Дорога воспоминаний. Сборник научно-фантастических произведений - Хюберт Лампо

Как меня зовут, не имеет значения. Скажу только, что я родился младшим сыном фермера в штате Кентукки 1 апреля — похоже на неуместную шутку — 1965 года. В Филадельфийском университете изучал электронику и физику. В 1990 году получил диплом инженера, а через год, защитив диссертацию, — степень доктора. Своими работами я привлёк внимание министерства обороны и мне предложили солидное место в лаборатории на мысе Кеннеди.

Ещё до того, как я закончил университет, учёные пришли к выводу, что будущее межпланетных сообщений и других космических полётов в гораздо большей степени зависит от данных многомерной математики с вытекающими из неё философскими идеями, чем от самых усовершенствованных достижений «баллистики», как мы их тогда иронически называли.

Короче говоря, в центре внимания оказалась пресловутая формула уроженца Америки физика Майкла Ко-Минг-Вея. Согласно его гипотезе, в основе которой лежит эйнштейновская теория растяжения времени, для любого тела можно рассчитать некую траекторию его движения в пространстве, способную вызвать трансформацию того, что он назвал «полем хронополяризации».

Таким образом, прежней методике познания Вселенной был нанесён сокрушительный удар. Человечество пришло к убеждению, что до сих пор ошибочно находилось во власти картезианского комплекса, не принимая во внимание всех аспектов теории относительности Эйнштейна. Проще сказать: настало время, когда сделалось очевидным, что между скрупулёзной разработкой космического полёта в звёздную бесконечность и составлением графика движения пассажирского поезда существует громадная разница. Как это ни невероятно, но блестящие гипотезы Эйнштейна десятилетиями отчасти сознательно, отчасти случайно оставались в тени и рассматривались как фантастические заблуждения гениального физика…

В течение пяти лет я работал в чине полковника над космическим проектом высшей степени секретности… На мой взгляд, широкие круги нашей общественности к тому времени тихо примирились с мыслью о том, что табачные плантации, пластиковые города или урановые залежи на Марсе или Венере, равно как и аптеки и бензоколонки по пути туда на Луне, пока ещё не вышли из области фантазии. Мы же в то время лихорадочно работали над тем, что я назвал бы первой ступенью в подлинно грандиозной задаче, которую предстояло решить человечеству. Необходимо было коренным образом пересмотреть все соотношения, все расчёты, ибо то, чем мы занимались, оставляло далеко за собой все предыдущие эксперименты. И в самом деле, нам не на что было опираться в прошлых изысканиях. Новая математика и не менее новые воззрения легли в основу теории, которую мы держали в строгой тайне. Нашей задачей было исследование таинственного туманного пятна в созвездии Рака, которое, согласно концепции англичанина Фреда Хойла, одного из крупнейших астрономов предыдущего поколения, является демаркационной линией между материей и антиматерией.

Я добровольно присоединился к экипажу космического корабля, специально сконструированного для этого полёта, и немало был удивлён, узнав, что мне отведена роль командира…

Уже много дней, как я не прикасался к моему старенькому «Ремингтону». Здоровье моё пошатнулось и с каждым днём ухудшается. Мне придётся сократить свой рассказ, опустив второстепенные детали, без которых можно обойтись…

После того как четырёхмерная ракета типа «Атланта» вынесла нас за пределы земного притяжения и всё указывало на то, что самочувствие членов экипажа вполне удовлетворительно, мы включили электронную аппаратуру и получили с Земли команду значительно увеличить скорость. И вдруг что-то произошло. Мы ведь двигались вперёд с помощью совершенно новых средств. Я вовсе не собираюсь делать секрета из того, что эти средства не имеют ничего общего ни с заимствованной от четырёхмерной ракеты движущей силой, ни с каким-либо видом двигателя в общеупотребительном значении этого слова. Движение было обусловлено теми возможностями, которые предоставили силы, открытые хронофизикой Ко-Минг-Вея. Пусть то, что тогда было в секрете, в секрете и останется, я имею в виду далёкое будущее. Смею ли я вдаваться в подробности нашего полёта? Если бы я даже это сделал, мне всё равно пришлось бы уничтожить свою рукопись.

И всё же я не могу умолчать о том, что мы развили скорость, почти равную скорости света. Эта подробность, конечно, не раскрывает технические тайны, а вся научно-фантастическая беллетристика предшествующих десятилетий и эмоционально, и интеллектуально подготавливала к этому событию.

Но вот произошла катастрофа… Двадцать лет после этого я ломал себе голову над тем, как это могло случиться. Годами я старался использовать каждую свободную минуту для вычислений, которые были заранее обречены, поскольку я не располагал теперь электронно-вычислительной машиной. И всё же по поводу катастрофы у меня сложилось определённое мнение. Майкл Ко-Минг-Вей думал, что открытая им плоскость хронополяризации разрешит все сомнения относительно скорости и времени. Никто тогда не принимал всерьёз, что после уже вычеркнутых, казалось, последних знаков вопроса могут возникнуть новые. Впрочем, Ко-Минг-Вен был единственным, кто мог довести свои расчёты до окончательных выводов… Короче говоря, подобно тому как пятьдесят лет назад первые примитивные реактивные самолёты взрывали звуковой барьер, что в то время рассматривалось как нечто почти невероятное, так и теперь мы в определённый момент (собственно о «моментах» не могло быть и речи, но объяснить это без математических формул невозможно) пробились через так называемую вершину Дельта уравнения Ко-Минг-Вея.

Как это ни невероятно, но нас сбил с толку в первую очередь выход из строя почти единственного на нашем корабле механизма старинного происхождения, и это при том, что мы обладали точнейшей аппаратурой, по сравнению с которой прежняя атомная станция кажется не более чем игрушкой.

В паническом страхе глядел наш радист на свои карманные часы — большой белый циферблат с великолепными римскими цифрами и головкой для завода над ним. Над этим подарком деда мы нередко подтрунивали. Чтобы доказать превосходные изоляционные свойства своей луковицы, радист повесил часы на магнитную стенку, на которой они висели как чуждый современности, но одновременно внушавший уважение анахронизм. Некоторое время они шли с перебоями, но мы это связывали с недостаточной антимагнитной защитой. Однако то, что мы увидели потом, потрясло нас настолько, что мы на какое-то время даже забыли о своём трагическом положении: с размеренной регулярностью, но в то же время так быстро, что это сразу же бросалось в глаза, стрелки стали вращаться в обратном направлении! Как это ни парадоксально, но хотя этот феномен мог быть в тысячу раз точнее зарегистрирован бортовыми инструментами, обратный ход старинной луковицы стал последней каплей, переполнившей чашу наших опасений. Нас снабдили чёткими инструкциями, согласно которым в случае возникновения непредвиденных осложнений, не согласующихся с теорией и вытекающей из неё практикой, мы должны тут же возвратиться на Землю. Приняв все необходимые меры предосторожности, мы нажали на соответствующие кнопки. Убедились в том, что включили обратный ход. В поведении хронометрических инструментов не наступило никаких перемен, а часы радиста, хотя и неровно, но всё так же весело крутились в обратную сторону.