существует множество практических применений нашего договора, которые никак не связаны с научными исследованиями! И все же этот человек взял на себя смелость вынести суждение по вопросу, который затрагивает все население Земли. Почему? Из чистой злобы, потому что, видите ли, райки отказываются признать его собственные детские проекты! Я никогда не слышал более необъективного и инфантильного заявления. Вы, а я считаю вас взрослыми людьми, именно так должны оценивать его заявление.

Он вызывающе посмотрел на Хокли, который снова оказался в центре внимания, медленно продвигаясь к центру сцены.

- Кто-нибудь хочет ответить сенатору? - небрежно спросил он.

Немедленно несколько человек встали и начали говорить одновременно. Но тотчас замолчали, уважая друг друга, и предложили Хокли выбрать, кому следует предоставить слово первому.

- Может быть, мне самому пора ответить сенатору, - сказал Хокли, - поскольку я заранее знал, что все именно так и будет. Собственно, поэтому я и предложил разобраться с деталями на месте, прежде чем передать наше коллективное серое вещество в распоряжение райкам.

Раздался гул одобрения, собравшиеся поддержали его.

- Сенатор совершенно прав, когда сказал, что нас, ученых, мало, и что мы отнюдь не единственные люди на Земле, которых этот договор касается, - начал он. - Но сенатор почему-то считает, что американские ученые существенно отличаются от остальных людей. В этом его ошибка.

Любой представитель человечества, которого волнует мир, в котором он живет, немного ученый. Это становится понятным, если задуматься над вопросом: а кто такие ученые? Лучшее определение звучит так: ученый - это человеческое существо, пытающееся понять свое место во Вселенной, в настоящее время и в будущем. Его интересует мир неодушевленных предметов, своя собственная личность, свои собратья - и как все это между собой связано. Мы, профессиональные ученые, не являемся странным видом, чуждым остальному человечеству. Единственное отличие, возможно, состоит в том, что мы решаем больше проблем, чем в среднем наши собратья, и они сложнее. Вот и все.