Проводки оборвались, ну и что - Андрей Викторович Левкин

Или в социальном случае, без превращений: искусственный, небольшой рай. Буфет в опере, белые скатерти, выходные одежды. Промежуточная, отчужденная от местности и времени зона, не метафизическая. К ней привыкли и странность таких построений не замечают, все работает надежно. Но мир перейдет в другой эон, когда манекены сделаются как люди, разноформатными. Толстыми, кривыми, с одышкой. В искусстве так давно, а когда такими станут и манекены, то получится всеобщий рай: все начнут называть себя как угодно и кем захотят, вмиг этим и становясь. Каждый будет ровно hier und da, ровно такой, каким ему хочется быть, как же не парадиз.

Статуи могли бы и расти. Климат здесь хороший, могли бы. Как гриб, который увеличивается, не добавляя смысла своей исходной идее. Стали бы задевать друг друга, с ними бы пришлось что-то делать, подрезать, пересаживать. Марс пошел бы в рост лучше остальных, под его напором стала бы искривляться Флора, ну и т. д. Да, с картофелем на могиле ерунда какая-то. Где и когда Фридрих II его внедрял? По всей будущей Германии или в Пруссии? Пишут, что он и начал, рассаживая ее в королевском огороде еще в Берлине. Но в Брокгаузе и Ефроне указано, что дело началось в 1717-м, в Саксонии, а в Пруссии – только в 1738-м. Внедрять его начал еще отец Фридриха II, Фридрих Вильгельм I. Даже якобы издал указ рубить носы и уши тем, кто сажать откажется. Но в какой момент факт можно считать свершившимся, внедрение осуществлено? Когда начались рецепты блюд из него? Теперь корнеплод доминирует, 5 790 000 ссылок в гугле на Kartoffelsalat. Но общественное мнение зафиксировалось на Фридрихе II, носит ему картошку на могилу. Если, конечно, это не входит в штатные обязанности сотрудников музея.

Тут ничто ни с чем не соприкасается, выгородка. Нет даже забав для посетителей, будочек с колбасой и извозчиков, чтобы катать по парку, – по крайней мере, теперь не было, и не потому, что вечереет, а и навоза на аллеях нет. Не отвлечься даже на такой быт. Статуи, аллеи, магнолии; пустота совершенно не физиологическая – даже когда тут ходят и бегают, эти действия не прилепляются к парку.

Только в таких местах и заметишь студенистую субстанцию. Здесь мало значения имеют образование, опыт, прочее. Не присутствуют, такое место. В какой-то мере не присутствуют, здесь разбираться надо способами, сочиняемыми заново. Твоих смыслов нет, тут будет только то, что спровоцирует территория. Всегда и всюду при тебе множество историй и ощущений, а теперь они вспоминаются только усилием. Сырые разводы на кафельном полу пельменной в слякоть какого-нибудь года из конца 80-х сюда сами не придут. Отсутствует даже самая физиологическая физиология, ни разу же не упомянуты мелочи: захотелось того-то, немного устал, понравилось, зачесалось – нету их. Да, можно заметить, что этого нет, но тогда будет умственное усилие. Здесь антисептик, вот что, антибиотик даже: ни местные элементы, ни то, что по их поводу приходит в голову, не делают эмоций. А если что и возникнет извне, то не станет соединением с реальностью вне парка, но будет втянуто сюда и продезинфицировано на въезде. Нет энтузиазма, ажитации. Ах, ничто не замутняет твою субъектность, не пытается ее модифицировать, не склоняет пересмотреть представления о чем-либо и уж вовсе не предполагает социальных ролей. Связи, возникшие здесь, останутся тут, внутри. Антибиотик, сансуси, невещество. Может, не только стерилизует, а и что-то делает, обозначит еще себя.

Легко вообразить Луна-парк: колесо обозрения; персонажи, наряженные как в то время; карусели, мигают лампочки, позвякивает музыка. Невнятные развлечения вокруг фонтана и в ближних аллеях. Красная дорожка на лестнице ко дворцу, между виноградниками. Имитация хозяйственных работ, или же реальные хозработы, надо же все это содержать. Невидимые хозслужбы небольшого размера, меньше даже пчел, поддерживают историю места. В этом нельзя участвовать, ничего не предполагает прикасаться к чему-либо. Взаимодействия тут без тела.

Здесь и не пахнет почти. Только краткие, локальные запахи. Немного – чуть стоячей водой пруда. Травой, листьями. Магнолии, кусты цветут – пахнут только вблизи. Запахнет табаком, если закуришь. Возле того концерта пахло пивом и декоративным дымом со сцены. По-прежнему ничего не навязывается, но удерживает внутри себя неощущаемой силой. Если живете давно, то зажигали же спички. Осенью: первая и вторая – только дым, третья – дым, четвертая шипит и чуть-чуть горит; прикрываешь ладонями, огонь завелся.

Если settings места не были известны к моменту попадания туда, то они контекстом не станут, а последующие уточнения в него не затянут. Он ляжет сбоку от места. Тогдашнее время не продолжается теперь. Опять распалась связь времен, да ее и нет никогда. Но должно быть что-то вытекающее и иссякающее; желания, сходящие на нет, если не были реализованы быстро. Удерживание желания растрачивает его вещество, оно иссякает. Может, в каждом времени есть паутина, грибница удовольствий. Желания как-то связаны, но если сводить их вместе, то будет слишком много соединительной ткани, упаковки. Лучше им оставаться порознь. Все это предполагает целостность объектов, но типический, всеобщий человек был возможен когда-то (хотя бы в теориях и романах), а теперь уже нет. Не беда, все склеивается студенистой субстанцией. Ах, эти выкладки как лепестки, допустим, черемухи. Или сливы.

Еще связь: статуи и кости. Вокруг пруда – белые, как препарированные в наглядные пособия; обычные, темные кости на Новом дворце. Статуи со временем совсем станут костями, а черепа доведут тему до минимума, возможного для тел. Череп тут уже есть.

Фридрих II умер в августе 1776-го. Завещал похоронить в той самой могиле, ночью. Фридрих Вильгельм II, племянник и преемник, похоронил его в Потсдамской гарнизонной церкви, рядом с Фридрихом Вильгельмом I. Во время Второй мировой гробы ради сохранности переместили (в самом деле, церковь была разрушена в 1945-м) – в марте 1943-го в потсдамский бункер, а в марте 1945-го перевезли в соляную шахту (Бернтерод, Тюрингия). После войны американцы переправили гробы в гессенский Марбург, в церковь Св. Елизаветы. В августе 1952-го гробы перевезли в замок Гогенцоллерн в Баден-Вюртемберге. Через 205 лет после смерти Фридриха II, 17 августа 1991-го, его гроб выставили на парадном дворе Сансуси. Почетный караул бундесвера, торжественное прощание. Потсдам был в ГДР, Стена расцепилась 9 ноября 1989-го. 3 октября 1990-го ГДР и Западный Берлин вошли в состав ФРГ (Herstellung der Einheit Deutschlands). То есть перезахоронили менее чем через год после того, как это стало возможным. Вероятно, знаковое действие