Том 4. Стихотворения, не вошедшие в Собрание сочинений - Сергей Есенин

3 июля 1916

"В глазах пески зеленые…"

Мальвине Мироновне — С. Есенин

В глазах пески зеленые*         И облака.По кружеву крапленому         Скользит рука.

То близкая, то дальняя,         И так всегда.Судьба ее печальная —         Моя беда.

9 июля 1916

"Небо сметаной обмазано…"

Небо сметаной обмазано*,Месяц как сырный кусок.Только не с пищею связаноСердце, больной уголок.

Хочется есть, да не этого,Что так шуршит на зубу.Жду я веселого, светлого,Как молодую судьбу.

Жгуче желания множатДушу больную мою,Но и на гроб мне положатС квасом крутую кутью.

9 июля 1916

Исус младенец*

Собрала ПречистаяЖуравлей с синицами         В храме:

«Пойте, веселитесяИ за всех молитеся         С нами!»

Молятся с поклонамиЗа судьбу греховную,         За нашу;

А маленький Боженька,Подобравши ноженьки,         Ест кашу.

Подошла синица,Бедовая птица,         Попросила:

«Я Тебе, Боженька,Притомив ноженьки,         Молилась».

Журавль и скажи враз:«Тебе и кормить нас,         Коль создал».

А Боженька нашПоделил им кашу         И отдал.

В золоченой хатеСмотрит Божья Мати         В небо.

А сыночек маленькийПросит на завалинке         Хлеба.

Позвала ПречистаяЖуравлей с синицами,         Сказала:

«Приносите, птицы,Хлеба и пшеницы         Не мало».

Замешкались птицы —Журавли, синицы —         Дождь прочат.

А Боженька в хатеВсе теребит Мати,         Есть хочет.

Вышла БогородицаВ поле, за околицу,         Кличет.

Только ветер по полю,Словно кони, топает,         Свищет.

Боженька МаленькийПлакал на завалинке         От горя.

Плакал, обливаясь…Прилетал тут аист         Белоперый.

Взял он осторожненькоКрасным клювом Боженьку,         Умчался.

И Господь на елочке,В аистовом гнездышке,         Качался.

Ворочалась к хатеПречистая Мати —         Сына нету.

Собрала котомкуИ пошла сторонкой         По свету.

Шла, несла не мало,Наконец сыскала         В лесочке:

На спине катаетсяУ Белого аиста         Сыночек.

Позвала ПречистаяЖуравлей с синицами,         Сказала:

«На вечное времяСобирайте семя         Не мало.

А Белому аисту,Что с Богом катается         Меж веток,

Носить на завалинкиСинеглазых маленьких         Деток».

‹1916›

"В багровом зареве закат шипуч и пенен…"

В багровом зареве закат шипуч и пенен*,Березки белые горят в своих венцах.Приветствует мой стих младых царевенИ кротость юную в их ласковых сердцах.

Где тени бледные и горестные муки,Они тому, кто шел страдать за нас,Протягивают царственные руки,Благословляя их к грядущей жизни час.

На ложе белом, в ярком блеске света,Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…И вздрагивают стены лазаретаОт жалости, что им сжимает грудь.

Все ближе тянет их рукой неодолимойТуда, где скорбь кладет печать на лбу.О, помолись, святая Магдалина,За их судьбу.

‹1916›

"Без шапки, с лыковой котомкой…"

Без шапки, с лыковой котомкой*,Стирая пот свой, как елей*,Бреду дубравною сторонкойПод тихий шелест тополей.

Иду, застегнутый веревкой,Сажусь под копны на лужок.На мне дырявая поддевка,А поводырь мой — подожок.

Пою я стих о светлом рае,Довольный мыслью, что живу,И крохи сочные бросаюЛесным камашкам на траву.

По лопуху промяты стежки,Вдали озерный купорос,Цепляюсь в клейкие сережкиОбвисших до земли берез.

И по кустам межи соседней,Под возглашенья гулких сов,Внимаю, словно за обедней,Молебну птичьих голосов.

‹1916›

"День ушел, убавилась черта…"

День ушел, убавилась черта*,Я опять подвинулся к уходу.Легким взмахом белого перстаТайны лет я разрезаю воду.

В голубой струе моей судьбыНакипи холодной бьется пена,И кладет печать немого пленаСкладку новую у сморщенной губы.

С каждым днем я становлюсь чужимИ себе, и жизнь кому велела.Где-то в поле чистом, у межи,Оторвал я тень свою от тела.

Неодетая она ушла,Взяв мои изогнутые плечи.Где-нибудь она теперь далечеИ другого нежно обняла.

Может быть, склоняяся к нему,Про меня она совсем забылаИ, вперившись в призрачную тьму,Складки губ и рта переменила.

Но живет по звуку прежних лет,Что, как эхо, бродит за горами.Я целую синими губамиЧерной тенью тиснутый портрет.

‹1916›

Мечта*

В темной роще на зеленых еляхЗолотятся листья вялых ив.Выхожу я на высокий берег,Где покойно плещется залив.

Две луны, рога свои качая,Замутили желтым дымом зыбь.Гладь озер с травой не различая,Тихо плачет на болоте выпь.

В этом голосе обкошенного лугаСлышу я знакомый сердцу зов.Ты зовешь меня, моя подруга,Погрустить у сонных берегов.

Много лет я не был здесь и многоВстреч веселых видел и разлук,Но всегда хранил в себе я строгоНежный сгиб твоих туманных рук.

Тихий отрок, чувствующий кротко,Голубей целующий в уста, —Тонкий стан с медлительной походкойЯ любил в тебе, моя мечта.

Я бродил по городам и селам,Я искал тебя, где ты живешь,И со смехом, резвым и веселым,Часто ты меня манила в рожь.

За оградой монастырской кроясь,Я вошел однажды в белый храм:Синею водою солнце моясь,Свой орарь* мне кинуло к ногам.

Я стоял, как инок, в блеске алом,Вдруг сдавила горло тишина…Ты вошла под черным покрываломИ, поникнув, стала у окна.

С паперти под колокол гудящийТы сходила в благовоньи свеч.И не мог я, ласково дрожащий,Не коснуться рук твоих и плеч.

Я хотел сказать тебе так много,Что томило душу с ранних пор,Но дымилась тихая дорогаВ незакатном полыме озер.

Ты взглянула тихо на долины,Где в траве ползла кудряво мгла…И упали редкие сединыС твоего увядшего чела…

Чуть бледнели складки от одежды,И, казалось в русле темных вод, —Уходя, жевал мои надеждыТвой беззубый, шамкающий рот.

Но недолго душу холод мучил.Как крыло, прильнув к ее ногам,Новый короб чувства я навьючилИ пошел по новым берегам.

Безо шва стянулась в сердце рана,Страсть погасла, и любовь прошла.Но опять пришла ты из туманаИ была красива и светла.

Ты шепнула, заслонясь рукою:«Посмотри же, как я молода.Это жизнь тебя пугала мною,Я же вся как воздух и вода».

В голосах обкошенного лугаСлышу я знакомый сердцу зов.Ты зовешь меня, моя подруга,Погрустить у сонных берегов.

‹1916›