Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг

Анна была из тех детей, которых легко любить. Ее совершенно не заботили грустные стороны жизни, и она жила настоящим. Эрика, словно маленькая старушка, воспринимала все гораздо серьезнее. Ее всегда поражало, какую энергию и любовь Анна вкладывает в каждую секунду своей жизни, она всегда могла развеять огорчения Эрики, но у нее очень редко хватало терпения посидеть на коленях или позволить кому-нибудь приласкать себя хоть ненадолго. Из Анны получился сумасбродный, неуправляемый подросток, который делал первое, что приходило на ум. Беззаботная, эгоцентричная девчонка. Иногда в минуты просветления Эрика признавалась себе, что она сильно избаловала Анну, опекая ее слишком сильно, но она всего лишь старалась компенсировать Анне то, чего у нее самой никогда не было.

Встретив Лукаса, Анна стала его легкой добычей: ее очаровала внешность, и она не видела малоприятных нюансов, которые скрывались под этой оболочкой. Мало-помалу он убил ее жизнерадостность, ловко и уверенно играя на тщеславии Анны. Теперь Анна, как красивая птичка в клетке, сидела в доме на Остермальме, и у нее совершенно не хватало духу признать свою ошибку. Каждый день Эрика надеялась, что Анна по собственной воле протянет ей руку и попросит о помощи, но до тех пор Эрике не оставалось ничего другого, как ждать и быть готовой. Конечно, самой Эрике в браке повезло не многим больше: у нее за спиной осталась расторгнутая помолвка и жемчужное ожерелье в память о прерванных отношениях. У Эрики внутри как будто что-то щелкало, когда она доходила до определенной стадии отношений. В ней поднималось чувство паники, настолько сильное, что она едва могла дышать, и в результате она собирала свои вещи и бежала, не оглядываясь назад. Но при этом, как ни парадоксально, Эрике всегда, сколько она себя помнила, хотелось семью и детей. Но сейчас ей стукнуло тридцать пять, и ее поезд, похоже, ушел.

Вот чертовщина: она ухитрилась не думать о Лукасе целый день, а сейчас эти мысли сами приползли и кусают ее, как вши. И она прекрасно понимала, что просто обязана разузнать, как в действительности обстоят дела с ее положением с точки зрения закона. Но она слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас. Это дело может подождать до завтра. Она чувствовала острую необходимость провести остаток дня, не загружая себя мыслями ни о Лукасе, ни об Александре Вийкнер.

Эрика достала мобильный телефон и нажала кнопку быстрого набора.

— Это Эрика. Ты дома сегодня вечером? Я подумывала заскочить ненадолго.

Дан сердечно рассмеялся:

— Дома ли мы? Ты что́, не знаешь, что сегодня вечером?

Полная тишина на том конце говорила о том, что Дан в шоке. Эрика тщательно покопалась в памяти, но не смогла припомнить ничего такого особенного в связи с сегодняшним вечером: праздника вроде никакого нет и дня рождения тоже; Дан и Пернилла поженились летом, так что годовщина свадьбы тоже не выруливает.

— Нет, я вообще-то не имею ни малейшего понятия. Просвети, пожалуйста.

В трубке послышался тяжкий вздох, и по этому вздоху Эрика поняла, что великое событие, должно быть, спортивное. Дан был совершенно повернутый болельщик, из-за чего у него с Перниллой иногда даже возникали трения. Эрика приходила к ним по своим причинам — уж конечно, совсем не затем, чтобы торчать целый вечер перед телевизором, наблюдая какую-нибудь бессмысленную спортивную ерунду. Дан был ярый фанат, и поэтому Эрика старательно играла роль ревностной поклонницы ВСО.[3] На самом же деле спорт был ей совершенно неинтересен в общем и хоккей в частности. Но это могло бы огорчить Дана еще больше. А то, что буквально приводило его в исступление — то есть когда ВСО проигрывало, — Эрику вовсе не заботило.

— Швеция играет с Белоруссией. — Он вопросительно вздохнул. Потом вздохнул еще раз совсем глубоко. — Чемпионат Европы, Эрика. Чемпионат Европы. Ты вообще в курсе насчет этого?

— Ну конечно, ты имел в виду матч. Ясное дело, я в курсе. Я подумала, что ты говоришь о каком-нибудь совсем уж неординарном событии.

Эрика сама почувствовала, что переиграла, и дала понять Дану, что не имела ни малейшего понятия о сегодняшней игре, и улыбнулась, представив, как Дан сейчас буквально рвет на себе волосы от такого кощунства. По его мнению, спорт не был тем предметом, над которым можно шутить.

— Я сейчас приеду и посмотрю встречу вместе с тобой, чтобы увидеть, как Сальминг пересекает русскую оборону.

— Сальминг? Ты что, не знаешь, сколько лет он уже не играет? Ты шутишь или как? Пожалуйста, скажи, что шутишь.

