Эльге, до востребования - Елена Шевченко

– Если любишь, сможет. У тебя мещанский взгляд на любовь! Газета утром, чай.

– И семья, которая понимает тебя без слов. И еще ты герань на окне забыла. И камни в шкафу, которые вы порознь собирали в детстве, а потом объединили их в одной коробке. Мне кажется, любовь – это одинаковая кровь.

– Ты неправ. Люба говорит, что это сейчас мы думаем, что всего четыре группы крови. А их больше, намного больше. И получается, по-твоему, что выбирать тебе из двух человек. А сейчас все знают, что групп – восемь!

– И выбирать не нужно. Просто почувствуй, что тебе хорошо! Тебе, да-да, комфортно, знаю, будешь протестовать против этого слова. А оно хорошее. Представь, как жить с человеком каждый день, а не только пройтись по бульвару, если он не так ест, не так пьет чай, не любит прогулки на бульварах по воскресеньям, а тебя весной так и тянет, как тогда?

– Разделить его интересы.

– Да ты герой. Не зря тебя назвали Эльгой – Воительницей. Ты стала взрослой. Как раньше говорили, отроковица. И потому говорю с тобой, как со взрослой. Семья это не только любовь между двумя людьми. Человек, с которым ты будешь всегда, должен принять твою семью, а ты – его семью. Две семьи станут родней, семья станет огромной, размером с мир, и другого мира тебе не захочется. Ты будешь любить его родителей, как нас, его сестер, его братьев, далеких и близких, а он отвечать за нашего Алека, и его будущих детей, и все друг друга будут любить.

– Как ты теток?

– Они мои сестры.

– А почему они не выходят замуж?

– Встречаются им не те. Не родня.

***

Бабушка любила рассказывать историю женитьбы своих родителей. Она ей казалось романтичной. Мама ее, самая младшая из сестер Якубович, приехала в Москву позже всех.

В Риге девочек в институты не брали, оставались только женские курсы, а вот в Советской России было полное равенство. Брат уже перебрался к какому-то дальнему родственнику в Царицыно, в Подмосковье, девочки остались в Митаве одни. Училась она хорошо, в художественной самодеятельности участвовала, пела прекрасно, танцевала на праздниках в гимназии латышские танцы, потому классная дама что-то там схитрила и после шестого класса выдала ей свидетельство об окончании полного гимназического курса, правда, пришлось и год рождения подделать. Словом, стала на год старше.

И сразу отправилась в Москву, чуть ли не с вокзала побежала сдавать документы в университет. И тут мечты Реи Якубович разбились: иностранцев не принимают, а ныне Латвия суверенное государство. За неделю она обошла все начальство, но ответ был один: «С видом на жительство на учебу не принимают».

Теткам, ее старшим сестрам, пришла в голову гениальная идея, эту историю Эльга знала с их слов, а папа с мамой не хотели ее помнить. Все просто – заключить фиктивный брак и получить гражданство, и тогда путь к знаниям будет открыт. Вот Арон и женится, он не первый день знает их семью, должен помочь.

Но вот опять незадача. Брак с иностранкой! Нужны еще бумажки, разрешение посольства и прочее, никто в загсе не хочет связываться, проще отказать – не положено, и все.

И тогда они решили рвануть в Подмосковье, в Царицыно, где уже работал старший брат моей иностранной в те годы прабабушки. Там законы соблюдались кое-как. Местный писарь их и вовсе не знал, да и подзабыл, что Латвия уже не Российская империя, в пригороде все оставалось постарому. Поженим, – сказал писарь-старичок.

И вот уже решающая минута. Сейчас их объявят мужем и женой, но вредный старичок по старинке сообщил, что ей присваивается фамилия мужа. Мама сразу возмутилась: «Никогда!» Служка предложил наоборот. Папа тоже уперся: «Не будет он носить фамилию жены». Служка не выдержал и погнал их прочь. Если они на берегу не договорились о фамилии, то как же они дальше жить будут?

На улице мама разрыдалась, а папу осенила очередная гениальная идея. Двойная фамилия, двойная! И побежали обратно, пока ЗАГС не закрылся. Час они уговаривали старичка зарегистрировать их отношения, тот сомневался, но настойчивость брачующихся победила. Удалось убедить его в своих чувствах. А, может, они тогда и сами поверили? А может, это просто семейная легенда? Или они скрывали свои слишком громкие чувства от всех. Через неделю после свадьбы молодая жена блистательно сдала экзамены в университет. Она была счастлива, ей повезло, позже именами ее учителей назвали улицы в Москве.

***

В тот день чай с мятой пили на веранде. Папа затеял разговор о новых переводах Стендаля. Тетки были против переводов, мол, искажает подлинник. Алек, быстро съев пирог, куда-то сбежал. А она сидела молча. Родители и тетя Мина ушли в сад, громко, чтобы все слышали, как они заняты собой, обсуждая сорта яблок. Только бабушка Валерия, Генриетта, осталась спокойно дремать в кресле. Эльга видела, как старшие поглядывают на них. Но она молча пила чай, как и Он. И он слова не сказал.

