После нас - Юрий Волгин

Сейчас ты двигаешься на запад со стариком по фамилии Марков. Его, кстати, зовут Михаил. Я знаю даже это, Густав. А ты, проведший с ним несколько дней и ночей, спасший его из горящего пекла, не знаешь его имени! Ха! Ты хоть сам себе приятен, скажи мне? Тебе не омерзительно твое поведение? Или страннику все позволено? Что ж, я не буду тебя переубеждать, придет время, и ты сам все поймешь.

В данный момент важно другое. Община, которую вы ищете, хранит одну вещь, которая мне необходима. Когда ты найдешь общину, я сообщу тебе и о вещи, как она выглядит и что с ней нужно сделать. Сейчас это не имеет смысла, пока ты здесь. Просто знай, что это не очередная редкая побрякушка, типа работающих золотых часов. Эта вещь могла бы спасти наш мир, но вот община… Вот кто уж действительно дикари! Они не хотят отдавать ее мне. И я не могу забрать ее сам, так как вещь эта очень сильная.

Они под ее защитой. Ото всех. От Легиона, от Маркова, от мутов, от Взрыва. От всего, в том числе и от меня. Но не от тебя. Только ты можешь найти их. Сейчас я скажу пошлость, мне самому противно, но ты вроде как последний герой. Потому что в тебе тоже есть часть этой вещи, и вы – как магнит. Ты и она. Тебе ведь иногда снятся непонятные сны, Густав?

В них ты такой маленький и одновременно такой большой, что в тебе есть целая вселенная. Но и над тобой другая вселенная, в которой все такое огромное. И этот сон сводит тебя с ума, потому что не умещается в твоей голове. Он шире твоего сознания, но каким-то образом иногда забирается вовнутрь, и тебе кажется, что ты умираешь. Летишь в бездну.

И все потому, что у тебя есть талисман на шее».

Густав автоматически поднес руку к горлу и взялся за серебряную цепочку, на которой висела плоская серая пластинка с выбитым на ней изображением спящего льва с одной стороны и того же льва, но в прыжке, с другой.

«По воле судьбы этот талисман когда-то принадлежал одному страннику. Которого однажды придушил подушкой один дикарь. Он не знал, зачем ему эта штука, но сорвал ее с его синей шеи. И передал своему сыну. Наверное, на счастье, вроде как отцовское наставление: убивай всех, у кого есть хоть что-то, и будешь счастлив.

Ты вырос вместе с этим талисманом и ни разу его не снимал. Это часть той вещи, которая мне необходима, поэтому даже такая мелочь, ее малая составляющая, имеет очень большую силу. Ты пропитался ею, Густав. Как когда-то легкие твоей матери пропитались сигаретным дымом твоего отца. Но на этот раз все будет хорошо, не бойся. Ты не должен умереть. Мне это невыгодно.

Если ты послушаешься меня, найдешь эту общину и принесешь мне вещь, о которой я говорю, тогда мир изменится к лучшему. И не только мир. Ты хочешь вернуть своего отца, Густав?»

– Да.

Микрофон опять зафонил, переходя на какие-то чуть ли не ультразвуковые волны, и голос выругался.

«Знай, что я помогу вернуть его. Я не обещаю, но постараюсь изо всех сил. Даже если я не найду твоего отца живым, то узнаю все о его судьбе. А я могу узнавать правду, Густав, ты, надеюсь, понял это, мой мальчик?

Теперь же дело за малым. Я не хотел, чтобы ты шел на поиски вслепую. В конце концов, ты бы мог отказаться идти дальше на любом этапе, правильно? И я бы никак не смог повлиять на тебя, так как нахожусь сейчас слишком далеко. Это послание, мой голос – единственный способ достучаться до тебя и рассказать правду.

Найдешь вещь – найдешь себя.

А теперь, напоследок, у меня для тебя небольшой сюрприз. Так сказать, аванс. В этом мире есть двери, которые нельзя открыть силой или даже твоими великолепными отмычками. Для них нужен особый, универсальный ключ. Один есть у меня, а один – у Эндрю. Он в его голове. Буквально. В черепе, в затылочной части.

Если ты захочешь, то можешь взять этот ключ себе. Он пригодится тебе в дальнейшем, можешь быть уверен. И есть еще одна причина, по которой он тебе понадобится, Густав. Тебя впереди ожидают неприятности, и в одной из них, я уверен, ты потеряешь кое-что, возможно свой дом. Корабль. Ключ, который спрятан в этом немытом грязном дикаре, откроет тебе выход из ситуации. Ты сможешь спасти и себя, и корабль. Ведь без корабля тебе не добраться до моей вещи, а без вещи я и пальцем не шевельну, чтобы вернуть тебе отца. Я действительно беспокоюсь о тебе.

Веришь мне, Густав?

Я серьезен, как никогда. Я знаю о тебе все. Я знаю многое из того, что случится с тобой в будущем. Я знал, кому нужно отдать это послание. Знал, что ты придешь сюда, к этому непросыхающему алкашу. И я не только знал, я ЗНАЮ…

Выбор.

