Свадьба колдуньи - Розали Эш

Люк задержал на ней долгий таинственный взгляд и наконец сказал:

- Ты прекрасно выглядишь.

- Спасибо!

Она тут же склонила голову, пытаясь скрыть мгновенно залившую ее щеки краску и хваля себя за то, как лихо разыгрывает веселое безразличие.

Люк вытащил из внутреннего кармана смокинга длинный узкий пакетик из золотистой бумаги и с непроницаемым лицом вручил его Верити.

- Я хотел сделать это во время ужина, но не могу больше ждать. С днем рождения, Верити.

В его глазах было что-то такое, от чего у нее на секунду перехватило дыхание: саднящий, голодный взгляд, от которого у нее тут же засосало под ложечкой. Но уже в следующее мгновение, когда взгляд его опять стал непроницаемым, она решила, что ей показалось.

Люк наклонился и сдержанно чмокнул ее в щеку твердыми холодными губами; сердце у нее затрепетало.

Держа пакетик дрожащими пальцами, она неуверенно рассматривала его.

- Люк, это... То есть, я хочу сказать, незачем было это покупать...

- Открой.

- О'кей. Но я не могу принять этого.

- Можешь, - сказал Люк холодным, не терпящим возражений голосом.

Пожав плечами, Верити глубоко вздохнула и развернула пакетик. В длинной коробочке из черной кожи лежал тонкой работы овальный кулон из желтого камня, окруженный мелкими сверкающими белыми камешками, вспыхивающими огнем в лучах электрического света.

В горле у нее пересохло. Она посмотрела прямо в полуприкрытые глаза Люка. Уже подарки! Драгоценные камни, стоящие, наверное, целое состояние... Второй этап его плана? Аванс за ожидаемые услуги? Видимо, он так плохо о ней думает, что уже начал питать какие-то надежды. Неужели он надеется, что в благодарность она забудет обо всем на свете? Как же теперь выйти из этой игры, не разругавшись с ним в пух и прах?

С натянутой улыбкой она встала и чмокнула его в щеку, но, стоило ему взять ее за руку, она тут же запаниковала.

- Чудесный кулон, но я не могу его принять, Люк! - повторила она с беззаботным видом, пытаясь освободиться.

- Он твой. Надень его прямо сейчас, он очень подходит к твоему платью, - глухо сказал Люк.

Он настаивал, и она судорожно глотнула воздух, чувствуя, как от плотно сжавших ее запястье пальцев по руке у нее бегут мурашки.

- Люк, я не могу...

- Но ведь мы же старые знакомые, - напомнил он ей терпеливо, с довольным видом. - А знакомые имеют право дарить друг другу подарки. Ты тоже можешь мне что-нибудь купить на день рождения, это в августе. И будем квиты, no es verdad? Не так ли?

Он медленно повернул ее к себе, вытащил кулон из коробочки и застегнул на ее шее, скользнув пальцами по еще влажным волосам. Уверенность, с какой он все это проделал, заставила ее подумать о бесконечной череде женщин, с которыми он приобрел этот опыт.

От злости и собственного бессилия у нее даже перехватило дыхание, и она опустила голову. Тяжелый камень светился на ее коже как раз над самой ложбинкой груди. Она поднесла его к свету и с любопытством повертела, сразу забыв о своем раздражении.

- Так и быть, принимая во внимание все твои труды: надо же было его купить, а потом силой нацепить мне на шею - ладно, поношу его сегодня, согласилась она с нервным смешком, наблюдая за игрой света на гранях камня. - Очень красиво. Люк. Но что это?

- Желтый камень - янтарь. Этот берег известен как Costa de Ambar. Здесь добывают янтарь.

- Янтарь... - Она всмотрелась в сверкающую, волшебную глубину.

- Он мне очень нравится. Пожалуй, это самый красивый кулон из всех, что я когда-либо видела, но я действительно не могу его принять...

- Ты уже приняла. Виепо! Пойдем за стол.

- Si, patron! - сухо подхватила она и позволила ему препроводить себя к столику в увитой зеленью беседке рядом с бассейном и рощицей ярко освещенных пальм.

В дальнем конце танцплощадки появились музыканты с гитарами и саксофоном: четверо мужчин и две женщины. Заиграла мягкая ритмичная музыка, но Верити готова была побиться об заклад, что к концу вечера она станет зажигательной. Сверкающие золотые пиджаки приковывали к музыкантам всеобщее внимание. На женщинах с обнаженными гибкими животами были лифы с оборками и многослойные ярких цветов юбки.

Разговор с Люком тек так мирно и гладко, что она готова была приписать эту гармонию сауэру и неотразимому очарованию Люка, которое таки взяло над ней верх.

Они говорили о Лондоне, о ее делах, о друзьях Люка, которые теперь вот уже регулярно прибегали к ее услугам, едва ли не предпочитая ее фирму всем остальным.

