Журнал Наш Современник №7 (2001) - Журнал Наш Современник

Первоочередным шагом я считаю восстановление единой энергосистемы России, Украины, Беларуси и Молдовы. Я рад, что во время моего визита в Киев эту идею поддержал Леонид Данилович Кучма. Надо обсудить транспортные вопросы: грузоперевозки, железнодорожное сообщение. Это как бы кровеносные сосуды будущей интеграционной системы. И вообще, посмотрите — весь мир объединяется: Европа, Азия, Латинская Америка. А мы как ненормальные! Ставим между собой пограничные столбы. Как будет осуществляться сближение — вопрос тактики. Но стратегия наша — интеграция.

А. К.: Считаете ли Вы необходимым присутствие России на южных рубежах СНГ, в том числе на подступах к Балканам, которые стали сегодня частью глобальной дуги нестабильности?

В. В.: Да, считаю. Потому что именно с распадом Советского Союза начались все эти неприятности. Спокойнее в Европе не стало. Посмотрите: Варшавского договора не существует, а НАТО осталось — и двигается на Восток. И что из этого получается? Мы все (говорю не как президент, а как человек) увидели это на примере Югославии. То, что сделали с Югославией, несовместимо с человеческой моралью, цивилизацией, демократией. Я не удивлюсь, если сами западноевропейские государства попытаются что-то противопоставить НАТО. Идут серьезные разговоры о создании европейских сил быстрого реагирования численностью до 60 тысяч человек для поддержания стабильности. Хотя стабильность, утверждаемая военным путем, это уже не стабильность...

Россия всегда присутствовала на Балканах. Кто избавил балканские страны от турецкого ига? Без России это было бы невозможно. А когда Россия уходит, тут-то и начинается “балканский синдром”...

Я убежден, что активность России на южных рубежах должна быть выше. И не понимаю, почему до сих пор этому не уделялось достаточного внимания. Думаю, новое руководство РФ гораздо четче видит эти задачи.

А. К.: Спасибо, что Вы не забыли о том, что Россия освобождала Балканы. К сожалению, многие, в том числе и наши коллеги-писатели, не желают помнить этого.

В. В.: А знаете, что я Вам скажу: попытки нью-демократов переписывать историю — это работа на мусорную корзину. Историю нельзя ни переписать, ни перелицевать. Ее нужно оставить такой, какая она есть. А сколько дурости совершено! Боролись с историей, с памятниками, с памятью мертвых. Конечно, здесь не требовался героизм. Достаточно бессовестности и наглости. Ты борись с человеком, который сильнее тебя, умнее тебя, и докажи, что ты лучше. Вот для этого нужна решительность. А пинать прошлое — это то, что позволяют себе только подонки. К сожалению, таких немало. Начали крушить памятники. Думали, их самих на освободившиеся пьедесталы поставят. Ничего подобного — их выбросили на свалку истории!

А. К.: Вопрос о статусе русского языка — чрезвычайно болезненный и для 25 миллионов русских, оказавшихся после крушения СССР в рассеянии, и для миллионов других представителей так называемых “нетитульных” наций. Один из лозунгов Вашей предвыборной кампании: предоставление русскому языку статуса второго государственного. Теперь речь зашла о референдуме. Идет ли подготовка к нему, и когда он состоится?

В. В.: Я не отказываюсь ни от одного тезиса нашей предвыборной кампании. Но решать такие сложные — прежде всего психологически — вопросы в течение одного-двух месяцев было бы неосмотрительно. ПКРМ — первая коммунистическая партия в Европе, которая в наши дни пришла к власти под собственным именем. Конституционным путем. Кавалерийские наскоки для нас неприемлемы.

Главная задача, стоящая перед нами, — борьба с бедностью. Люди умирают от недоедания. Я постоянно повторяю: прежде чем говорить с людьми о языке, им надо что-то положить на язык. Сытый человек довольный, добрый, он и послушает, он и поймет... А работа, о которой Вы говорили, идет: готов Закон об официальном статусе русского языка. Это не проблема. Вопрос в том, чтобы подготовить общество. Ситуация такова: 99 процентов молдаван говорят по-русски, а из 38 процентов русскоязычных граждан Молдовы 7— 8 процентов знают молдавский язык. Моя глубинная задача заключается в том, чтобы русский язык обрел свой статус, но чтобы и русскоговорящие считали своим долгом знать молдавский. Не повышать статус одного языка за счет другого, а сделать их равными языками межнационального общения.