— Да, Дан, я шучу. Я тоже не с печки упала. Я сейчас подъеду и полюбуюсь на Сундина. Так тебе больше нравится? Сногсшибательно красивый парень, между прочим.

Он тяжело вздохнул в третий раз, теперь по поводу того, что кто-то имеет наглость судить о гиганте хоккейного мира, тем более не в спортивных терминах.

— Да, приезжай. Но только чтоб не было как в прошлый раз. Никакой трепотни во время матча и никаких комментариев по поводу того, как сексуально выглядят игроки. И раз и навсегда: никаких вопросов типа — носят они щиток на причинном месте на голом теле или поверх трусов. Это понятно?

Эрика подавила смех и сказала нейтральным тоном:

— Честное скаутское, Дан.

Он усмехнулся:

— Ты никогда не была скаутом.

— Ага, и вправду не была.

И она дала отбой.

Дан и Пернилла жили в одном из относительно новых рядных домов[4] в Фалькелидене. Он стоял в шеренге своих собратьев, карабкающейся на самую вершину холма Рабе, практически неотличимый от соседних домов. Это был популярный среди семей с детьми район. В первую очередь по той причине, что отсюда, хоть убейся, не увидишь моря. И поэтому здесь не взвинчивали такие баснословные цены, как за дома поближе к побережью.

Из-за холода вечер совершенно не годился для прогулок, но машина Эрики сильно возражала, когда она заставляла ее взбираться по крутому, но изобильно посыпанному песком склону. И наконец со вздохом облегчения она свернула на улицу Дана и Перниллы. Эрика нажала на кнопку звонка и, казалось, включила звук топотни маленьких ножек. Секундой позже дверь открыла маленькая девочка в длинной ночной рубашке — Лисен, младшая дочь Дана и Перниллы. Эмоции бурлили и кипели через край у Мален — средней дочери, возмущенной несправедливостью того, что дверь для Эрики поручили открыть Лисен. Буря не затихала до тех пор, пока Пернилла из кухни не сказала свое веское слово. Белинде — старшей дочери — было тринадцать лет. Когда Эрика проезжала мимо площади, то видела ее внизу перед холмом у колбасного киоска Аке в окружении парнишек на мопедах. Да, за ней нужен глаз да глаз.

После того как Эрика поочередно обняла девочек, они исчезли так же быстро, как и появились, и Эрика повесила пальто на вешалку в мире и покое.

Пернилла готовила на кухне, с раскрасневшимися щеками и в фартуке с надписью большими буквами «Поцелуй кухарку». Видимо, приближалась критическая стадия готовки, поэтому она лишь рассеянно кивнула Эрике и опять повернулась к кастрюлям и сковородкам, которые бурлили и шипели. Эрика пошла дальше, в гостиную, где, как и предполагала, нашла Дана, утонувшего в диване, с ногами на стеклянном журнальном столике и крепко зажатым в руке пультом дистанционного управления.

— Привет! Я вижу, свинский шовинист мужик сидит и расслабляется, пока супружница до седьмого пота надрывается на кухне.

— Приве-ет! Да, но ты должна знать, что обязанность настоящего мужчины — только показать, где надо поставить шкаф, и рулить домом крепкой рукой. С большинством женщин только таким манером и надо обращаться.

Его теплая улыбка совершенно противоречила сказанному, и Эрика знала, что если кто-то и рулит твердой рукой в доме Карлсонов, то это в любом случае не Дан. Они обнялись и сели на черный кожаный диван, положив, как заведено, ноги на журнальный столик. Они посмотрели четырехчасовые новости в уютной тишине, и Эрика уже не в первый раз задала себе вопрос, как бы это все было, если бы они с Даном жили вместе.

Дан был ее первым парнем и первой большой любовью, они вместе учились в гимназии и три года были неразлучны. Но в жизни цели у них оказались совершенно разными: Дан хотел остаться во Фьельбаке и рыбачить в море, как его отец и дед, а Эрика едва могла дотерпеть до того момента, когда сможет уехать отсюда. Фьельбака ее словно душила, и Эрика знала, что ее будущее где-то в другом месте. Они попробовали держаться вместе какое-то время — Дан остался во Фьельбаке, а Эрика жила в Гётеборге, но их жизни пошли очень разными путями. И после болезненного разрыва им посчастливилось потихоньку выстроить дружеские отношения, которые сейчас, спустя почти пятнадцать лет, превратились в крепкую и сердечную дружбу.

Пернилла вошла в жизнь Дана, когда он все еще мучился, пытаясь смириться с мыслью, что у него и Эрики нет никакого общего будущего. И она появилась именно тогда, когда была нужнее всего, и обожала его настолько, что сумела заполнить по крайней мере часть пустоты, образовавшейся с уходом Эрики. Эрика переживала, ей было больно видеть Дана с другой женщиной. Но со временем она поняла, что это неизбежно должно было случиться рано или поздно — жизнь продолжается.