Мы — из Бреста - Сергей Смирнов

Именно от В. С. Раевской из Мценска, Орловской области, я и получил наконец долгожданное известие. Раиса Абакумова была жива и здорова и работала в районной больнице в городке Кромы той же Орловской области.

Уже позднее, когда мы встретились с Раисой Ивановной в Москве, я спросил, знает ли она, что во многих статьях и очерках о ней писали как о погибшей. Оказалось, что однажды ей попался номер «Огонька» с очерком, где говорилось о ее героической смерти. Она прочла, усмехнулась и сказала сама себе: «Ну и вечная тебе память, Рая».

По скромности она даже не подумала о том, чтобы написать в редакцию и опровергнуть рассказ о своей гибели.

Перед войной Раиса Абакумова жила в одном из домов комсостава в крепости вместе со своей шестидесятилетней матерью. В ту последнюю предвоенную ночь ей почти не пришлось спать: вечером она с подругой была на гулянье в городском парке и вернулась уже после полуночи, а в половине четвертого пришлось вставать — рано утром в районе Бреста должны были начаться учения, в которых ей предстояло участвовать. Она уже оделась и умылась, а мать хлопотала, приготовляя завтрак, как вдруг раздался близкий взрыв, и горшки с цветами, стоявшие на окне, были сброшены на пол. Потом подальше прогрохотал второй, третий, и сразу же где-то, видимо на Центральном острове, взрывы замолотили с бешеной быстротой, и за их гулом внезапно прорвался истошный вой пикирующего самолета.

Мать торопливо подбирала цветы.

— Что же это за учения? — ворчала она. — Разве ж можно так сильно стрелять? Все горшки побили…

Раиса, испуганно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи, словно очнулась от оцепенения.

— Да что ты, мама! Какие там учения! — закричала она. — Это же война. Иди скорее, прячься где-нибудь, а я бегу в санчасть.

Она выскочила из дому и бросилась к главной дороге, ведущей к мосту через Мухавец. Взрывы гремели все чаще, и иногда над головой, свистя, проносились осколки. Кругом клубился дым, пахло каким-то странным, удушливым перегаром — наверно, от взрывов.

Мост был весь в дыму, и оттуда неслось торопливое татаканье пулеметов. Какой-то боец вынырнул из этой пелены дыма и, увидев Абакумову, крикнул:

— Доктор, туда не ходите — убьют!

И тут же упал.

Она кинулась к нему. Боец был мертв — осколок раздробил ему затылок.

И тогда Раиса подумала о том, что у нее нет своего привычного оружия — санитарной сумки.

Совсем недалеко у самой дороги белел одноэтажный домик санитарной части 125-го полка. Она побежала туда.

Внутри был только санитар, торопливо набивавший свою сумку индивидуальными пакетами. Раиса схватила сумку с красным крестом, висевшую на гвозде. Они с санитаром выбежали вместе. Он повернул к северным воротам, на выход из крепости, а она, подумав о матери и о других женщинах, оставшихся в домах комсостава, поспешила туда— надо было вывести всех из домов куда-нибудь в надежное укрытие в крепостных валах.

Но ей приходилось то и дело останавливаться по дороге — здесь и там стонали раненые люди, и ее санитарная сумка опустела, прежде чем она добежала до дома.

Ее матери уже не было в квартире. Но внизу, под лестницей дома, испуганно сбились в кучу несколько женщин с детьми.

— Идемте со мной, — позвала их Раиса. — Здесь вас может завалить.

Валы Восточного форта находились совсем близко. Но пробежать эти две-три сотни метров было нелегко. Громко плакали испуганные дети, женщины вскрикивали и цепенели при каждом близком взрыве. Они не успевали за ней — приходилось все время останавливаться и поджидать отстающих. Наконец они все же добрались до ближнего вала и вбежали в первый попавшийся каземат.

Тут находились конюшни, и десятка два привязанных лошадей нервно топтались в своих стойлах и встревоженно ржали, слыша взрывы.

В этих конюшнях было уже много людей. Сюда укрылись женщины и дети из ближних домов комсостава, и обрадованная Раиса увидела среди них свою мать. Тут сидело несколько безоружных и раненых бойцов; она сразу осмотрела их раны и перевязала, разорвав на бинты их нижние рубашки.

Было около полудня, когда в конюшнях появились командиры во главе с майором. Это был майор Гаврилов, принявший командование над гарнизоном форта и теперь обходивший все казематы.

Он подбодрил приунывших женщин, сказал, что врага скоро отобьют, а потом, заметив Раису, подозвал ее. Она представилась как положено — по-военному.

— Вам, товарищ военфельдшер, я поручаю организовать здесь санитарную часть. Пусть вам помогают женщины — раненых будем сносить сюда, — сказал майор.

