Всё не зря: зарисовки из жизни и о жизни - Наталья Всеволодовна Галкина

class="p1">Она часто вспоминала большие руки брата, которые качали её, баюкая, или подбрасывали высоко-высоко, заставляя сердце замирать от детского восторга.

Брат, можно сказать, заменил ей отца, которого она никогда не знала. Вся мужская работа в доме, которой было немало, легла на его плечи, когда он был ещё мальчишкой. Соседки часто говорили матери, какой хороший у неё сын.

Сын и брат. Брат, который вырезал для неё дудочки, а потом наигрывал незамысловатые мелодии. Приносил с моря удивительной красоты раковины и круглые гладкие камешки, отполированные водой до блеска. Всё это своё нехитрое «богатство» она бережно складывала в подаренную мамой шкатулку с откидывающейся крышкой и замочком – настоящий ларец драгоценностей.

Вчера она тоже приходила на берег, принесла ту самую шкатулку. Присела на корточки у воды, подоткнув подол. Пробежала пальцами по красивому замочку, откинула крышечку и высыпала свои прежние детские ценности на ладонь.

– Вот, – сказала она волне. Та подкатила поближе, словно желая рассмотреть. – Вот это всё, что у меня есть. Это подарил мне брат, давно, когда я была маленькая. Это же твоё, да? Если хочешь, забирай, только принеси его лодку обратно, к дому. Я оставлю себе одну раковину, чтобы услышать твой шёпот, когда он вернётся обратно.

С этими словами она вскочила на ноги, размахнулась и зашвырнула горсть камней и ракушек далеко-далеко. Они рассыпались и тут же погрузились в свою стихию.

Наивная, скажете вы. Может быть… Но иногда нам нужно верить в чудеса. А для этого, хотя бы на миг, мы должны стать, как дети…

Всю ночь она лежала, прижимая ракушку к уху. Но так ничего и не услышала. Она вспоминала, как они с братом ездили на ярмарку. И там он покупал ей разноцветные ленты, конфеты, красивый переливающийся леденец. Жили они небогато, и мать не могла баловать детей сластями. Потому тот леденец казался девочке каким-то сказочным лакомством.

Она впервые тогда каталась на самой настоящей лошади, а брат придерживал её, хотя она вовсе не боялась. А потом они уже вместе кружились на высокой карусели, и у обоих захватывало дух.

Вечерами брат мастерил деревянные корабли. Он зачитывался книгами о моряках и кораблестроителях, часами мог рассматривать карты. А сестрёнку восторгали его самодельные парусники – барки, бригантины, каравеллы, шлюпы, фрегаты, шхуны, яхты. Она выучила их все наизусть. Сестра только и слышала: косой парус, корма, нос… А уж грот-мачта, фок-мачта, бизань-мачта, трисель, топсель – вообще казались ей какими-то заклинаниями.

Когда брат вырос, он стал моряком. Подрядился на рыболовецкое судно и подолгу отсутствовал дома. А возвращался смуглым, с выгоревшими волосами. Он был полностью пропахшим ветром, морем, рыбой, пропитан солнцем и солью.

Он сам выстроил свою лодку, сделал паруса. Ведь это была его мечта с детства. Он отправился в море, уверяя, что справится, что сестра и мама ещё будут им гордиться, что он привезёт им красивые ожерелья, каких нет ни у кого в округе. И ушёл в море…

Ожидание

Вместе с матерью они ждали его возвращения, занимаясь своими делами. Мать была очень хорошей портнихой. А дочь, когда подросла, научилась мастерить шляпки, цветы и разные украшения из соломки, ткани, сухих цветов и трав. Свои изделия девушка сдавала в лавку дамских мелочей в городе. У неё превосходно получались розы, пионы, астры – просто, как живые – они украшали женские головки, ленты, сумочки и поля головных уборов.

Шло время, но брат не возвращался. О плохом они старались не думать…

Будто что-то вспомнив, девушка воскликнула:

– Ожерелье, которое он привезёт, я подарю тебе, ты слышишь?.. Море, ведь ты живое, правда? Ты всё понимаешь…

Девушка наклонилась, коснувшись ладонью воды, она заструилась сквозь пальцы. Потом выпрямилась и в который уже раз вгляделась вдаль. Чья-то лодка всё так же качалась в такт движению волн…

– Нет, это не его парус. Парус брата я узнаю из тысячи других парусов, из любой дали.

Пейзаж

…Внезапно девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, она увидела молодого мужчину. Он чуть улыбнулся и проговорил:

– Нет, пожалуйста, стойте так. Вы… Вы и моя картина, мой морской пейзаж… Вы будто оттуда.

Барышня из-за плеча смотрела во все глаза, не понимая.

– Не бойтесь, я художник. Мою работу выставили первый раз. Вы так долго стояли перед ней…

Девушка, сжимая в руках соломенную шляпку с белой розой в ленте, выглядела смущённой. Она двинулась к выходу из зала галереи изящных искусств. Художник крикнул ей вслед:

– Вам понравилось?

– Да, – девушка остановилась и обернулась на миг. – Просто… я никогда не видела море…

Кленовые ладошки: весенняя элегия

Под окнами многоэтажного дома среди прочих немногочисленных насаждений рос невысокий куст – раскидистый Клён. Никто из жильцов уже и не помнил, как давно он там появился, и кто его посадил. Всем казалось, что он был возле дома всегда.

Правду сказать, даже сам Клён не знал точную дату своего появления у жилого дома. Он прочно укрепился на этом месте, пустив стержневой корень глубоко-глубоко и ухватившись за почву мощными ответвлениями.

Его ствол покрывала серая кора, испещрённая мелкими длинными продольными трещинками, как с возрастом покрывает лицо человека сеточка морщин. От ствола вверх тянулись крепкие широкие ветви, будто куст хотел объять всё пространство вокруг, обхватить руками весь мир, дотянуться до солнца.

С поздней весны до середины осени Клён украшала раскидистая крона ажурных листьев. Каждый год с наступлением тепла и пробуждением природы почки на веточках куста набухали, и как по мановению волшебной палочки, из них начинали выворачиваться молоденькие листочки, нежно-зелёные, юные и беззащитные.

Они тянулись к свету, распрямлялись, росли, приобретая привычную форму, схожую с очертаниями раскрытой человеческой ладони. Резные, они с каждым днём становились всё более насыщенно-зелёными, с выраженными прожилками.

Обдуваемые ветерком, кленовые ладошки колыхались на своих черешках, поворачиваясь то верхней, более тёмной стороной, то нижней – светлой. И создавалось впечатление, что кто-то невидимый гладит куст, будто пушистого кота, то по шерсти, то против неё.

Поначалу Клён тянулся ввысь, а потом стал разрастаться вширь, словно хотел заслонить как можно больше окон дома от дорожной пыли. В тени его кроны можно было спастись от зноя, укрыться влюблённым. Сколько раз он весело шумел, махал ладошками навстречу понуро бредущему человеку, и тот невольно будто забывал о своих неприятностях, обретая душевное равновесие.

Клёну очень хотелось верить, что он может подарить людям радость, как самый настоящий друг, что он своими раскидистыми ветвями оберегает дом не только от пыли, но и от всего плохого, а его