Золотой эшелон - Виктор Суворов

А 13-я рота вдруг прекратила свое существование, превратившись в батальон. Караулы вокруг удвоили и проволоку восстановили, добавив новой. И из-за той проволоки вопли раздавались и стрельба. С верхних этажей соседних казарм видели бои рукопашные, чистку оружия далеко за полночь, подъемы до рассвета, а то и тактические занятия на всю ночь. И вздыхали солдатики: ждем дембеля, как рая земного, ужели и нам судьба такой месяц последний уготовила?

Три дня и три ночи наполнял новый батальон шумом весь военный городок и наводил сотни голов на самые разные догадки, а потом был выстроен батальон на строевой смотр и полковник речь говорил. Что он там говорил, никому со стороны расслышать не удалось. Но были высказаны соображения.

— Даю тебе бронеплощадку, — сообщил Гусев, сделав широкий жест.

— Чего? — не понял Зубров.

— Бронеплощадку. Фильмы про войну смотрел? Смотрел. Ну так вспоминай, что бронеплощадкой называется боевой вагон бронепоезда.

— И вот из тех былинных времен мне и дают музейный вагон?

— Нет, не из тех былинных. Мы — единственная страна мира, которая и в конце двадцатого века имеет бронепоезда. Железные дороги — главный транспорт. На случай Третьей мировой войны мыслилось обеспечить надежную защиту железных дорог и потому в составе железнодорожных войск есть бронепоезда и отдельные броневагоны, называемые, как ты теперь знаешь, бронеплощадками. В мирное время все бронепоезда и бронеплощадки стоят в консервации. Ждут своего часа. Вот дождались. Понятно, что почти все они были сосредоточены в центральных районах страны — оттуда мыслился поток войск и вооружения к границам. А в западных приграничных округах им делать нечего.

В нашем Одесском округе одна только оказалась. Любуйся.

Залюбовался Зубров. Было чем. Бронеплощадка — это восьмиосный стодвадцатитонный вагон, закованный броней. Над первой группой осей — башня танка Т-72, над второй группой осей — башня «Шилки» — зенитной самоходной установки ЗСУ-23-4. Судя по вооружению, сработали эту красавицу не менее десяти лет назад, но она так и осталась новенькой, простояв долгие годы в депо, покрытая защитной смазкой и укутанная брезентами. Теперь брезенты и смазку сняли, и она предстала во всей грозной красоте перед своим будущим командиром.

— Зайдем?

— Зайдем, товарищ генерал-полковник.

Пахнуло краской свежей.

— В самом носу танковая башня.

— Самая обыкновенная башня с самого обыкновенного танка?

— Именно так. Только в танке силуэт низкий, поэтому при подъеме ствола вверх казенник пушки упирается в пол и пушку особенно не задерешь. А тут простор, казенник никуда не упирается, и поэтому пушку можно задрать очень высоко. При случае и по воздушным целям можешь шарахнуть. За точность не ручаюсь. Но лучше стрелять не особенно точно, чем никак. Мощь у пушки — дикая. Никто на западе таких пушек на танки не ставит. А заряжение автоматическое: восемь-девять выстрелов в минуту. Места в бронеплощадке много, и поэтому запас снарядов — ровно в пять раз больше, чем в обыкновенном танке. А вторая башня — с нашей родной «Шилки». Двадцать лет у американцев ничего подобного не было, а всего-то в ней: радарчик и четыре автоматические пушки, скорострельность четыре тысячи выстрелов в минуту. Старушка, конечно, но по самолетам сгодится. Рекомендую и по наземным целям.

А теперь по вагону пройдем. Тут — твой командный пункт с приборами наблюдения и внутренней связи. Бронеплощадка идет впереди локомотива, частично закрывая машинисту обзор, поэтому на твой командный пункт выведены приборы дистанционного управления. Со всеми приборами разберись. Кроме тебя тут постоянно будет находиться лейтенант железнодорожных войск. В состав твоего батальона включаю целый взвод железнодорожников — машинисты, механики, ремонтники мостов и пути, расчеты башен. Железнодорожный командир тебе скоро представится и покажет все хозяйство. А тут твоя командирская рубка. Комфорт, как у командира крейсера. Рубка связи — рядом. Кое-какое радиооборудование мы тебе вчера дополнительно вставили, включая станцию Р-600.

— Р-600? Правительственная связь?

— А как же. Ты ответственную правительственную задачу выполняешь. Будешь держать постоянную связь со мной и с Центральным командным пунктом, и с «Инстанцией». Понятно, что антенны выдвижные очень громоздкие и разворачивать их можно только на остановках.

— Кто же у меня на Р-600 работать будет?

— Понятно, никто такую станцию не потянет, кроме эксперта с многолетним опытом правительственной связи. Отдаю тебе своего личного радиста-шифровальщика, майора Брусникина. Да вот он тут сам со своей аппаратурой.

Из аппаратной на Зуброва глянула веселая чумазая рожа.

— Товарищ генерал-полковник, разрешите представиться своему командиру?

— Представляйся.

