Драконий бог Нары - Мидзуна Кувабара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненависть к Минако? Нет, глубже… гораздо глубже. Сошло бы все. Любое, связанное с ним, что можно было бы сжать в руках, любое. Не обязательно Минако… Потому что она была его любимой Минако… потому-то он ее и хотел. Пусть на момент. Пусть то, чего уже нет. Пусть то, что Кагетора отдал другому человеку. Даже осколки. То, чего нет у Наоэ, до чего не дотянуться… Его любовь… его сердце — Наоэ хотел выкрасть их из чужой души.
Он предупреждал себя сотни раз: что это ошибка, что это безумие и эта ревность, которые изглодали его до костей — лишь заблуждение. Что эти чувства ненастоящие и их вообще быть не должно.
Но…
Нельзя обманывать себя вечно. Он пытался избавиться от этих чувств, но не мог заставить их просто исчезнуть! Его руки искали Кагетору… искали в безумном желании. Для него, живущего в долг, Кагетора и был жизнью.
— Люблю тебя!.. — кричал Наоэ, и в его воображении на месте Минако был Кагетора.
Наоэ уже потерял всякое подобие рассудка. Он хотел, чтобы кто-то сказал, объяснил ему это уродство, эти эмоции, это безумие. Он хотел, чтобы кто-то поведал ему об истинной природе этого глубокого помешательства, которое разрушало и тело, и разум. Он молил о луче света, который бы мог показать дорогу в бесконечной грозовой ночи. И только.
А спустя несколько месяцев после атаки Оды его и Минако сделали приманкой для Кагеторы, а тот, великолепно зная о ловушке, пришел спасти их… и погиб, пожертвовав собой ради них. Другого выхода не было. Душа, отделенная от тела, уязвима, как безоружный воин. Без поддержки тела она не могла использовать силы. Хаконха Нобунаги наверняка уничтожила бы душу Кагеторы. Наоэ использовал свое отвратительное умение прежде, чем успел засомневаться. Властью Кэнсина ему одному была дарована сила совершать каншо над другими. Нобунага убьет душу Кагеторы… такого Наоэ не мог допустить, но в этот отчаянный момент только одно тело подходило для вместилища. А иного пути не было: Кагетора был единственным, кого Наоэ не мог потерять. Просто не мог. Не хотел — не сейчас, не впредь, никогда…
Не мог потерять!
Никакого способа, никакого выбора. Только так: вселить Кагетору в тело Минако.
«Тебя одного я не прощу до конца вечности!»
Зала Третьего Месяца закрылась. Наоэ вышел из храма и, перед тем, как подняться по каменным ступеням Залы Второго Месяца, немного побродил по парку. Он пришел к храму спереди, теперь же решил полюбоваться видом с другой стороны. С платформы, выходящей на запад, открывался великолепный вид на Нару. И здесь было тихо. Никто из посетителей храма не разговаривал; собрались тут и влюбленные, и семейные пары, и просто друзья, но все они молчали, погрузившись, наверное, в собственные мысли. Они просто смотрели на заходящее солнце, уплывающее за горизонт. Наоэ тоже посмотрел в небо. Внезапно он услышал, словно шепот в сердце, слова, которые Минако сказала ему той ночью. Минако, которая должна была люто ненавидеть его — она стала единственной, кто все понял. Только она поняла эти безнадежные чувства. Раздумывая над этим теперь, он точно осознал… это потому, что ее обуревали те же глубокие чувства. К тому же человеку.
По мере того, как солнце скрывалось за горизонтом, небо менялось. Алые полосы горели в облаках над горными пиками, а сами облака сначала залились оранжевым, а потом темно-розовым. В конце концов яркий багрянец хлынул в небо — невыразимо прекрасное зрелище. Красные облака плыли на запад, несколько птиц пересекли безграничный простор. На момент Наоэ потерял дар речи: ему хотелось только соединить ладони в молитве, растворяясь в величественном свечении. Древние строители храма очевидно хорошо знали Чистые Земли, этот рай будд, который люди, измученные отмаливанием своих грехов, могут увидеть лишь мельком, в особые моменты. В один из таких моментов и попал Наоэ.
Безумие, подавленное виной и сожалением, постепенно возвращалось к жизни. Со дня их воссоединения он уже знал, что эти неприкрытые страсти, которые — он убеждал себя, повторял себе — были иллюзией, однажды выплеснутся из сердца и хлынут ярким неудержимым потоком. Даже если он больше никогда не увидит такое небо… Завораживающая красота этой минуты ворвалась ему в душу.
Вот здесь. Я хочу быть с тобой… здесь.
Ему хотелось молиться угасающему свету, просто молиться, забыв, что можно еще и плакать.
Это небо… совсем как моя любовь к тебе.
Небо потемнело, и в Наре вспыхнули неоновые огни. Зажглись фонари Залы Второго Месяца, и Наоэ, оставив толпу наслаждаться ночным пейзажем, отправился по крытому переходу к дорожке вдоль правой стены. Он еще обернулся, чтобы бросить взгляд на мягкий свет храмовых фонариков, а потом ступил на темную тропинку. Миновав залитый сиянием Зал Великого Будды, он прошел сквозь Большие Южные Ворота, очутился на оживленной улице и отправился к гостинице. Возможность связи между странными молниями и Ями Сэнгоку казалась не такой уж маленькой.
«Можно ли положиться на силу Кагеторы-сама?»
Вот это беспокоило Наоэ в первую очередь. Да, Кагетора безупречно выполнил тебуку в случае Асина Мориудзи, и потом, в Токио, и не было причины полагать, что это умение исчезло. Его силы, вроде, более или менее стабилизировались после Сэндая. Но в то же время…
«Пройдет время — и Кагетора вспомнит».
Слова Косаки лежали на душе тяжелым грузом. Если этой дороги не избежать никакими силами, то остается только двигаться вперед. Назад пути нет. Наоэ уже решил за те несколько дней, которые они с Кагеторой провели в Сэндае и Токио. Второй раз он от Кагеторы не убежит. С такой нерешительностью Кагетору не защитишь, а он был единственным, кто может… и он это сделает. Такое вот тщеславие: каким бы ужасным он не был, а эти слова мог с гордостью сказать хоть перед всеми богами разом.
В отеле Наоэ направился к стойке регистрации. Там стоял хорошо сложенный юноша, который, видно, тоже только что вернулся. А рядом с ним — другой. Он заметил Наоэ, и на лице его промелькнуло узнавание. Удивленный, он тем не менее слабо и неловко улыбнулся Наоэ:
— Слушай, а ты шустро обернулся.
Наоэ с готовностью умиротворенно улыбнулся в ответ:
— С возвращением, Такая-сан.
Защитить тебя…
Глава 4: Хирагумо
Когда Чиаки и Такая вернулись в отель, было уже около половины восьмого. И первым делом они отправились в японский ресторанчик на последнем этаже отеля.
— Одержимая Хирагумо? — перебил