За.

Тобой».

Шуршание. Короткий писк. Голос замолчал. На дисплее появилась новая надпись «Rammstein – Frühling in Paris». Послышались гитарные переборы, но Густаву это уже не было нужно. Он выключил плеер и положил его в рюкзак.

Эндрю продолжал сидеть рядом, потряхивая головой и как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Он сказал, что у меня какой-то ключ в черепушке?

– А? – Густав рассеянно посмотрел на него.

– В черепушке! Ключ какой-то, мать его! Что за бред говорил этот придурок?!

Эндрю вскочил, его тут же отбросило назад, и он чуть не врезался в кабинку туалета, но смог удержать себя на ногах. Глаза его пылали, а по лицу ходили такие волны эмоций, какие появляются только на лице студента, когда на экзамене профессор задает ему неудобный, «валящий» вопрос.

– Послушай, кто отдал тебе эту запись? – спросил Густав.

– Какой-то хмырь, боже ты мой. – Эндрю рухнул на колени, обхватив голову руками. Сквозь растопыренные пальцы, как черная трава через асфальт, вылезли всклокоченные грязные волосы. – Он засунул в меня чертов ключ. Чертов ключ во мне! Прямо так, в голову, бог ты мой…

– Успокойся. Может, он пошутил насчет этого.

– Пошутил?! А по поводу твоего отца, твоей матери, твоих одиннадцати шлюх – он тоже пошутил?! Он вообще похож на шутника, этот тип?!

– Это я у тебя хотел спросить. На кого он похож, как выглядит?

– Да не помню я! Я пьяный был! Вечером появился этот мудак и дал мне эту штуку! Обычный мужик вроде бы. Сказал, чтобы я передал ее страннику по имени Густав. Мол, он придет к тебе, ты сразу поймешь кто, и спроси у него, с кем он едет. Если со стариком и зовут его Густав, то отдай ему посылку. И дал мне целую сумку с пойлом.

Эндрю внезапно зарыдал. Слезы хлынули из его глаз бурным потоком, прорезая на грязном лице русла чистой кожи. Он упал на бок, поджал ноги к груди и тихонечко завыл, не отпуская руки от головы, как будто боясь, что она сейчас взорвется.

– А когда это было?

– Не помню. Ни хрена не помню. Может, вчера, может, месяц назад. Я не веду счет времени.

«Грязный непросыхающий дикарь», – подумал Густав и вздрогнул от этой мысли, озвученной голосом из плеера.

– Перестань реветь.

– Да?! Ты меня сейчас грохнешь, а мне чего – радоваться?

– Я не буду тебя убивать.

Густав поднялся на ноги, поправил рюкзак и отряхнулся.

– Я вообще не верю ему. Это все похоже на шутку. Или дурацкий розыгрыш.

– Розыгрыш? Да, может, и правда шутка. Веселая такая. Может, и нет у меня ничего. – Эндрю заискивающе улыбнулся и шмыгнул носом. – Ты прав, скорее всего ты прав, странник. Я вот смотрю на тебя и вижу, что не мог ты родиться в городе. Только в корабле. И зачат был, наверное, на скорости. Нет, ну точно бред это все. А, как думаешь?

– Наверное.

Странник вытащил талисман из-под рубашки и внимательно осмотрел его. Ничего удивительного или необычного, всего лишь кусок железа с гравировкой. Он уже хотел вложить его обратно, как вдруг заметил кое-что на торце. Густав никогда не рассматривал эту безделушку так внимательно, поэтому открытие стало для него неожиданностью. Все равно что после двадцати лет совместной жизни узнать, что твоя жена трахалась со всеми направо и налево последние лет девятнадцать.

Талисман висел у него на груди практически всю жизнь, с тех пор как (если верить голосу) ему его подарил отец. Но Густав раньше не замечал неглубоких бороздок, шедших от торца на каждую сторону, длиной примерно два миллиметра. Словно талисман был составной частью какой-то детали. Интерфейса? Или соединительным элементом? Или ключом? Или предохранителем? Система типа «мама-папа»? Или «вход-выход»? Таких деталей, только пластиковых, было полно во внутренностях корабля.

Мама-папа…

Папа.

Густав посмотрел на Эндрю, затем опять на талисман. Спрятал его под рубашку и спросил:

– Можно осмотреть твою голову?

– Что? Что?!

– Голову. Можно посмотреть?

– Зачем это тебе?

Эндрю сжался, а глаза его расширились настолько, насколько возможно. Теперь он не был похож на спившегося дикаря-алкаша, обычный испуганный парень. Вполне даже симпатичный. Если его умыть, причесать, откормить и дать ему корабль, то он был бы похож на странника. Но он не был странником, Густав знал это. Он был всего лишь низшей ступенью. Пожирателем себе подобных, пожирателем самого себя. Дикарем.

Густав не хотел его убивать, ему просто нужно было удостовериться, что голос говорил правду. Вот и все.