Месть подают холодной - Наталья Александрова

Света насторожилась.

— Ирочка очень хорошенькая и умница, закончила платное отделение при институте Герцена. Знает два языка. И в прошлом году она познакомилась с английским моряком.

Корабли приходили с визитом вежливости, и девушек приглашали переводить. Такой милый молодой человек, Джулиан, мама и папа имеют ферму в графстве Йоркшир. Дети влюбились с первого взгляда, и вот как раз сейчас Ирочка получила диплом и собралась ехать в Англию к жениху. Прелестная девушка, английские папа с мамой просто в восторге от будущей невестки. Но вот интересно, как изменится их мнение, если они узнают, что в шестнадцать лет Ира попала в плохую компанию, увлеклась наркотиками и даже была задержана однажды в ночном клубе и в состоянии сильного наркотического опьянения привезена в двадцать третье отделение милиции города Санкт-Петербурга, о чем имеется запись в протоколе от семнадцатого марта одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

Каморный весело посмотрел на побледневшую Свету и продолжил:

— И еще так некстати случившийся в отделении репортер успел щелкнуть юную наркоманку в таком виде, что чопорные англичане копыта отбросят, когда увидят фотографию.

Света не издала ни звука, Каморный даже удивился такой выдержке.

— Вы с сестрицей, конечно, можете надеяться, что если Джулиан любит свою невесту, то не посмотрит на ее прошлое — с кем по молодости не бывает? И даже родители, когда увидят Ирочку воочию, изменят свое мнение.

Так вот, напрасно вы на это надеетесь. Ни хрена они не изменят мнение, потому что ни Джулиану, ни респектабельным родителям просто не дадут возможности узнать Ирочку поближе. Англичане вообще не любят пускать на свой остров чужих, в особенности молодых женщин сомнительной репутации. Если не ошибаюсь, Ирочке как раз в эти дни оформляют визу? Как думаешь, какой ответ даст консульство, если послать им фотографию шестнадцатилетней наркоманки и копию протокола?

Каморный с нетерпением ожидал взрыва, рыданий, того, что Света бросится на него с кулаками. Именно эти минуты он, сам себе не признаваясь, находил самыми приятными в своей работе. Опасаясь нападения, он даже отошел в угол комнаты, но Света молчала, отвернувшись. В глубине души Каморный несколько растерялся — он исчерпал все свои аргументы, а результата пока не достиг. Наконец она повернулась и посмотрела на него пристально. Взгляд ее Камерному понравился. Хороший взгляд, прямой и честный, чувствовалась, что его обладательница, не задумываясь, разорвала бы Каморного на куски или переехала автомобилем, причем сделала это своими руками, никому не поручая, и не надеясь на посторонних.

— Ты понимаешь, что я готова сделать все, чтобы Ирка уехала из этой паршивой страны?

— Понимаю, дорогая, иначе я не стал бы затрагивать этот вопрос.

— Ты понимаешь так же, что если ты по злобе или подлости характера все же сделаешь так, что ей не дадут визу, то мне станет нечего терять.

Каморный еще раз заглянул ей в глаза и согласился.

Далее, отвечая на его наводящие вопросы она рассказала, что копию видеокассеты ее просил достать Антон Ребров, доверенный помощник Вадима Крутицкого, ныне покойного. Зачем ему это было нужно, она, Света, понятия не имеет.

— Доверенный помощник, говоришь… — задумчиво бормотал Каморный. — А откуда ты его знаешь? Спала с ним, что ли?

— Ты не поверишь, но не спала и не собираюсь, — устало улыбнулась Света. — Просто в детстве мы жили в одном доме.

— А как он живет сейчас? — заинтересовался Каморный. — Семья, дети, какая квартира?

— Откуда я знаю! — Света пожала плечами. — Я сказала, что знала, а теперь — проваливай. И помни наш уговор: мне терять нечего.

Света Малькова, сколько себя помнила, всегда считалась старшей. Это внушили ей родители лет примерно с четырех, когда родилась младшая сестренка Ирочка.

«Ты старшая, — говорили ей, — и должна понимать, что младенцу нужен покой, поэтому нельзя прыгать и играть в шумные игры».

«Ты старшая, — говорили ей, по прошествии шести лет, — и должна не бегать с подружками, а присматривать за сестрой во дворе, не отпуская ее от себя ни на минуту».

«Ты старшая, — твердила мать, — и должна вовремя приводить сестру из школы и контролировать приготовление уроков».

