Надежда дракона - Миранда Мартин

этой комнате? Я смотрю на каждого. Здесь десять человек. Я знаю, что Мэй и я в лагере Розалинды. Джейкоб, Энид и, кажется, Сара за Гершома. Брайс и Сесил, я сомневаюсь, что они обращают внимание или заботятся о чем-либо. Берт — я не уверена. Он держит свои карты закрытыми.

Двое других, кажется, парочка, работают молча. Я не могу их прочитать.

Это плохой знак. Знает ли Розалинда, чего добивается Гершом? Мне нужно увидеть её, как только мы здесь закончим. Она должна знать, что происходит. В одном я уверена относительно Гершома, всё дело во власти. Его не волнуют «принципы», он ищет точки соприкосновения, с которыми он может заручиться поддержкой людей. Я знаю мужчин, и то, как он смотрит на меня и на любую другую женщину, говорит обо всём. Он рассматривает женщин как мясо, продукты для использования или удовольствия. Он может носить маску, которая кого-то обманывает, но я вижу сквозь неё.

— Похоже, что да, — говорит Энид.

Энид выглядит измождённо. Очевидно, что она не принимает эпис. Эпис, сама жизнь Тайсса. Странное, светящееся растение, которое трудно собрать, но это единственный способ, с помощью которого люди могут приспособиться к жизни на Тайссе. Обратной стороной является то, что если вы примите его, вы застрянете здесь навсегда. Он вызывает привыкание. То есть он реально убьёт вас, если вы перестанете его принимать. Большинство последователей Гершома отказываются принимать его, потому что он «инопланетный». Это так, но не принимать его — значит жить несбыточной мечтой. Нас никто не спасёт. Теперь это наш дом, и чем скорее они с этим смирятся, тем будет лучше для всех нас.

— Я этого не говорила, — выдыхает Мэй. — Это не страх или что-то ещё. Я просто практичная. Мы и так едва выживаем, зачем создавать раскол с этими выборами?

— Потому что мы свободные люди, которые должны иметь право голоса за наше будущее? — возражает Энид.

Она выглядит очень уставшей. Её кожа дряблая с серым оттенком. Она щурит глаза, как будто мы находимся на ярком солнце, а не в тускло освещённой комнате. Она в стадии крайнего обезвоживания. Тайсс жаркая планета, слишком жаркая, убивающая людей, не съевших эпис.

Эпис меняет тебя на молекулярном уровне или что-то в этом роде. Калиста и Джоли говорили об этом, но я не могла уследить за их научной речью. Звучало, как в эпизоде из «Звездного пути» или что-то в этом роде. Я никогда не могла посмотреть эти фильмы.

Всё, что я знаю, это то, что от эписа мне становится лучше. У меня нет ни головных болей, ни тошноты, ни каких-либо других последствий обезвоживания. Я могу выйти на охоту с Астаротом, и пока я принимаю эпис каждые два или три дня, жара меня не убивает. Я слышала, как они выдвинули теорию, что он также продлевает жизнь, поэтому змаи такие древние.

— Но вы уже решаете! — Мэй отвечает Энид.

— Мы? — говорит Энид, качая головой — Я не припомню, когда в последний раз меня о чём-то спрашивали, после того, как корабль потерпел крушение.

— Но, — говорит Мэй и замолкает.

Все взгляды в комнате устремлены на неё, как будто они ждут какого-то блестящего ответа. Проблема в том, что его нет. Я знаю это, и Мэй тоже. Розалинда была фактическим главным лидером после крушения. На корабле она была Леди Генерал. С тех пор, как мы разбились, она лидирует также по умолчанию. Никто не сомневался в этом до сих пор.

— Я так и думала, — говорит Энид. — Может быть, тебе это чуждо, ты состоишь в Тайном Совете или как там вы все себя называете. Я ни за один стол не садилась и в своей жизни не имела права голоса.

— Это не так, — говорит Мэй, но её аргумент не имеет силы.

— Тем из нас, кто стоит здесь, — Энид обвела комнату взглядом, — нам велят работать. Данную работу мы можем или не можем выбирать для себя. Сказали, что это ради «общего блага». Всемогущая Розалинда, и её всеобъемлющая мудрость распорядила нас так.

— Но тебе не обязательно…

— Не обязательно, что? Что произойдет, если один из нас скажет «нет»? — Энид обрывает её.

— Хорошо, но нам всем нужно что-то есть, — говорит Берт, прерывая спор.

— Конечно, мы должны кормить нашу госпожу и хозяев, — бормочет Энид.

Кислота прожигает мне путь к горлу. Я хочу поспорить с ними, я хочу доказать, что они все неправы, но я понимаю их лучше, чем следовало бы. Раньше я была изгоем. Всегда снаружи, бесправная, без права голоса за своё будущее. Я чувствую их боль, даже если не согласна с их мнением.

Кроме того, как я могу спорить с ними лучше, чем Мэй? Они не ошибаются. Мэй тоже не ошибается. Сейчас самое глупое время, чтобы заострять внимание на выборах или справедливости. Я не вела подсчётов, но уверена, что больше половины из, приблизительно, трёхсот выживших не принимают эпис. Те, кто не принимает его, приближаются к крайней стадии обезвоживания. Они больны, они не могут работать, перекладывая бремя заботы о себе на тех из нас, кто может. Я даже слышала, что были летальные исходы. Невозможно выпить достаточно воды, чтобы хотя бы бороться с жарой Тайсса. Прохладные вечера выше тридцати восьми градусов по Цельсию, когда солнце садится. Гораздо жарче, когда в небе двойное солнце. Человеческие тела не предназначены для таких нагрузок.

Мэй подходит к моему столу, берет мясо, которое я разделала, и заворачивает его. В её глазах плещется смятение. Боль в груди заставляет меня как-то её утешить. Она хороший человек, старается поступать правильно. Её руки дрожат, когда она пытается завернуть мясо. В уголках её глаз образуются слёзы. Она возится с обёрткой, пока я не кладу свою руку на её. Она поднимает взгляд, и я улыбаюсь. Её улыбка неуверенная, дрожащая, поэтому я хватаю её за руку. Она делает глубокий вдох, затем качает головой.

— Извини, — говорит она так тихо, что только я могу её слышать.

— За что? Ты была великолепна, — говорю я.

Она качает головой, и слеза скатывается по её щеке.

— Почему они не понимают?

Я пожимаю плечами.

— Они напуганы.

Мэй кивает, поджимая губы.

— Я тоже, — говорит она, со слезами на глазах.

Мой желудок сжимается, мне не хватает воздуха. Мне всё равно, что все смотрят, я обхожу стол и обнимаю её. Мы с Энид встречаемся глазами через плечо Мэй. Я сердито смотрю, Мэй этого не заслуживает. Меня не волнует, что они ополчатся на меня, но Мэй чертовски