Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год - Вокруг Света

Номер журнала с материалом об иностранных рабочих отец демонстративно выбросил в ведерко для торфяных брикетов. А фотографии получались впечатляющие: ржавые потеки на давно не крашенных стенах, рыжие тараканы в умывальнике, ободранные обои, металлические койки с продавленными сетками.

...Мысли Гуго прервались: внизу тройка вороных коней вынесла к оранжевому домику подъемника возок с яркими мазками лыжных курток. Из возка выпорхнула стайка девушек, окруживших стройного рослого парня. Парень скинул на руки девчонкам длиннополое меховое пальто.

Парень был, по-видимому, опытным спортсменом: девушки вышли на нижней площадке, а он отправился выше. Уже стало видно, как небрежно сидит он в кресле подъемника с пристегнутыми к ботинкам лыжами. Гуго разглядел желтые брюки с черной полосой. Неужели из сборной? Да нет, те тренируются сейчас в Планице. Вот видна летящая звезда на концах лыж — знак лыж экстракласса фирмы «Кнайсс». Он что-то показывал итальянцам вдоль трассы, наверное, куда подбросить снегу. И при этом бросал каждому по бумажке из толстой пачки. Гуго подрегулировал резкость бинокля, пытаясь различить цвет бумажек. Зеленые — по пять марок каждому?

Наверняка эта щедрость обеспечивалась не природной доброжелательностью, а семейными миллионами в банке. За неделю жизни в Хаммертале лицо и руки Гуго покрылись черным загаром, но такой ровный шоколадный цвет лица, как у этого парня, приобретения среди зимы на Майорке или на Багамах.

Качнулась люлька подъемника. Парень легко соскочил с кресла, не взглянув на подставленную руку. Гуго показалось очень знакомым его лицо. Может быть, все-таки спортсмен? Или это сын миллионера Мюнеманна? Этих богачей тренируют олимпийские чемпионы, фотографии и тех и других чуть не, каждый день мелькают в газетах.

«Молодой Мюнеманн» подошел к краю площадки и палкой помахал девицам. Затем вновь направился к подъемнику.

— Вы, вероятно, знаете эту трассу? — спросил Гуго. — Здесь очень крутой склон. Ночью подморозило. Я часа два назад спускался, скольжение — как по ртути идешь. Стоит притормозить у желтого флажка, чтобы не вынесло на камни у тропы Байрета..

Парень снисходительно махнул рукой.

— Кто на верхней площадке? Старина Мориц? Тоже будет читать лекцию. Знаешь что, парень? Ты лучше через десять, нет, через двенадцать минут дай знак девочкам внизу, чтобы посмотрели, как я буду проходить виражи.

Он сунул ошеломленному Гуго бумажку в руку и, не обернувшись, плюхнулся в подошедшее сзади кресло.

— Закройте перекладину! — крикнул вслед Гуго, но «Мюнеманн» не обратил внимания.

«Ну и шут с ним!» — Гуго перевел взгляд на банкнот.

Пять марок! У этого щеголя, видать, один тариф за все услуги. Гуго ему не лакей. А кто? Здесь, на зимнем курорте, пока, канатная дорога в порядке, и работы-то настоящей нет. Все — для тех немногих, кому по карману прокатиться по трассе Хаммерталь.

Черная фигурка застыла на фоне неба. Гуго перегнулся через перила и подал знак: ахтунг!

Классный старт: словно из пращи брошенное вперед тело. Лыжи параллельны. Колени вместе. Парень шел, не сбрасывая скорости, только у желтого флажка почти неуловимо качнул плечами и пронесся в метре от торчавших из-под снега черных валунов. Снежные брызги прочертили на бирюзовом небе пушистый белый след, словно от реактивного истребителя.

Вот он проскочил Гуго. Уже проходит итальянца с лопатой. И тут — непростительная ошибка! — левый ботинок ушел вбок заметно позже правого. Так и есть — сверкнули сиреневые плоскости с металлическим кантом, захрустело дорогое дерево, щелкнули маркеры, «Мюнеманн» распластался на снегу, как яичница.

Правая лыжа облегченно поспешила вниз, из снега медленно поднялась нелепая фигура — снег перемешался с прядями длинных каштановых волос, льдинки застряли в толстой шерсти свитера — настоящий снеговик.

И напоенный хвойным ароматом воздух долины огласился грубой баварской бранью. Проваливаясь в тонком насте, размахивая палками, горнолыжник в несколько прыжков подскочил к итальянцу:

— Ты нарочно помешал мне, свинья! Лучше бы я задавил тебя, как собаку. Ты заплатишь мне за лыжи! Всё — до последнего пфеннига!

Внизу суетились девушки. Итальянцы, цепочкой выстроившиеся вдоль склона, угрюмо и молча вскинули головы. Для всех, кто смотрел снизу, перепад высот скрадывал происшедшее, и казалось, что рабочий действительно помешал.

