Монмартрская сирота - Луи Буссенар

Отряд Стального Тела, менее многочисленный, должен был неминуемо погибнуть.

Ужасная катастрофа была тем неизбежнее, что атакующие сплотили ряды и образовали компактную неуязвимую группу.

Только пушкой можно было пробить сгрудившихся людей и лошадей, летевших как вихрь.

Улица была широка, однако они успели ее загородить.

Этот бешеный натиск, очевидно, был заранее хорошо обдуман; молодая женщина, вместо того чтобы приказать нападавшим посторониться, изо всей силы ударила хлыстом по шее своего скакуна, заржавшего от боли и бешенства, и крикнула звонким, покрывшим шум атаки голосом:

— Вперед!

ГЛАВА VI

а восток от Скалистых гор, между тридцать второй и тридцать пятой параллелями северной широты, простирается огромное плоскогорье, которое известно географам под странным названием «Plano Estacado» — на испанском языке, «Staked Plain» — на английском и «Plaine Jalonnée» на французском, то есть Равнина Вех.

Плоскогорье образует неправильный четырехугольник, каждая из сторон которого равняется приблизительно тремстам километрам.

Эта огромная площадь — часть территории Соединенных Штатов — совершенно пустынна.

На плоскогорье нет ни рек, ни деревьев, нет и жителей, зато из-за великолепной травы, густой и вкусной, оно служит прекрасным пастбищем для скота. Взамен рек и ручьев там множество источников, а высота его достигает тысячи пятисот метров на севере и тысячи метров на юге, что делает его климат одним из самых здоровых.

Эта столь плодородная территория с прекрасным климатом, где очень быстро можно нажить несметные богатства разведением скота, имеет большое неудобство — дурное соседство.

На северо-западе от нее лежат земли индейцев навахо и апачей, число которых достигает девяти или десяти тысяч человек, причем ни тех, ни других нельзя заподозрить в радушном отношении к белым поселенцам.

На северо-востоке живут киовасы и команчи; они совершенно не тронуты цивилизацией и жгут, грабят, убивают и скальпируют, как в добрые времена Фенимора Купера, Майн Рида и Габриэля Ферри. Там же встречаются шошоны и хикарильо — племена, оставшиеся по сию пору кочевниками и большими охотниками до человеческих причесок.

На юге, по обоим берегам Рио-Гранде, отделяющей Соединенные Штаты от Мексики, рассеяно население гораздо более опасное, чем самые кровожадные индейцы. Если у последних сохранились еще, как у первобытных народов, большие достоинства, то «десперадо» — так называют это население, состоящее из подонков обоих народов, — стоят ниже всякой критики.

Это — разнообразнейший сброд бандитов, людей различного происхождения, разного цвета кожи, вырвавшихся из тюрем Старого и Нового Света, имя которых служит пугалом для колонистов, которых, между прочим, не особенно легко напугать.

Воровство, убийство, поджог, грабеж — вот основные занятия этих негодяев, чью свирепость возбуждает беспрестанное пьянство, в котором они видят высшее наслаждение и единственную цель существования.

Всего лишь тридцать лье отделяет заселенную ими территорию от южной границы Равнины Вех, и уже по этому можно судить, легко ли было основать здесь хозяйство.

Техасцы все же делали такие попытки, но с какими предосторожностями! Часть, принадлежащая Техасу, была разбита на тридцать одинаковых участков, и туда были отправлены концессионеры, которых, однако, вскоре перебили десперадо, — кости их до сих пор белеют у источников, так что эти поселения существуют лишь на бумаге.

И вот один француз осуществил то, что не удавалось техасцам, несмотря на их упорство, храбрость и авантюризм.

Да! Один француз отважился проникнуть в самую глушь Равнины Вех, устроился там и зажил счастливой жизнью — уделом храбрых и сильных людей.

Но сколько испытаний в такой жизни, сколько в ней борьбы, насилия и козней! Какое ожесточение против озверевших, распущенных людей подымается в груди.

Вот, впрочем, факты, простые, но полные героизма.

Сильно скомпрометированный во время Парижской коммуны рабочий-механик по имени Леон Дэрош благодаря бегству спасся от ужасных репрессий Кровавой недели.

Он покинул Париж при странных обстоятельствах — ему помог один печальный эпизод, описание которого необходимо для этой правдивой истории и будет далее приведено.

После тысячи перипетий Дэрошу удалось высадиться в Новом Орлеане с женой и двумя детьми — сыном и дочерью — без всяких средств.

Сыну его было тогда три года, а дочь была еще в колыбели.

Самому Дэрошу было не более двадцати семи лет.

Это был тип парижского рабочего, наполовину художника, наполовину ученого, — рабочего, который облагораживает свой труд, применяя научные знания, развивает свой ум и способности и нередко выдвигает из своей среды писателей, философов или политических деятелей.

Таких рабочих было много уже во время коммуны, теперь же имя им легион.

Приходилось устраиваться там, в Америке, где борьба за существование ожесточеннее, чем где бы то ни было.

Дэрош взялся за работу с усердием человека, который привык к труду.

Он ни слова не понимал по-английски, но, к счастью, в Луизиане еще говорят по-французски.

Сначала он добывал пропитание, работая в гавани на разгрузке судов.

Его семья вынуждена была жить на участке, расположенном ниже деревянных плотин, окаймлявших берега Миссисипи, в лачуге, куда просачивались вода и ил. Они задыхались от носившихся в воздухе миазмов и жестоко страдали от американских комаров, которые адски жужжат, прокалывают кожу человека своим хоботком и впускают в его кровь яд, приводящий в бешенство. Им приходилось жить впроголодь, что ненамного лучше смерти.

Увы! Далеко остался Париж, Париж, с его веселым грохотом, с его деловитой, шумной толпой, где никогда не чувствуешь себя оторванным от людей.

А Монмартр! И наверху, на самом верху его, улица Лепик под мельницами, на просторе; а скромный домик, откуда виден как на ладони весь Париж, с садиком размером с платок, где дышалось полной грудью!

О Париж! Дорогой Париж! Дорогой уголок Монмартра, полный света и солнечных лучей!

Бедная женщина, бедные дети! Они были одиноки в огромной Луизиане, с ее бестолковым шумом, туманными днями, невыносимой жарой, грубым населением и зараженным воздухом!..

Да, они были одиноки в этой карикатуре на французскую столицу, среди этих карикатур на французов, совершенно обамериканившихся; затеряны среди равнодушных людей, бегущих по делам как на пожар; в течение многих часов оторваны от мужа, отца, изнемогавшего под тяжелой ношей, подобно вьючному животному.