Линия длиной 15000 метров - Михаил Задорнов

Нет, перед сном о возрасте лучше не думать. Перед сном по методу аутогенной тренировки о чем-нибудь приятном мечтать надо. Например, о том, что нашего начальника за границу не пустили! А то, как по Средиземному морю — так он с женой, как на картошку — так я с отделом.

Нет, так я вообще не засну!

Надо успокоиться… Немедленно успокоиться. По методу аутогенной тренировки! Посчитать! Про себя… Вот так: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Соседка семь рублей второй год не отдаёт! А на два дня занимала! Одолжите, одолжите! Вологодские кружева, видите ли, ей к лицу! В зеркало б на себя посмотрела! Туркменская паранджа тебе к лицу!!!

Тихо, спокойно! У меня всё хорошо! У меня всё хорошо! И никаких неприятностей у меня нет!

А то, что щётки позапрошлой ночью с моего «Москвича» сняли, — это вовсе не неприятность. Так, небольшое огорчение. По сравнению с тех, что прошлой ночью сам «Москвич» увели. И правильно сделали! Давно пора мне «Жигули» покупать. А тот, кто увёл, пускай сам теперь с ними помучается. Так что у меня всё хорошо! Даже квартиру новую вон в каком отличном районе получили. Двадцать лет в очереди стояли и, наконец, получили. Правда, от центра Москвы далековато, зато к пригородам Ленинграда близко. А дом просто замечательный! Панельный! Крупноцелевой! Два лифта: пассажирский и грузовой. Первый этаж. Прачечная за углом. Замечательная прачечная! Месяц назад сдали семь пододеяльников, вчера обратно получили четырнадцать простынёй.

Но я спокоен! Я спокоен! Я совершенно спокоен. И глаза у меня сами закрываются. Кстати, что это они у меня открыты? У меня же всё хорошо. Сынишка весь в меня пошёл. Захотел курить бросить и бросил. Какая сила воли! В десять-то лет!

Так что я спокоен! Я абсолютно спокоен! И холоден как лёд! Я — лёд! Я замёрз! Потому что у меня короткое одеяло… Но ничего! Сейчас согреемся по методу аутогенной тренировки. Только представим себя чем-то таким, что греет… Я — деньги! Я — деньги! Я — большая куча денег! Господи, хоть как она выглядит — эта куча? Не-ет, разобьюся, но на «Жигули» накоплю! Разобьюсь, но накоплю… Накоплю и разобьюсь!!!

Фу-ты! Весь сон как рукой сняло!

Нет, хорошо этим йогам в их субтропиках! Под бананом сел, полотенцем повязался, лотосом прикинулся, и никаких проблем! А тут? А тут уже будильник звонит. Надо же, как быстро ночь пролетела! Это, наверное, потому, что я её по методу аутогенной тренировки провёл. Вставать пора, а то на автобус опоздаю!

Кстати, вставать после такой бессонной ночи надо только по методу аутогенной тренировки! Вот так… С левой ноги на обе: «И раз! И два!» А теперь про себя быстро-быстро: «Я выспался! Я выспался! Я выспался! У меня всё хорошо!!!))

Итак, пройдена почти вся дистанция. Автор считает, что финишную прямую надо постараться пройти с самым серьёзным к ней отношением, потому что финишная прямая — это самая важная часть дистанции, это подведение итогов, это то, что больше всего волнует самого автора. Итак…

«ФИНИШНАЯ ПРЯМАЯ, ИЛИ АССОРТИМЕНТ ДЛЯ КОНТИНГЕНТА»

АССОРТИМЕНТ ДЛЯ КОНТИНГЕНТА

«Редкая птица долетит до середины. Днепра» — эти слова мы знаем с детства. А теперь представим себе, что Н. В. Гоголь работает в современной газете и ему дают задание написать очерк. Думаю, он постарается передать величие Днепра с гораздо большим чувством патриотизма. Скажем, так: «Редкий представитель семейства пернатых долетит до середины главной водной артерии Украинской ССР». И далее поведает нам о том, как чудна эта артерия при благоприятных метеорологических условиях.