— Товарищ полковник, майор Брусникин, представляюсь по случаю назначения начальником связи вверенного вам батальона.

— Здравствуйте, майор.

— Здравия желаю, товарищ полковник.

— Чем занимаетесь, майор?

— Готовлю аппаратуру к работе в боевой обстановке.

— Я вас где-то раньше встречал?..

— На узле перехвата в Гаване, товарищ полковник.

— Да, вспомнил. Продолжайте работу.

— Есть продолжать работу.

Грянула команда и покатилась по углам безбрежного плаца, залаяла эхом вдали. Замер батальон. Не шелохнется. Только Зубров вроде как приплясывает на месте, точно жеребец в нетерпении. Радостное бешенство полковника переполняет. Хлестнул Зубров прутиком по голенищу и приказал, как отрубил:

— Младший сержант Салымон!

— Я!

— Сорок шагов вперед! Шагом АРШ!

Отпечатал Салымон сорок указанных ему шагов, замер. Ждет. И батальон ждет. Застыв. Что еще Зубров учудит? Что еще ему в голову взбредет? Ишь глазом-то, глазом косит. Жеребец, он и есть жеребец.

— Продемонстрируй, Салымон, мощь свою.

— Есть продемонстрировать мощь!

Ухватил Салымон метров трех антенну. Взмахнул слегка как кнутом цыганским. Побежала волна по змеиной спинке. Вздохнул-выдохнул. Примерялся долго, поглядывая на красавицу березку на краю плаца.

— С-а-а-лымон, — с распевом протянул Зубров предварительную команду и тут же рубанул команду исполнительную: — БЕЙ!

Развернулся Салымон дискоболом на полный круг, волоча за собой по земле антеннов конец, крутанул над собой свистящую стальную плеть и положил конец ее на березовый стволик. Захлестнула антенна ствол, обвилась, облепила. И опала. Постояла, постояла березка и подкосилась.

— Славненько. А если б такой антенной кому по хребту врезать? Переломил бы хребет одним ударом? — сам себе задал вопрос Зубров и сам же уверенно ответил: — Переломил бы.

И батальон молча со своим командиром согласился.

— Младший сержант Салымон!

— Я!

— Назначаю вас своим телохранителем и исполнителем, с сохранением должности старшины батальона и присвоением воинского звания сержант!

— Служ… Сов… Союз!

— Становитесь в строй!

— Есть!

— Вот что, сучьи дети. Полномочий у меня всегда хватало…

При этих словах по строю легкой рябью понесло усмешку полного согласия. Собственной шкурой вспомнил каждый, что полномочий действительно Зуброву всегда хватало. А еще вспомнил каждый, что полномочия свои он использовал полностью, до упора, ну и еще самую малость сверх того.

— А теперь получил я полномочия чрезвычайные. И потому порядок будет такой: любой приказ любого из командиров от ефрейтора до полковника, выполняется любой ценой. — Окинул Зубров батальон цепким взглядом и повторил совсем уж тихо: — Любой приказ, любой ценой.

Сказал последние слова он вроде сам себе, но услышан был даже и в задних рядах.

— Если ради выполнения жизнь придется положить, что ж, клади жизнь. Чего ее жалеть? То не приказ, ради которого жизнь положить жалко. То не страна, ради которой солдат жизнью не готов жертвовать.

На смерть идем. Все. Днем раньше, днем позже — велика ли разница? А уж если подыхать, так красиво. Подохнем, но приказ родины выполним!

— Выполним, — вдруг отозвался глухо батальон.

— За невыполнение любого приказа запорю шомполами. За злостное невыполнение после ста шомполов Салымон еще и антенной добавит. За невыполнение приказа сержанта — один удар антенной. За невыполнение приказа прапорщика — десять ударов антенной. За невыполнение приказа офицера — сто антенн! Ну, а если кто моего приказа не выполнит… — Зубров на мгновение задумался… — Кто моего приказа не выполнит… — того я прощу. Но мои приказы рекомендую выполнять. Не мне служите, сучьи дети, но родине нашей. Спасать ее идем. Что везем, ни мне, ни вам знать не дано. Может быть, везем нечто такое, что родину нашу спасет. Довезем, и будет она жить в свободе, в труде, в радости. Не довезем — может, рухнет она к чертовой матери. И будет править нами всяк кто ни попадя. Но не быть тому! Груз мы доставим. Любой ценой. Любой. Приказали мне формировать батальон только добровольцами. Вот тут я применил первый раз свои особые полномочия: никаких добровольцев. Всегда так было: командиру приказывают, что сделать надо, а уж как, пусть сам сообразит. Вот и мне приказали груз доставить, а уж как — сам решу. И решил: без добровольцев. Родина в развале. Спасать надо. И не нужно мне знать вашего желания. Горе той стране, которую защищают только желающие. А если желающих сдохнуть не найдется в достатке, тогда как? Так вот, кого знаю, кому верю, кого в деле видел, того взял. А теперь кому прикажу сдохнуть, все и сдохнем. Вопросы ЕСТЬ?