— Я умою твою рожу, шарманщик! — «Мюнеманн» замахнулся палкой.

Гуго спрыгнул с площадки. Снег хватал за ноги, в висках стучали молотки, сахарная крутизна с зеленой каймой качалась перед глазами. Со всего разбега Гуго врезался в разъяренного баварца, опрокинул его в снег и выхватил из рук палку.

Итальянец растерянно разводил руками и что-то говорил, указывая на лежащего в сугробе человека.

Гуго дружески хлопнул его по плечу:

— Аванти, компаньо!

Потом повернулся, бросил на наст зеленую пятимарковую бумажку и проткнул ее острым концом палки. Теперь ему уже никогда не стоять на верхней площадке трассы Поммера.

Полчаса чистого неба

Третий день кисла погода, а вместе с ней и мы. Мелкий сеяный дождичек то переходил в крупный, сбивавший последние желтые листья, то вдруг прекращался, и ветер начинал гнать по небу клочья облаков.

Тогда мы немного оживали — может, развиднеется. А нам всего-то и нужно было полчаса чистого неба. Полет давным-давно был проработан, расписан и разыгран, но мешала погода, вернее ее отсутствие, и мы снова отрабатывали здесь, на земле, наши действия, зная, что осеннее небо не даст нам много времени.

Прыжок, который должен был совершить парашютист-испытатель Валерий Галайда, был очень нужен — им заканчивался комплекс испытаний нового парашюта. И вот теперь некстати испортившаяся погода мешает завершить удачно прошедшие испытания.

Самолет, с которого должен прыгнуть Валерий, буду пилотировать я. Дождь действует нам с Галайдой на нервы, а товарищ Валерия сидит в ангарчике под брезентом, спокойно сложив руки на груди. Ему безразлично, идет ли дождь или светит солнце — лицо его остается бесстрастным, это манекен, до поры до времени заменявший испытателя в ответственных прыжках. Но теперь в воздух уйдет человек, и мы снова склоняемся над картой...

Значит, так, первый заход холостой, чтобы «прицелились» кинооператоры. Второй — для работы. Надо точно рассчитать, когда и где дать команду штурману на открытие грузового люка самолета, чтобы киносъемка зафиксировала все этапы прыжка.

И снова взгляд на небо: не просветлело ли, не поднялась ли облачность...

На аэродром, где мне отныне предстояло работать, автобус привозил испытателей к вечеру. В гостинице мне выделили отдельный номер. В комнате было чисто и тепло, за окнами мягко сыпал крупный снег, а я одиноко сидел в своей комнате и тоскливо глядел в темноту окна на заснеженные сосны.

В дверь постучали. Вошел невысокий темноволосый человек, которого в автобусе все окликали «Валера, Валера!». Вошедший представился:

— Галайда.

Я назвал себя.

— Насовсем к нам или в командировку? — спросил Галайда.

Я ответил.

— Знаешь что, — сказал Валерий, — пошли ко мне пить чай. Ребята в кино уехали, одному сидеть скучно, да и тебе, я вижу, не очень-то весело.

Пока Валерий доставал из шкафа сухари, сахар и банку с вареньем, я потихоньку осматривался. У стены стоял кульман с приколотым к доске начатым чертежом. На стенах — выполненные в резкой, жесткой манере рисунки углем: заснеженный лес, снаряжение парашютиста, брошенное на кресло. Под потолком очень красивые светильники.

— Мы ведь здесь подолгу живем, — объяснил Галайда, перехватив мой взгляд, — вот и создаем уют сами. А то казенно как-то было. — Валерий размешивал чай, исподволь расспрашивал меня, рассказывал сам, как, прыгнув впервые в жизни, навсегда полюбил парашютный спорт, стал испытателем и прыгает уже двадцать лет. Он говорил, а у меня в голове все крутилась его фамилия — Галайда. Где-то я ее уже слышал и наконец вспомнил: я же читал о нем... Валерий в числе первых пятнадцати человек в мире перешел рубеж — две тысячи прыжков, из них только испытательных выполнил полторы тысячи! Неоднократный рекордсмен мира, много раз катапультировался из реактивных машин на большой скорости, причем первое катапультирование совершил всего на двадцать девятом прыжке, прыгал с различных типов самолетов...

С этой встречи и началась наша дружба.

Мне часто приходится возить парашютистов-испытателей «на высоту», и в небе, когда они уже покинут борт самолета, я легко их различаю: вон в ярком белом шлеме Борис, вон Саша — у него в падении характерная группировка — он крупный, а в воздухе сжимается в комочек. Однажды, сбросив парашютистов и делая над ними традиционный вираж, я вдруг не увидел Валерия. Двух парашютистов вижу, на одной почти высоте со мной, третьего нет. Запрашиваю землю. Отвечают: «Третий приземляется».