И Света все делала, не потому что была особенно послушным ребенком, а потому что действительно чувствовала ответственность за младшую сестренку. Родителям было некогда: отец часто ездил в командировки, а мать работала, но все как-то неудачно — какие-то у нее все время были проблемы с работой, потому что была она человеком взбалмошным и долго не могла ужиться ни в одном коллективе. Она часто меняла места работы и, не имея специального образования, устраивалась то техником, то секретаршей, то вообще лаборанткой. В первое время шла она на новую работу как на праздник и по утрам, тщательно накладывая макияж перед зеркалом, рассказывала дочерям, какие замечательные работают люди в ее новом коллективе, какая в отделе творческая атмосфера и здоровый психологический климат. Так продолжалось несколько месяцев, после чего мать начинала приходить с работы взвинченная, начальника называла старым козлом, сотрудники мужского пола становились у нее хамами, а сотрудницы — все поголовно стервами и старыми грымзами. Заканчивалось все тоже всегда одинаково — мать увольнялась по собственному желанию и проводила время, лежа на диване с телефоном в одной руке и с сигаретой в другой. Потом она оживала, говорила, что ей осточертел быт — все эти кастрюли и грязное белье, и история с устройством на работу начиналась по новой. Естественно, при такой сложной жизни матери некогда было заниматься дочерьми.

И Света учила Ирочку самым необходимым вещам: кататься на двухколесном велосипеде, собирать кубик Рубика, читать, потом, лет в двенадцать, — красиво укладывать волосы и красить ресницы.

Когда Свете исполнилось семнадцать и она заканчивала школу, а Ирка вступила в беспокойный возраст тинейджеров, родители не придумали ничего лучшего, как развестись.

Дело происходило летом, Ирочку отправили в пионерский лагерь, а Света сдавала выпускные экзамены. И вот, как раз перед математикой родители и огорошили ее известием.

— Вы что — рехнулись? — только и нашлась она что сказать.

Мать бегала как безумная по комнате, беспрерывно куря и рассыпая вокруг пепел, отец морщился и отводил глаза.

— Выйдем на балкон, — кивнула ему Света.

— Ты соображаешь, что делаешь? — накинулась она на него злым шепотом. — На кого ты нас оставляешь? Ведь она же совершенно не умеет жить!

Отец промямлил что-то по поводу того, что он будет присылать деньги.

— Сколько? — агрессивно наступала на него Света. — И потом — что значит — присылать?

Отец пробормотал, что да, он переезжает жить в Москву — не случайно ездил так часто туда в командировки, поняла Света. Он все оставляет им — квартиру, имущество, а сам начинает с нуля — на новом месте, с новой женой.

— В одной семье порядка не навел, так и в другой ничего не получится! — зло прошипела Света.

— Стерва какая выросла! — отшатнулся он.

— Заткнись! — закричала дочь уже в полный голос. — Ирка еще маленькая совсем, кто ее будет растить? Ты об этом подумал?

Отец только махнул рукой и через несколько дней уехал, а у матери, как Света и опасалась, началась сильнейшая депрессия. «Ей только повод дай себя пожалеть!» — зло думала Света. Иру оставили в лагере еще на одну смену, а про то, что Света сдает выпускные экзамены и нужно как-то определяться с дальнейшей учебой, родители просто забыли.

Мать валялась на диване, нечесаная и курила так, что Свете хотелось иногда вызвать пожарную команду. Потом мать стала куда-то уходить надолго, Свете некогда было за ней следить. Выпускные она сдала кое-как, о поступлении в институт нечего было и думать — ни денег нет платить репетиторам, ни времени на подготовку, да и желание пропало.

Прошел месяц, Света с недобрым чувством ждала приезда младшей сестры, и предчувствия ее не обманули. Узнав новости, Ирка стала проводить время так же, как мать, — рыдала и валялась на диване, только что не курила. Они вообще с матерью были похожи не только внешне — обе имели неустойчивый, слишком эмоциональный характер, только мать была неуживчива и неприятна в общении, а Иришка была человек легкий, только слишком сентиментальный.

Денег от отца не поступало, и тогда Света позвонила ему в Москву и задала прямой вопрос, на который получила такой же прямой и достаточно холодный ответ. Отец сказал, что все деньги, что были отложены у него — три тысячи долларов, — он оставил матери, и что неужели за два месяца они уже кончились, и пусть Света передаст матери, что он не Рокфеллер, и не может содержать их как королев.

Света похолодела и повесила трубку. Матери не было дома, Света перевернула вверх дном всю квартиру и нашла деньги, вернее, то, что от них осталось — немногим больше тысячи баксов. Как выяснилось позже, остальное мать уже успела потратить на всевозможных колдунов и экстрасенсов, которые обещали ей вернуть мужа с помощью самых различных способов. Деньги ушли как вода в песок, а муж и не собирался возвращаться. Света забрала остатки долларов и, в свою очередь, спрятала их так, что ни матери, ни Ирке ни за что было их не найти. С Иркиной депрессией она расправилась быстро — схватила сестру за волосы и выволокла в ванную под холодный душ — все как рукой сняло, а потом отправила в школу — благо наступило первое сентября. Руки чесались устроить такую же трепку матери, но Света прикинула свои возможности и отступилась: мать, несмотря на тонкую душевную организацию, имела приличный вес и комплекцию плотную — в свое время и начала из-за этого курить, надеясь отодвинуть надвигающуюся полноту.