— Но у меня же ничего нет, товарищ майор, — взмолилась Раиса. — Бинты кончились, медикаментов не осталось никаких.

— Попробуем вам что-нибудь достать, — обещал майор. — А пока делайте все, что можете.

И она делала, что могла. Вместе с женщинами она постелила у стены каземата чистую солому, подготовив свой будущий госпиталь. Когда начали приносить раненых, они пустили на бинты свое белье, а вместо шин она прибинтовывала к перебитым рукам и ногам какую-нибудь доску или ложу разбитой винтовки. Пища, скудная и нерегулярная, отдавалась прежде всего детям и раненым. Так же было и с водой, когда ее удавалось достать.

На второй день пришлось выпустить лошадей: их нечем было поить, и они могли взбеситься от жажды. Их выгнали во дворик форта, и с тревожным ржанием кони табуном побежали к Мухавцу, на место своего обычного водопоя. Наблюдатели с вала видели, как немцы перестреляли их из пулеметов.

По просьбе Раисы бойцы выкопали неглубокий колодец в самой конюшне. Но пропитанная лошадиными нечистотами земля давала какую-то желтую, отвратительно пахнувшую воду. Бойцы ползали за водой к Мухавцу, чтобы хоть немного облегчить страдания детей и раненых. Потом путь туда оказался отрезанным, но зато в соседнем валу обнаружили ледник с запасом льда.

Теперь Раиса сама ползала за льдом. Ползти надо было всего сорок— пятьдесят метров, но часть этого пространства простреливалась откуда-то немецким пулеметом, и каждый раз близкий посвист и чмоканье пуль о землю заставляли замирать ее сердце. Но людям надо было пить, и она снова и снова отправлялась в это путешествие.

Как-то лейтенант Степан Терехов, которому Гаврилов поручил все хозяйственные дела, раздобыл со своими бойцами немного бинтов и медикаментов. Она была счастлива: это спасло жизнь некоторым раненым— им уже угрожала гангрена. А главное — среди медикаментов были таблетки хлорной извести. Теперь она кипятила желтую воду из колодца, клала туда таблетки «хлорки», и эту жидкость, похожую на лекарство, можно было пить. Запасы льда кончались, и хлорированная вода помогала все же поддерживать силы людей.

Все пережила она здесь, в форту, — и дымовые атаки, когда всем им, включая детей и раненых, приходилось часами дышать через противогазы или сквозь влажные тряпки, и обстрел из танков, и взрыв тяжелой бомбы весом в 1800 килограммов, когда казалось, что кирпичные своды каземата сейчас не выдержат и многотонная масса земляного вала над головами станет их общим могильным холмом.

А потом майор Гаврилов, страшный, исхудавший, помрачневший, пришел к ним и велел женщинам взять детей и идти в плен. Он не хотел слушать никаких возражений, и женщины, рыдая, стали собираться. Заметив, что Раиса отошла в сторону, майор прикрикнул на нее:

— Вам что, нужно отдельное приказание?

— Я никуда не пойду, товарищ майор, — сказала она. — Я военфельдшер, и мое место около раненых.

Он понял, что спорить бесполезно, и молча кивнул головой. Он даже не стал возражать, когда мать Раисы сказала, что она тоже не уйдет от своей дочери. Так и остались они с бойцами, эти две женщины, молодая и старая, решившие до конца разделить трагическую судьбу маленького гарнизона.

Их взяли в плен два дня спустя вместе с ранеными. Увидев на гимнастерке Раисы зеленоватые петлицы медицинской службы, немецкий офицер решил, что эта женщина — пограничник, и хотел тут же застрелить ее, но один из раненых, знавший немецкий язык, объяснил ему, что она — врач.

Ее с матерью отделили от всех и отправили в Брест. Там они просидели несколько суток в каком-то подвале. Потом им удалось бежать. Раиса достала себе обычное платье, и они поселились в городе.

Страшные годы оккупации принесли им много тяжелых испытаний. Пришлось надрываться на трудной поденной работе на полях и огородах, пришлось и голодать и побираться, пришлось перенести и фашистскую тюрьму и туберкулез. А когда к Бресту подходили наши войска, немцы схватили их и с сотнями других женщин и детей увезли на запад. Только после окончательной победы над Германией довелось им вернуться на Родину и побывать на родной Орловщине.

«Ничего особенного»

В 1956 году после долгих поисков наконец удалось отыскать следы четвертого командира, упомянутого в «Приказе № 1», лейтенанта Виноградова. Анатолий Александрович Виноградов, как и Семененко, оказался живым и здоровым и работал кузнецом на заводе в Вологде.