Выпив пару бокалов вина, она уже не могла сказать, играет ли она роль или ведет себя естественно. Она рассказывала ему о том удовольствии, что получала от аранжировки праздничных вечеров и обедов для своих клиентов. За изысканным ужином - мясо крабов и раков, а затем филе, гордо поданное самим шеф-поваром, - их взаимоотношения стали почти теплыми. Они говорили о литературе, отыскивая общие привязанности - например, Умберто Эко и Агата Кристи, - о кинематографе и театре. Люк имел слабость к двум противоположным жанрам: с одной стороны, полные действия приключенческие комедии, а с другой - в высшей степени элитарные фильмы мировых знаменитостей.

- Но особенно мне нравятся испанские фильмы, - добавил он с легкой улыбкой, поднося к губам бокал бургундского. - Может, оттого, что я человек двуязычный?

- Думаю, именно поэтому. Меня, например, тоже раздражают переводные книги: при переводе добрая половина теряется. А вот любовные романы я готова читать каждый день. И с носовым платком в руке!

- Ты - и любовь? - удивился Люк, глядя на нее поверх освещенного свечой стола. Вериги тут же спустилась с небес на землю. Он опять иронизирует, а она, сама того не заметив, настолько ослабила оборону, что ему опять удалось задеть ее за живое. Она прикусила губу и прикрыла глаза густыми золотистыми ресницами, чтобы скрыть боль.

На десерт им подали нарезанные тонкими ломтиками манго с кокосовым мороженым.

- Передай мои поздравления твоему шефповару, - сказала она наконец, допивая бокал красного вина и чувствуя, как ее одолевает сонливость, но у меня такое впечатление, что разница во времени опять начинает на мне сказываться. А может, это от вина?

- Скорее, от сауэра. - Поддразнивая ее, Люк приподнял бровь. - Коварный напиток. Пойдем потанцуем. Это тебя разбудит.

Пульсирующий синкопированный ритм меренге уже выманил несколько пар на площадку. Танцевали и девушки из оркестра: высоко подняв руку, покачивая бедрами и делая круговые движения животом, тесно прижимаясь к партнеру. Представив, что и ей придется так танцевать с Люком, Вериги почувствовала, как ее бросило в жар.

Она встала, слегка покачнувшись.

- Пожалуй, для начала я пройдусь по пляжу. Боюсь, как бы не упасть на площадке и не поставить тебя в неловкое положение!

- Я пойду с тобой, - тут же предложил Люк.

Вечером ветер с океана усилился, раскачивая длинные листья королевских пальм. Прибой с шумом набрасывался на пляж. Огромная круглая луна освещала воду, песок и пальмы ровным серебряным светом.

- Сниму-ка я босоножки, - со смехом сказала она, покачиваясь на высоких каблуках. - Я же говорила Саре, в них невозможно ходить по песку!

Наклонившись, чтобы снять босоножки на тонких ремешках, она едва не потеряла равновесие, и Люк поддержал ее. Потом взял за плечи, медленно выпрямил и прижал к себе.

- Сара была права, - пробормотал он тихо, гладя на нее сверху вниз. Лицо его было в тени, и невозможно было понять, о чем он думает.

- Отпусти, Люк!

- Без меня ты не можешь сделать и шагу, - сиронизировал он мягко. - Я все еще никак не пойму, что значит эта интригующая дрожь безразличия, которую ты никак не можешь сдержать всякий раз, как я к тебе прикасаюсь...

- Не будь смешным, - деланно рассмеялась она, чувствуя, как его руки скользят по ее спине с явным намерением обнять. Но когда он прижал ее к себе, Верити оказалась не в состоянии сопротивляться. Она обвила его за шею и, закрыв глаза, отдавшись ликующему отчаянию, подставила ему свои полураскрытые губы.

Однако, не дождавшись поцелуя, она открыла глаза и была страшно обескуражена, увидев, что он улыбается. Как же она разозлилась на саму себя! Приходилось признать, что она мечтала о поцелуе Люка, жаждала его. Вся она была во власти желания, грудь ее трепетала, а соски предательски напряглись под тонкой тканью платья. Люк, должно быть, чувствовал их напряжение сквозь шелковую рубашку. Их бедра слились воедино, а живот и ноги у нее были в огне... Что с ней происходит? Они с Эдвардом были почти мужем и женой, но никогда ранее не испытывала она ничего похожего на это неодолимое, пульсирующее желание отдать тело и душу!

Люк же, видимо, запросто себя контролировал и был способен на холодную иронию. Ее самолюбию был нанесен тяжелейший удар...

- Как поживает Сара? - выдохнул он ей в щеку.

Неужели он затеет светский разговор, доведя ее до такого состояния? Она чувствовала себя униженной вдвойне.