Вечером Вульфсоны засобирались в Москву. Их уговаривали остаться, мол, все поместятся, да вдруг последнюю электричку отменят, но они все же решили ехать.

Папа пошел провожать, не предложив ей сопровождать его. Долго прощались у калитки, она улучила мгновение, взяла Валерия за руку и тихотихо сказала:

– Я буду писать, адрес пришли. Мы в августе из Митавы вернемся.

И я тебе сразу напишу.

Он пожал ей руку. Никто не заметил, и потому она не стала отнимать руки. А потом все стали целоваться на прощание, началась суматоха, уже опаздывали на электричку, надо было почти бежать.

***

Ей казалось, что потом она скучала на даче. На самом деле ей было не просто тоскливо, ей было больно и обидно. Она не поняла, что же она сделала не так, чтобы Валерий, намекнув на чувства, тут же отвернулся от нее. Она и мечтать не могла о его ухаживаниях. Но он сам предложил ему писать. Это же не просто так. А потом замолчал.

И не так уж ей скучно было на даче. Много лет спустя его двоюродный брат вспоминал: «Валерий Вульфсон-Дамье – мой двоюродный брат по отцовской линии. С ним мы познакомились в один из предвоенных годов в Переделкино (Моск. обл.), где проводили летний отдых наша бабушка Генриетта с внуками Валериями. Мой двоюродный брат был сыном замечательных родителей – героя-полярника Вульфсона, трагически погибшего на острове Врангеля и ассистентки знаменитого профессора Плетнева Мины Григорьевны Дамье (родной сестры моего отца). Валерий Вульфсон-Дамье во время нашего с ним знакомства был московским школьником средних классов. Он отличался смышленостью и добродушным, покладистым характером. Лето в Переделкино запомнилось мне приятным общением с бабушкой и братом, редкими патефонными пластинками с записями арий и романсов в исполнении замечательного бельканто Яна Кипура, освоением езды на велосипеде, принадлежавшем моему брату… и несносным ежедневным (дважды в день) приемом свежего коровьего молока (в качестве чудодейственного лекарства от всех болезней)… Позже мы с моим братом возобновили нашу дружбу. Бабушка Генриетта настолько плотно опекала моего тёзку, что он часто разводил руками и бормотал: «Лас мих ин руй!» (оставь меня в покое!) Надо пояснить, что они в основном разговаривали по-немецки (так они привыкли во время многолетнего проживания в Латвии)».

А на самом деле неделя выдалась скучной. Альке купили велосипед, и он пропадал с утра до ночи на улице. Письма из Ленинграда не приходили, понятно, там же вступительные испытания. Папа не приезжал, их министерство работало и в воскресенье. Оставалось только читать книжки. Эльза и Лейба, на которых оставили детей, радовались. Все они говорили, рано или поздно Эля будет интеллектуалкой. Вот Стендаля читает.

А ей не нравились эти зануды Фабрицио и Сорель, невыносимые они, только себя и любят.

Заточение закончилось 18 июня. Пора было в Москву, собираться в Митаву, через три дня отъезд – впервые заграницу.

Романтические бредни, как называла мама французские романы, сделали свое дело, и ей мечталось, что в Митаве ей встретится тот, кто увидит в ней ангела, так папа обещал, оценит ее, и она отзовется на его чувства, а тот еще будет жалеть об упущенном шансе.

Главное – узнать свою любовь, и как-то так выступить, чтобы он понял все. Как – она не думала, это потом, на месте и по ситуации, ныне она знает, как себя вести, чтобы не попасть впросак по наивности. Теперь у нее есть опыт влюбленности и разочарования, а это избавляет от глупости и напрасных надежд. Этим летом она стала другой. Ее даже не волновали одноклассники с их детскими разговорами. У нее совсем другая история. Тетки правы, у нее все впереди, и там она будет иной, уверенной и смелой, какой никогда не решалась быть. А папа и не сомневался, что так и будет.

***

Девочке нужен папа, хотя говорят, что мальчишка без отца расти не может. Все не так, все совсем наоборот. Мальчику папа не нужен, ему мама нужна, чтобы любила и баловала, а он добрым, ласковым и щедрым вырос. А девочке – как раз, папа: чтобы восхищался ею, а она гордилась им, и знала, что мужчиной должно гордиться. Папа есть – ты принцесса. А если так, случайно заблудший папа, сам не осознавший, что он отец, то быть тебе неудачницей. Мальчик не хочет быть, как папа, он по закону природы отрицает его. Но хочется, чтобы те, кто смотрят на тебя, девочку, смотрели как папа, с такой же бескорыстной любовью и нежностью. Моей бабушке повезло. Мягкий добрый папа и энергичная резкая мама, хотя это все по рассказам бабушки и известно.