Если бы А. П. Чехов работал в современной газете, он бы тоже не написал так «несовременно»: «В человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и мысли…». Он бы наверняка постарался блеснуть журналистским красноречием: «В человеческом индивидууме всё должно отвечать эстетическим нормам: и морально-нравственный фактор, и внутренние резервы, и изделия текстильной промышленности, и лицевой фасад…».

Конечно, не каждый журналист может писать, как Гоголь. Но каждый журналист должен понимать, как сильно влияют на современный русский язык газеты, радио, телевидение… В словаре Даля более двухсот пятидесяти тысяч слов. А в наше время — статистики подсчитали — журналисты, дикторы и комментаторы пользуются всего двумя тысячами слов. Какое обеднение языка! Безусловно, это удобно: образовать из минимального количества слов расхожие «деловые» выражения и закладывать их готовыми в предложения, как кассеты в магнитофон. Например, слово «лес» требует подобрать к нему эпитет. Какой лес? А «лесной массив» уже не требует никакого эпитета. В крайнем случае «зелёный» — и достаточно. Или слово «поле». Надо подумать, крепко напрячься, чтобы описать это поле. А написал «бескрайние просторы» — и думать не надо, и начальство довольно. Люди, которые каждый день читают газеты, смотрят телевизор, слушают радио, сами начинают невольно употреблять в своей речи скудоумные словообразования.

Однажды за мной на персональной машине заехал директор дома отдыха одного крупного министерства. Вечером я должен был выступать в его доме отдыха. Когда мы сели в машину, я спросил у него:

— Кто у нас сегодня будет в зале?

Он очень важно мне ответил:

— Контингент у нас широкий!

Хотя мог ответить просто: «Зрители у нас разные».

Русское слово «зритель» живое. За ним мы видим людей, которые улыбаются, смеются, грустят, гневаются. А «контингент» — слово обезличивающее. Оно осредняет и подстригает всех под одну гребёнку. Это и зрители, и покупатели, и офицеры, и самураи… Происходит заимствование иностранных слов, которые можно употреблять не думая и которые обедняют наш родной язык, а следовательно, и наше мышление. Потому что в языке отражается образ мыслей человека.

Я задал директору второй вопрос:

— Как у вас кормят?

Не менее важно он ответил:

— Ассортимент у нас богатый!

Хоть опять-таки мог ответить: «Кормят у нас хорошо».

Но, во-первых, он, по-видимому, принимает этот чиновничий язык за красноречие. Во-вторых, ему кажется, что этими словами он как бы доказывает свою принадлежность к номенклатуре крупного министерства. А главное — как человек, не чувствующий языка, он не понимает, что ассортимент — это не еда. Это то, что ест контингент!

Так мы и разговаривали с ним, пока ехали.

— Во сколько выступление?

— Сразу же после вечернего приёма пищи.

— У вас хороший клуб?

— У нас передовой очаг культуры. На двести посадочных мест!

Когда я выступил перед контингентом, после вечернего приёма пищи совершившим посадку в передовом очаге культуры, директор пожал мне руку и с необычайной теплотой сказал:

— Благодаря вам мы оптичили ещё одно мероприятие!

Признаться, я не сразу понял, что слово «оптичить» значит «поставить за мероприятие галочку». Но ему на всякий случай ответил: «А вас разрешите оспасибить!» Он даже не улыбнулся. По-моему, подумал, что теперь так «в кругах» говорят. И с тех пор, я думаю, сам оспасибливает всех направо и налево.

После этого случая я стал всё чаще замечать, что продавщицы в магазинах не говорят «посуда», а говорят «посудный инвентарь». Не говорят «ковёр», а говорят «ковровое изделие». В профсоюзных и комсомольских организациях процветает словообразование «охваченные взносами». В автобусах то и дело слышится выражение «обилеченный пассажир». В некоторых загсах молодожёнов после регистрации называют «обраченными». Даже детские врачи стали говорить детям, что им нужно «увеличить калораж питания». По-моему, ребёнок, услышав такое, вообще может перестать есть.

Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит и на тех, кто издаёт бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры: «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утверждённого набора продуктов на одного учащегося». Стыдно, очень стыдно! Вместо того чтобы хорошо кормить учащихся, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством.

Поэтому подобный осквернённый русский язык и входит в нашу жизнь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста — сибирская стройка, с другой — Дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам наконец пришлёте рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «По этому вопросу мы уже второй год владеем обстановкой!»