Джефферсон - Игорь Ефимов

Это показывает, что многие готовы отдать, если понадобится, свои жизни для служения отчизне.

Это показывает также, что движение не слабеет, что народный пыл невозможно подавить, убив одного ребёнка и ранив другого».

Февраль, 1770 

«До нас дошёл слух, что недели две назад в Албемарле дом Томаса Джефферсона, эсквайра, сгорел до основания вместе со всеми книгами, бумагами, мебелью и т. п. Джентльмен понёс большие убытки. Он был в отъезде, когда случилось это несчастье».

Март, 1770 

«Я послал Вам немного абрикосовых и персиковых черенков и отростки виноградной лозы, лучшее из того, что у меня имелось; велел также Вашему посланцу заглянуть к моему соседу и спросить, не найдётся ли чего-нибудь и у него. Кроме того, Вам доставят два каталога Фулиса. Миссис Уайт пришлёт семян садового горошка.

Вы переносите своё несчастье с такой стойкостью, что я уверен, сумеете одолеть все затруднения, в которые оно Вас повергло, и предвижу даже, что Вам удастся извлечь из него кое-какие выгоды».

Весна, 1770 

«Я провёл подсчёты того, сколько негров погибает во время транспортировки в Америку через океан. Какое лицемерие со стороны Англии — поддерживать и развивать эту позорную коммерцию под предлогом улучшения торговли с Гвинеей. Британия гордится своими добродетелями, своей приверженностью свободе, беспристрастием своих судов, но хоть бы раз они освободили от рабства хоть одного негра. Мне было отрадно узнать, что в Северной Америке движение за отмену рабства набирает силу. В Англии тоже появлялись аналогичные выступления в печати, и можно было надеяться, что со временем будут приняты законодательные меры для отмены его».

АПРЕЛЬ, 1770. ШАРЛОТТСВИЛЛ, ВИРГИНИЯ

— Итак, ваша честь, история рождения моего клиента подтверждена записями в книгах хозяина его матери и не вызывает сомнений. Установлено, что бабка его была мулаткой, рождённой белой женщиной от негра. Установлено также…

— Вы хотели сказать, мистер Джефферсон: «…рождённой белой женщиной, которую изнасиловал негр».

— У нас нет никаких объективных данных, подтверждающих факт изнасилования.

— Позвольте, здесь ясно сказано, что впоследствии у этой женщины были другие дети. Нормальные белые дети от белого отца.

— О чём же это говорит?

— Разве вам неизвестно, что женщина, добровольно уступившая негру, никогда уже не сможет иметь белых детей?

— Это всего лишь народное поверье, ваша честь. Наукой оно никогда не проверялось и не доказывалось.

— Слишком вы ещё молоды, мистер Джефферсон, чтобы подвергать сомнению то, во что верили наши отцы и деды. Для меня их «поверья» в десять раз убедительнее ваших так называемых научных фактов.

Судья со стуком откинул крышку табакерки, запустил в нос щепотку табаку и, зажмурясь, втянул воздух, уже заранее разворачивая покрытый пятнами платок. Оглушительное «апчхи» сотрясло всё его костлявое тело, выплеснуло слёзы из зажмуренных глаз.

Джефферсон оглянулся на скамью, стоявшую в глубине комнаты. Сэмюэл Хоуэлл так же неподвижно сидел там, прижавшись спиной к синей дощатой стене, испещрённой тёмными луковицами сучков. Камзол на нём был явно с чужого плеча, под мышкой серела свежая штопка, даже пуговицы, похоже, пришлось обрезать с чьих-то обносков и наспех пришивать самому. Зато купленный в лавке шейный платок слепил глаза красно-белыми полосами и новизной. Джефферсон накануне пытался уговорить Хоуэлла не являться в суд, но тот только вежливо улыбался и качал головой. Ведь должен он был показать судье, какая светлая у него кожа, какие приличные манеры и платье, как непохож он на обычного негра. Библия, зажатая под мышкой, должна была поведать всем о том, что этот молодой человек к тому же ещё умеет читать и верит в Бога.

— По закону колонии Виргиния ребёнок наследует статус матери, а не отца. — Джефферсон теперь смотрел прямо в красноватые с набрякшими веками глаза судьи. — То, что бабушка моего клиента оставалась в рабстве до тридцати одного года, уже было нарушением закона. И то, что мать его постигла такая же судьба, нужно признать явной несправедливостью. Неужели же из цепи несправедливостей мы должны сделать правило и заранее обречь на тяготы рабства не только самого Хоуэлла, но и всех его детей, внуков и правнуков?

— Уж коли вы заговорили о справедливости, мистер Джефферсон, неплохо было бы подумать и о новом хозяине вашего Хоуэлла. Он купил себе раба, честно заплатил за него сколько положено, и вдруг выясняется, что раб ему не принадлежит и вообще никому принадлежать не желает. Что какой-то безответственный болван обучил негра чтению, и тот теперь пытается увильнуть от работы, прикрывшись страницами священной книги. Кто же вернёт хозяину его деньги? Вы? Я? Мистер Уайт?

Джордж Уайт скользнул глазами по уставленному на него жёлтому пальцу и снова уткнулся в бумаги. С самого начала слушания дела лицо его приняло устало-брезгливое выражение, углы сухого рта застыли в горькой усмешке. Хозяин Хоуэлла, нанимая его, не предупредил, что адвокатом противной стороны будет его ученик и близкий друг, и теперь Уайт был полон досады на себя за то, что так глупо попался. В бедной новостями колониальной жизни подноготная всякого мало-мальски известного человека скоро делалась всеобщим достоянием, и из простого знания дружеских и родственных связей дошлый делец мог извлечь тысячи выгод — найти нужную протекцию, наложить лапу на выморочное имущество, нагреть руки на семейной ссоре или вот так, в опасном для себя деле свести у судейского стола двух друзей в расчёте на их взаимную уступчивость.

— …Человеческие законы, — говорил Джефферсон, — создаются людьми. Удобство и безопасность совместной жизни людей — вот главная цель закона. Когда закон перестаёт удовлетворять этой цели, люди — если только у них хватает разума и силы воли держать свои страсти в узде — собираются вместе и по общему согласию изменяют закон. Поэтому мы видим человеческие законы постепенно меняющимися от века к веку, от поколения к поколению. Сегодня закон разрешает одному человеку иметь другого в рабстве, завтра, может быть, запретит. Неизменными остаются только законы природы. И в соответствии с этими главными законами мы знаем, что каждый человек по природе своей свободен. Что он рождается свободным, и свобода его включает в себя право распоряжаться своей личностью, своими силами и способностями по собственному усмотрению.