А. К.: После образования независимой Молдовы в начале 90-х возникла как бы трехчленная формула, в рамках которой сразу же начала нарастать напряженность, приведшая к Приднестровскому конфликту. Это отношения Молдовы, Румынии и левобережных районов, объявивших о создании ПМР. Как будут строиться теперь отношения Кишинева с Бухарестом и Тирасполем?

В. В.: Разрушили Советский Союз и начали искать, к кому прилипнуть. Наша республика всегда была с кем-то. И вдруг на нас навалилось счастье суверенитета. Мы оказались настолько неподготовленными, что начали искать себе новых “сородичей”. А в связи с тем, что с 1918 по 1940-й здесь властвовали румыны, появилась идея-фикс “Румания марэ” (“Великая Румыния”). В прошлом она принесла крупные неприятности. Объединившись с Антонеску, приверженцы этой идеи чуть не потеряли страну. Когда Антонеску вместе с Гитлером напал на СССР. Известно, что румынские войска вместе с гитлеровцами дошли до Сталинграда. Правда, потом румыны сориентировались и уже вместе с советскими войсками дошли до Берлина. Очень “сильная армия”, которая и в одну сторону идет успешно, и в другую сторону не менее успешно...

В 90-е годы идея “Румания марэ” возникла снова. По сути, это колониальная идея. Она не может иметь перспективы. Потому что ни одному народу не захочется быть чьей-то колонией, чьим-то вассалом. Могу с огромным удовлетворением сказать, что унианистское движение в Молдове поддерживают 5—6 процентов населения. Конечно, если жизнь в Молдове будет ухудшаться, а Румыния совершит резкий рывок вперед (правда, не знаю, за счет чего это у них могло бы получиться), процент унианистов может возрасти. Но превалировать они никогда не будут. Убежден — молдавскому народу хватит для этого мудрости.

А. К.: А как будут строиться взаимоотношения с Тирасполем?

В. В.: Тирасполю, как это ни парадоксально, помогли наши национал-унианисты, национал-демократы. Причудливо совпали интересы: отделение Приднестровья от Молдовы является фактором, позволяющим присоединить Бессарабию к Румынии. За эти годы так называемая государственность Приднестровья развилась до такой степени, что его администрация уже не может от нее отказаться. Переговоры идут очень трудно. Они хотят, чтобы мы шли на равных: два равных субъекта, два равных государства, и даже если мы объединимся, то в конфедерацию. Смирнов — человек приезжий, он не понимает, что оба берега Днестра всегда были вместе. А мы, кто родился на этой земле, знаем историю, традиции. Надо помнить о них, думать о том, что ты оставишь будущим поколениям. А что оставим мы? Разорванную республику?

А. К.: Владимир Николаевич, в 92-м году легионеры из Кишинева шли на левый берег Днестра не с оливковой ветвью. Приднестровская Республика, ее структуры помогли защитить жизни тысяч людей. Наш журнал связан с Приднестровьем давними связями. Я знаю, многие там говорят: Воронину мы доверяем. Но Молдова — парламентская республика. Через четыре года к власти могут прийти другие люди. И что будет с нами, если мы откажемся от суверенитета, от армии? Не получим ли мы новый вариант событий 92 года, но уже без возможности защитить себя?

В. В.: То, что произошло в 92-м — преступление. Коммунисты не раз заявляли это. Действия, предпринятые на левом берегу Днестра, спасли Приднестровье и в какой-то мере нашу Республику от объединения с Румынией, которое могло быть провозглашено де-факто в любой момент. Хотя это и противоречило бы Хельсинкскому акту. Но, знаете, как такие дела делаются: провозгласили — а там, поди, возражай. Вооруженный конфликт я осуждал, осуждаю и буду осуждать. Он оторвал нас друг от друга. А ведь мы могли договориться! Споры вокруг Закона о функционировании языков от 31 августа 1989 года можно было разрешить мирно. Кстати, будучи депутатом Верховного Совета Молдавской ССР, я предлагал приостановить на 20 лет действие Закона на левом берегу. За это время выросло бы поколение, которое спокойно, в школе, выучило бы молдавский. Но случилось то, что случилось. Повторю — военные действия я осуждаю. Но любые войны кончаются миром. Надо сесть за стол и договориться о мире.

Я понимаю опасения приднестровцев. И разделяю — я сам родом из Приднестровья. Моя мать там, я там долгие годы работал. Для меня это не просто территория — нечто гораздо большее. Мы готовы предусмотреть механизмы — в случае изменений в Кишиневе — автономного существования Приднестровья. Если здесь что-то меняется — они уходят.